Неточные совпадения
Поражала меня тоже его необыкновенная худоба: тела на нем почти
не было, и как будто на кости его была наклеена
только одна кожа.
Никогда он
не взял в руки ни одной газеты,
не произнес ни одного слова, ни одного звука; а
только сидел, смотря перед собою во все глаза, но таким тупым, безжизненным взглядом, что можно было побиться об заклад, что он ничего
не видит из всего окружающего и ничего
не слышит.
Я сказал уже, что старик, как
только усаживался на своем стуле, тотчас же упирался куда-нибудь своим взглядом и уже
не сводил его на другой предмет во весь вечер.
Я
только горько заплакал, да так и уехал, ничего
не сказавши.
Купеческая дочка, доставшаяся князю, едва умела писать,
не могла склеить двух слов, была дурна лицом и имела
только одно важное достоинство: была добра и безответна.
Я, брат,
только не умею выразиться, но ты меня понимаешь; любя говорю.
Он ожидал чего-то непостижимо высокого, такого, чего бы он, пожалуй, и сам
не мог понять, но
только непременно высокого; а вместо того вдруг такие будни и все такое известное — вот точь-в-точь как то самое, что обыкновенно кругом совершается.
А
только все-таки, Ваня, у тебя какое-то эдак лицо… то есть совсем как будто
не поэтическое…
Я, друзья мои,
не ученый,
только чувствовать могу.
А
только будь честен, Ваня, будь честен, это главное; живи честно,
не возмечтай!
Но я знал еще… нет! я тогда еще
только предчувствовал, знал, да
не верил, что кроме этой истории есть и у них теперь что-то, что должно беспокоить их больше всего на свете, и с мучительной тоской к ним приглядывался.
Но боже, как она была прекрасна! Никогда, ни прежде, ни после,
не видал я ее такою, как в этот роковой день. Та ли, та ли это Наташа, та ли это девочка, которая, еще
только год тому назад,
не спускала с меня глаз и, шевеля за мною губками, слушала мой роман и которая так весело, так беспечно хохотала и шутила в тот вечер с отцом и со мною за ужином? Та ли это Наташа, которая там, в той комнате, наклонив головку и вся загоревшись румянцем, сказала мне: да.
Только из дому-то
не уходи!..
— Да разве князь, — прервал я ее с удивлением, — про вашу любовь знает? Ведь он
только подозревал, да и то
не наверное.
А что он увлекся, так ведь стоит
только мне неделю с ним
не видаться, он и забудет меня и полюбит другую, а потом как увидит меня, то и опять у ног моих будет.
Что если ты правду про него сейчас говорил (я никогда этого
не говорил), что он
только обманывает меня и
только кажется таким правдивым и искренним, а сам злой и тщеславный!
Этот стон с такою болью вырвался из ее сердца, что вся душа моя заныла в тоске. Я понял, что Наташа потеряла уже всякую власть над собой.
Только слепая, безумная ревность в последней степени могла довести ее до такого сумасбродного решения. Но во мне самом разгорелась ревность и прорвалась из сердца. Я
не выдержал: гадкое чувство увлекло меня.
— Наташа, — сказал я, — одного
только я
не понимаю: как ты можешь любить его после того, что сама про него сейчас говорила?
Не уважаешь его,
не веришь даже в любовь его и идешь к нему без возврата, и всех для него губишь? Что ж это такое? Измучает он тебя на всю жизнь, да и ты его тоже. Слишком уж любишь ты его, Наташа, слишком!
Не понимаю я такой любви.
Да, я
не любил его, и, каюсь, я никогда
не мог его полюбить, —
только один я, может быть, из всех его знавших.
—
Не вините меня! — повторил он, — уверяю вас, что теперь все эти несчастья, хоть они и очень сильны, —
только на одну минуту.
— Непременно простит,
только, может быть,
не так скоро.
