Неточные совпадения
К чему эта дешевая тревога из пустяков, которую я замечаю
в себе
в последнее
время и которая мешает жить и глядеть ясно на жизнь, о чем уже заметил мне один глубокомысленный критик, с негодованием разбирая мою последнюю повесть?» Но, раздумывая и сетуя, я все-таки оставался на месте, а между тем болезнь одолевала меня все более и более, и мне наконец стало жаль оставить теплую комнату.
Главное, была большая комната, хоть и очень низкая,
так что мне
в первое
время все казалось, что я задену потолок головою.
В то
время, именно год назад, я еще сотрудничал по журналам, писал статейки и твердо верил, что мне удастся написать какую-нибудь большую, хорошую вещь. Я сидел тогда за большим романом; но дело все-таки кончилось тем, что я — вот засел теперь
в больнице и, кажется, скоро умру. А коли скоро умру, то к чему бы, кажется, и писать записки?
Князь, который до сих пор, как уже упомянул я, ограничивался
в сношениях с Николаем Сергеичем одной сухой, деловой перепиской, писал к нему теперь самым подробным, откровенным и дружеским образом о своих семейных обстоятельствах: он жаловался на своего сына, писал, что сын огорчает его дурным своим поведением; что, конечно, на шалости
такого мальчика нельзя еще смотреть слишком серьезно (он, видимо, старался оправдать его), но что он решился наказать сына, попугать его, а именно: сослать его на некоторое
время в деревню, под присмотр Ихменева.
Я заметил, что подобные сомнения и все эти щекотливые вопросы приходили к нему всего чаще
в сумерки (
так памятны мне все подробности и все то золотое
время!).
В сумерки наш старик всегда становился как-то особенно нервен, впечатлителен и мнителен. Мы с Наташей уж знали это и заранее посмеивались.
Но Анна Андреевна, несмотря на то что во
время чтения сама была
в некотором волнении и тронута, смотрела теперь
так, как будто хотела выговорить: «Оно конечно, Александр Македонский герой, но зачем же стулья ломать?» и т. д.
Так я мечтал и горевал, а между тем
время уходило. Наступала ночь.
В этот вечер у меня было условлено свидание с Наташей; она убедительно звала меня к себе запиской еще накануне. Я вскочил и стал собираться. Мне и без того хотелось вырваться поскорей из квартиры хоть куда-нибудь, хоть на дождь, на слякоть.
Я рассказал ему всю историю с Смитом, извиняясь, что смитовское дело меня задержало, что, кроме того, я чуть не заболел и что за всеми этими хлопотами к ним, на Васильевский (они жили тогда на Васильевском), было далеко идти. Я чуть было не проговорился, что все-таки нашел случай быть у Наташи и
в это
время, но вовремя замолчал.
— Вот он какой, — сказала старушка, оставившая со мной
в последнее
время всю чопорность и все свои задние мысли, — всегда-то он
такой со мной; а ведь знает, что мы все его хитрости понимаем. Чего ж бы передо мной виды-то на себя напускать! Чужая я ему, что ли?
Так он и с дочерью. Ведь простить-то бы мог, даже, может быть, и желает простить, господь его знает. По ночам плачет, сама слышала! А наружу крепится. Гордость его обуяла… Батюшка, Иван Петрович, рассказывай поскорее: куда он ходил?
Идти на
такое объяснение и
в то же
время не оскорбить, не обидеть — на это иногда не способны даже самые ловкие мудрецы, а способны именно сердца свежие, чистые и хорошо направленные, как у него.
Я нарочно сказал ей это. Я запирал ее, потому что не доверял ей. Мне казалось, что она вдруг вздумает уйти от меня. До
времени я решился быть осторожнее. Елена промолчала, и я-таки запер ее и
в этот раз.
Она не отвечала, губы ее вздрагивали. Кажется, ей хотелось что-то сказать мне; но она скрепилась и смолчала. Я встал, чтоб идти к Наташе.
В этот раз я оставил Елене ключ, прося ее, если кто придет и будет стучаться, окликнуть и спросить: кто
такой? Я совершенно был уверен, что с Наташей случилось что-нибудь очень нехорошее, а что она до
времени таит от меня, как это и не раз бывало между нами. Во всяком случае, я решился зайти к ней только на одну минутку, иначе я мог раздражить ее моею назойливостью.
— Именно, я заметил,
в женском характере есть
такая черта, что если, например, женщина
в чем виновата, то скорей она согласится потом, впоследствии, загладить свою вину тысячью ласк, чем
в настоящую минуту, во
время самой очевидной улики
в проступке, сознаться
в нем и попросить прощения.
Ты встречаешь меня с восторгом, ты вся проникнута новым положением нашим, ты хочешь говорить со мной обо всем этом; ты грустна и
в то же
время шалишь и играешь со мной, а я —
такого солидного человека из себя корчу!
А между тем
в это
время девушка выказывается перед ним
в совершенно неожиданном, новом виде; она
такая благородная, энтузиастка и
в то же
время такой наивный ребенок, и
в этом
так сходна с ним характером.
