Неточные совпадения
Он до того углубился в себя
и уединился от всех, что боялся даже всякой встречи, не
только встречи с хозяйкой.
Он уже прежде знал, что в этой квартире жил один семейный немец, чиновник: «Стало быть, этот немец теперь выезжает,
и, стало быть, в четвертом этаже, по этой лестнице
и на этой площадке, остается, на некоторое время,
только одна старухина квартира занятая.
Чувство бесконечного отвращения, начинавшее давить
и мутить его сердце еще в то время, как он
только шел к старухе, достигло теперь такого размера
и так ярко выяснилось, что он не знал, куда деться от тоски своей.
Одна
только еще держалась кое-как
и на нее-то он
и застегивался, видимо желая не удаляться приличий.
— Нет, учусь… — отвечал молодой человек, отчасти удивленный
и особенным витиеватым тоном речи,
и тем, что так прямо, в упор, обратились к нему. Несмотря на недавнее мгновенное желание хотя какого бы ни было сообщества с людьми, он при первом, действительно обращенном к нему, слове вдруг ощутил свое обычное неприятное
и раздражительное чувство отвращения ко всякому чужому лицу, касавшемуся или хотевшему
только прикоснуться к его личности.
Он был хмелен, но говорил речисто
и бойко, изредка
только местами сбиваясь немного
и затягивая речь.
А тем временем возросла
и дочка моя, от первого брака,
и что
только вытерпела она, дочка моя, от мачехи своей, возрастая, о том я умалчиваю.
Да
и то статский советник Клопшток, Иван Иванович, — изволили слышать? — не
только денег за шитье полдюжины голландских рубах до сих пор не отдал, но даже с обидой погнал ее, затопав ногами
и обозвав неприлично, под видом, будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке
и косяком.
Ни словечка при этом не вымолвила, хоть бы взглянула, а взяла
только наш большой драдедамовый [Драдедам — тонкое (дамское) сукно.] зеленый платок (общий такой у нас платок есть, драдедамовый), накрыла им совсем голову
и лицо
и легла на кровать лицом к стенке,
только плечики да тело все вздрагивают…
Только встал я тогда поутру-с, одел лохмотья мои, воздел руки к небу
и отправился к его превосходительству Ивану Афанасьевичу.
Только что узнали они обе, Катерина Ивановна
и Сонечка, господи, точно я в царствие божие переселился.
Раздался смех
и даже ругательства. Смеялись
и ругались слушавшие
и не слушавшие, так, глядя
только на одну фигуру отставного чиновника.
— Жалеть! зачем меня жалеть! — вдруг возопил Мармеладов, вставая с протянутою вперед рукой, в решительном вдохновении, как будто
только и ждал этих слов.
В самой же комнате было всего
только два стула
и клеенчатый очень ободранный диван, перед которым стоял старый кухонный сосновый стол, некрашеный
и ничем не покрытый.
— Ну, а коли я соврал, — воскликнул он вдруг невольно, — коли действительно не подлец человек, весь вообще, весь род, то есть человеческий, то значит, что остальное все — предрассудки, одни
только страхи напущенные,
и нет никаких преград,
и так тому
и следует быть!..
Настасья, кухарка
и единственная служанка хозяйкина, отчасти была рада такому настроению жильца
и совсем перестала у него убирать
и мести, так
только в неделю раз, нечаянно, бралась иногда за веник.
И как подумать, что это
только цветочки, а настоящие фрукты впереди!
Вдруг он вздрогнул: одна, тоже вчерашняя, мысль опять пронеслась в его голове. Но вздрогнул он не оттого, что пронеслась эта мысль. Он ведь знал, он предчувствовал, что она непременно «пронесется»,
и уже ждал ее; да
и мысль эта была совсем не вчерашняя. Но разница была в том, что месяц назад,
и даже вчера еще, она была
только мечтой, а теперь… теперь явилась вдруг не мечтой, а в каком-то новом, грозном
и совсем незнакомом ему виде,
и он вдруг сам сознал это… Ему стукнуло в голову,
и потемнело в глазах.