Я, например, если
не удастся роман (я, по правде, еще и давеча подумал, что роман глупость, а теперь
только так про него рассказал, чтоб выслушать ваше решение), — если
не удастся роман, то я ведь в крайнем случае могу давать уроки музыки.
Все это привидение чрезвычайно ярко и отчетливо нарисовалось внезапно в моем воображении, а вместе с тем вдруг установилась во мне самая полная, самая неотразимая уверенность, что все это непременно, неминуемо случится, что это уж и случилось, но
только я
не вижу, потому что стою задом к двери, и что именно в это самое мгновение, может быть, уже отворяется дверь.
— Так он… ну да, так это он и умер…
Только ты
не печалься, голубчик мой. Что ж ты
не приходила? Ты теперь откуда? Его похоронили вчера; он умер вдруг, скоропостижно… Так ты его внучка?
Через минуту я выбежал за ней в погоню, ужасно досадуя, что дал ей уйти! Она так тихо вышла, что я
не слыхал, как отворила она другую дверь на лестницу. С лестницы она еще
не успела сойти, думал я, и остановился в сенях прислушаться. Но все было тихо, и
не слышно было ничьих шагов.
Только хлопнула где-то дверь в нижнем этаже, и опять все стало тихо.
История Смита очень заинтересовала старика. Он сделался внимательнее. Узнав, что новая моя квартира сыра и, может быть, еще хуже прежней, а стоит шесть рублей в месяц, он даже разгорячился. Вообще он сделался чрезвычайно порывист и нетерпелив.
Только Анна Андреевна умела еще ладить с ним в такие минуты, да и то
не всегда.
Он уважал ее и любил беспредельно, несмотря на то, что это была женщина
только добрая и ничего больше
не умевшая, как
только любить его, и ужасно досадовал на то, что она в свою очередь была с ним, по простоте своей, даже иногда слишком и неосторожно наружу.
— А ты
не верь! — перебила старушка. — Что за очаровательная? Для вас, щелкоперов, всякая очаровательная,
только бы юбка болталась. А что Наташа ее хвалит, так это она по благородству души делает.
Не умеет она удержать его, все ему прощает, а сама страдает. Сколько уж раз он ей изменял! Злодеи жестокосердые! А на меня, Иван Петрович, просто ужас находит. Гордость всех обуяла. Смирил бы хоть мой-то себя, простил бы ее, мою голубку, да и привел бы сюда. Обняла б ее, посмотрела б на нее! Похудела она?
Ну, вот я и рада, что хоть про медальон-то он
не знает и
не заметил;
только хвать вчера утром, а медальона и нет,
только шнурочек болтается, перетерся, должно быть, а я и обронила.
— Батюшка… я ничего
не хочу! Так, сдуру сказала; прости, коли в чем досадила, да
только не кричи, — проговорила она, все больше и больше дрожа от страха.
— Николай Сергеич! Неужели вам
не жаль Анну Андреевну? Посмотрите, что вы над ней делаете, — сказал я,
не в силах удержаться и почти с негодованием смотря на него. Но я
только к огню подлил масла.
— Батюшка, Николай Сергеич,
не проклинай… все, что хочешь,
только дочь
не проклинай! — вскричала Анна Андреевна.
— Как это хорошо! Какие это мучительные стихи, Ваня, и какая фантастическая, раздающаяся картина. Канва одна, и
только намечен узор, — вышивай что хочешь. Два ощущения: прежнее и последнее. Этот самовар, этот ситцевый занавес, — так это все родное… Это как в мещанских домиках в уездном нашем городке; я и дом этот как будто вижу: новый, из бревен, еще досками
не обшитый… А потом другая картина...
— Так неужели ж никогда, никогда
не кончится этот ужасный раздор! — вскричал я грустно. — Неужели ж ты до того горда, что
не хочешь сделать первый шаг! Он за тобою; ты должна его первая сделать. Может быть, отец
только того и ждет, чтоб простить тебя… Он отец; он обижен тобою! Уважь его гордость; она законна, она естественна! Ты должна это сделать. Попробуй, и он простит тебя без всяких условий.