И она с
такою любовью взглянула на меня, сказав это. Все это утро она смотрела на меня
таким же нежным взглядом и казалась
такою веселенькою,
такою ласковою, и
в то же
время что-то стыдливое, даже робкое было
в ней, как будто она боялась чем-нибудь досадить мне, потерять мою привязанность и… и слишком высказаться, точно стыдясь этого.
Я знал, что они были
в связи, слышал также, что он был уж слишком не ревнивый любовник во
время их пребывания за границей; но мне все казалось, — кажется и теперь, — что их связывало, кроме бывших отношений, еще что-то другое, отчасти таинственное, что-нибудь вроде взаимного обязательства, основанного на каком-нибудь расчете… одним словом, что-то
такое должно было быть.
— Если б было
время, я бы вам сыграла Третий концерт Бетховена. Я его теперь играю. Там все эти чувства… точно
так же, как я теперь чувствую.
Так мне кажется. Но это
в другой раз; а теперь надо говорить.
— Знаю, у князя Р., раз
в год; я там вас и встретил. А остальное
время года вы коснеете
в демократической гордости и чахнете на ваших чердаках, хотя и не все
так поступают из ваших. Есть
такие искатели приключений, что даже меня тошнит…
— О нет, мой друг, нет, я
в эту минуту просто-запросто деловой человек и хочу вашего счастья. Одним словом, я хочу уладить все дело. Но оставим на
время все дело,а вы меня дослушайте до конца, постарайтесь не горячиться, хоть две какие-нибудь минутки. Ну, как вы думаете, что если б вам жениться? Видите, я ведь теперь совершенно говорю о постороннем;что ж вы на меня с
таким удивлением смотрите?
Много прошло уже
времени до теперешней минуты, когда я записываю все это прошлое, но до сих пор с
такой тяжелой, пронзительной тоской вспоминается мне это бледное, худенькое личико, эти пронзительные долгие взгляды ее черных глаз, когда, бывало, мы оставались вдвоем, и она смотрит на меня с своей постели, смотрит, долго смотрит, как бы вызывая меня угадать, что у ней на уме; но видя, что я не угадываю и все
в прежнем недоумении, тихо и как будто про себя улыбнется и вдруг ласково протянет мне свою горячую ручку с худенькими, высохшими пальчиками.
Я чувствую, что я отвлекусь от рассказа, но
в эту минуту мне хочется думать об одной только Нелли. Странно: теперь, когда я лежу на больничной койке один, оставленный всеми, кого я
так много и сильно любил, — теперь иногда одна какая-нибудь мелкая черта из того
времени, тогда часто для меня не приметная и скоро забываемая, вдруг приходя на память, внезапно получает
в моем уме совершенно другое значение, цельное и объясняющее мне теперь то, чего я даже до сих пор не умел понять.
Старый немец был
так ошеломлен, что сидел все
время, разинув рот, подняв свою руку,
в которой держал сигару, и забыв о сигаре,
так что она и потухла.
Я поблагодарил ее и сел у изголовья Нелли. Мне самому было тяжело, что я мог оставить ее
в такую минуту. Долго, до глубокой ночи сидел я над нею, задумавшись… Роковое это было
время.
Но все-таки, когда
время начало приближаться к разлуке, он опять впал
в беспокойство,
в слезы и опять прибегал ко мне и выплакивал свое горе.
В последнее
время он
так привязался к Наташе, что не мог ее оставить и на день, не только на полтора месяца.
Я решился до
времени не говорить Наташе об этой встрече, но непременно сказать ей тотчас же, когда она останется одна, по отъезде Алеши.
В настоящее же
время она была
так расстроена, что хотя бы и поняла и осмыслила вполне всю силу этого факта, но не могла бы его
так принять и прочувствовать, как впоследствии,
в минуту подавляющей последней тоски и отчаяния. Теперь же минута была не та.
Так прошло часа полтора. Не могу изобразить, что я вынес
в это
время. Сердце замирало во мне и мучилось от беспредельной боли. Вдруг дверь отворилась, и Наташа выбежала на лестницу,
в шляпке и бурнусе [плащ-накидка с круглым воротником, на подкладке]. Она была как
в беспамятстве и сама потом говорила мне, что едва помнит это и не знает, куда и с каким намерением она хотела бежать.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же
время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он
такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это
время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. Ведь оно, как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить, потому что он запанибрата со всеми министрами и во дворец ездит,
так поэтому может
такое производство сделать, что со
временем и
в генералы влезешь. Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть
в генералы?
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали
таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком:
в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить
время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка
такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится
такая жизнь.
— Во
времена досюльные // Мы были тоже барские, // Да только ни помещиков, // Ни немцев-управителей // Не знали мы тогда. // Не правили мы барщины, // Оброков не платили мы, // А
так, когда рассудится, //
В три года раз пошлем.
Пошли за Власом странники; // Бабенок тоже несколько // И парней с ними тронулось; // Был полдень,
время отдыха, //
Так набралось порядочно // Народу — поглазеть. // Все стали
в ряд почтительно // Поодаль от господ…