Пред ним было чрезвычайно молоденькое личико, лет шестнадцати, даже, может быть,
только пятнадцати, — маленькое, белокуренькое, хорошенькое, но все разгоревшееся
и как будто припухшее.
Я сам видел, как он за нею наблюдал
и следил,
только я ему помешал,
и он теперь все ждет, когда я уйду.
— Послушайте, — сказал Раскольников, — вот (он пошарил в кармане
и вытащил двадцать копеек; нашлись), вот, возьмите извозчика
и велите ему доставить по адресу.
Только бы адрес-то нам узнать!
— Садись, всех довезу! — опять кричит Миколка, прыгая первый в телегу, берет вожжи
и становится на передке во весь рост. — Гнедой даве с Матвеем ушел, — кричит он с телеги, — а кобыленка этта, братцы,
только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее
и убил, даром хлеб ест. Говорю, садись! Вскачь пущу! Вскачь пойдет! —
И он берет в руки кнут, с наслаждением готовясь сечь савраску.
Раздается: «ну!», клячонка дергает изо всей силы, но не
только вскачь, а даже
и шагом-то чуть-чуть может справиться,
только семенит ногами, кряхтит
и приседает от ударов трех кнутов, сыплющихся на нее, как горох.
— Слава богу, это
только сон! — сказал он, садясь под деревом
и глубоко переводя дыхание. — Но что это? Уж не горячка ли во мне начинается: такой безобразный сон!
Но зачем же, спрашивал он всегда, зачем же такая важная, такая решительная для него
и в то же время такая в высшей степени случайная встреча на Сенной (по которой даже
и идти ему незачем) подошла как раз теперь к такому часу, к такой минуте в его жизни, именно к такому настроению его духа
и к таким именно обстоятельствам, при которых
только и могла она, эта встреча, произвести самое решительное
и самое окончательное действие на всю судьбу его?
До его квартиры оставалось
только несколько шагов. Он вошел к себе, как приговоренный к смерти. Ни о чем не рассуждал
и совершенно не мог рассуждать; но всем существом своим вдруг почувствовал, что нет у него более ни свободы рассудка, ни воли
и что все вдруг решено окончательно.
— Славная она, — говорил он, — у ней всегда можно денег достать. Богата, как жид, может сразу пять тысяч выдать, а
и рублевым закладом не брезгает. Наших много у ней перебывало.
Только стерва ужасная…
И он стал рассказывать, какая она злая, капризная, что стоит
только одним днем просрочить заклад,
и пропала вещь.
Конечно, все это были самые обыкновенные
и самые частые, не раз уже слышанные им, в других
только формах
и на другие темы, молодые разговоры
и мысли.
Но почему именно теперь пришлось ему выслушать именно такой разговор
и такие мысли, когда в собственной голове его
только что зародились… такие же точно мысли?
И почему именно сейчас, как
только он вынес зародыш своей мысли от старухи, как раз
и попадает он на разговор о старухе?..
Теперь же, с петлей, стоит
только вложить в нее лезвие топора,
и он будет висеть спокойно, под мышкой изнутри, всю дорогу.
Хозяйка
только из-за этого с ней
и ссорилась.
Итак, стоило
только потихоньку войти, когда придет время, в кухню
и взять топор, а потом, чрез час (когда все уже кончится), войти
и положить обратно.
Даже недавнюю пробусвою (то есть визит с намерением окончательно осмотреть место) он
только пробовал было сделать, но далеко не взаправду, а так: «дай-ка, дескать, пойду
и опробую, что мечтать-то!» —
и тотчас не выдержал, плюнул
и убежал, в остервенении на самого себя.
Прибавим
только, что фактические, чисто материальные затруднения дела вообще играли в уме его самую второстепенную роль. «Стоит
только сохранить над ними всю волю
и весь рассудок,
и они, в свое время, все будут побеждены, когда придется познакомиться до малейшей тонкости со всеми подробностями дела…» Но дело не начиналось.
Но каково же было его изумление, когда он вдруг увидал, что Настасья не
только на этот раз дома, у себя в кухне, но еще занимается делом: вынимает из корзины белье
и развешивает на веревках!