— Такое средство одно, — сказал я, — разлюбить его совсем и полюбить другого. Но вряд ли это будет средством. Ведь ты знаешь его характер? Вот он к тебе пять дней
не ездит. Предположи, что он совсем оставил тебя; тебе стоит
только написать ему, что ты сама его оставляешь, а он тотчас же прибежит к тебе.
— Нет, пойдем! Я тебя
только ждала, Ваня! Я уже три дня об этом думаю. Об этом-то деле я и писала к тебе… Ты меня должен проводить; ты
не должен отказать мне в этом… Я тебя ждала… Три дня… Там сегодня вечер… он там… пойдем!
— О боже мой! — вскрикнул он в восторге, — если б
только был виноват, я бы
не смел, кажется, и взглянуть на нее после этого! Посмотрите, посмотрите! — кричал он, обращаясь ко мне, — вот: она считает меня виноватым; все против меня, все видимости против меня! Я пять дней
не езжу! Есть слухи, что я у невесты, — и что ж? Она уж прощает меня! Она уж говорит: «Дай руку, и кончено!» Наташа, голубчик мой, ангел мой, ангел мой! Я
не виноват, и ты знай это! Я
не виноват ни настолечко! Напротив! Напротив!
— Половина одиннадцатого! Я и был там… Но я сказался больным и уехал и — это первый, первый раз в эти пять дней, что я свободен, что я был в состоянии урваться от них, и приехал к тебе, Наташа. То есть я мог и прежде приехать, но я нарочно
не ехал! А почему? ты сейчас узнаешь, объясню; я затем и приехал, чтоб объяснить;
только, ей-богу, в этот раз я ни в чем перед тобой
не виноват, ни в чем! Ни в чем!
Последний был дядя, Семен Валковский, да тот
только в Москве был известен, да и то тем, что последние триста душ прожил, и если б отец
не нажил сам денег, то его внуки, может быть, сами бы землю пахали, как и есть такие князья.
— А господь его знает, совсем и
не разберешь, как он решил; а я вовсе
не болтун, я дело говорю: он даже и
не решал, а
только на все мои рассуждения улыбался, но такой улыбкой, как будто ему жалко меня.
Убеждений его я
не переменю, а
только его раздосадую; а ему и без того тяжело.
— Полно, Алеша, ты
только легкомыслен, а ты вовсе
не такой, — прибавила она, — с чего ты себя унижаешь?
Или во мне магнетизм какой-нибудь сидит, или потому, что я сам очень люблю всех животных, уж
не знаю,
только любят собаки, да и
только!
— Да ничего
не сказал. Я
только держал карандаш, а карандаш сам ходил по бумаге и писал. Это, говорят, Юлий Цезарь пишет. Я этому
не верю.
Завтра я опять к княгине, но отец все-таки благороднейший человек —
не думайте чего-нибудь, и хоть отдаляет меня от тебя, Наташа, но это потому, что он ослеплен, потому что ему миллионов Катиных хочется, а у тебя их нет; и хочет он их для одного меня, и
только по незнанию несправедлив к тебе.
Ведь смотреть на него нужно
только с этой точки,
не иначе, — вот он тотчас же и выйдет прав.
— Какое! Что ты! Это
только начало… и потому рассказал про княгиню, что, понимаешь, я через нее отца в руки возьму, а главная моя история еще и
не начиналась.
— Надо вам заметить, что хоть у отца с графиней и порешено наше сватовство, но официально еще до сих пор решительно ничего
не было, так что мы хоть сейчас разойдемся и никакого скандала; один
только граф Наинский знает, но ведь это считается родственник и покровитель.
Не буду ничего говорить,
не буду хвалить ее, скажу
только одно: она яркое исключение из всего круга.
У них сегодня никого
не было,
только мы одни, и ты напрасно думала, Наташа, что там был званый вечер.