«Так, верно, те, которых ведут на казнь, прилепливаются мыслями ко всем предметам, которые им встречаются на дороге», — мелькнуло у него в голове, но
только мелькнуло, как молния; он сам поскорей погасил эту мысль… Но вот уже
и близко, вот
и дом, вот
и ворота. Где-то вдруг часы пробили один удар. «Что это, неужели половина восьмого? Быть не может, верно, бегут!»
Мало того, даже, как нарочно, в это самое мгновение
только что перед ним въехал в ворота огромный воз сена, совершенно заслонявший его все время, как он проходил подворотню,
и чуть
только воз успел выехать из ворот во двор, он мигом проскользнул направо.
Стараясь развязать снурок
и оборотясь к окну, к свету (все окна у ней были заперты, несмотря на духоту), она на несколько секунд совсем его оставила
и стала к нему задом. Он расстегнул пальто
и высвободил топор из петли, но еще не вынул совсем, а
только придерживал правою рукой под одеждой. Руки его были ужасно слабы; самому ему слышалось, как они, с каждым мгновением, все более немели
и деревенели. Он боялся, что выпустит
и уронит топор… вдруг голова его как бы закружилась.
Ни одного мига нельзя было терять более. Он вынул топор совсем, взмахнул его обеими руками, едва себя чувствуя,
и почти без усилия, почти машинально, опустил на голову обухом. Силы его тут как бы не было. Но как
только он раз опустил топор, тут
и родилась в нем сила.
Она
только чуть-чуть приподняла свою свободную левую руку, далеко не до лица,
и медленно протянула ее к нему вперед, как бы отстраняя его.
И если бы в ту минуту он в состоянии был правильнее видеть
и рассуждать; если бы
только мог сообразить все трудности своего положения, все отчаяние, все безобразие
и всю нелепость его, понять при этом, сколько затруднений, а может быть,
и злодейств, еще остается ему преодолеть
и совершить, чтобы вырваться отсюда
и добраться домой, то очень может быть, что он бросил бы все
и тотчас пошел бы сам на себя объявить,
и не от страху даже за себя, а от одного
только ужаса
и отвращения к тому, что он сделал.
И, наконец, когда уже гость стал подниматься в четвертый этаж, тут
только он весь вдруг встрепенулся
и успел-таки быстро
и ловко проскользнуть назад из сеней в квартиру
и притворить за собой дверь. Затем схватил запор
и тихо, неслышно, насадил его на петлю. Инстинкт помогал. Кончив все, он притаился не дыша, прямо сейчас у двери. Незваный гость был уже тоже у дверей. Они стояли теперь друг против друга, как давеча он со старухой, когда дверь разделяла их, а он прислушивался.
Они уже сходились; между ними оставалась всего одна
только лестница, —
и вдруг спасение!
Полы
только что окрашены, среди комнаты стоят кадочка
и черепок с краской
и с мазилкой.
Он очень хорошо знал, он отлично хорошо знал, что они в это мгновение уже в квартире, что очень удивились, видя, что она отперта, тогда как сейчас была заперта, что они уже смотрят на тела
и что пройдет не больше минуты, как они догадаются
и совершенно сообразят, что тут
только что был убийца
и успел куда-нибудь спрятаться, проскользнуть мимо них, убежать; догадаются, пожалуй,
и о том, что он в пустой квартире сидел, пока они вверх проходили.
Не в полной памяти прошел он
и в ворота своего дома; по крайней мере, он уже прошел на лестницу
и тогда
только вспомнил о топоре. А между тем предстояла очень важная задача: положить его обратно,
и как можно незаметнее. Конечно, он уже не в силах был сообразить, что, может быть, гораздо лучше было бы ему совсем не класть топора на прежнее место, а подбросить его, хотя потом, куда-нибудь на чужой двор.
С изумлением оглядывал он себя
и все кругом в комнате
и не понимал: как это он мог вчера, войдя, не запереть дверь на крючок
и броситься на диван не
только не раздевшись, но даже в шляпе: она скатилась
и тут же лежала на полу, близ подушки.
Но не было ничего, кажется, никаких следов;
только на том месте, где панталоны внизу осеклись
и висели бахромой, на бахроме этой оставались густые следы запекшейся крови.