Неточные совпадения
Я выдумал это уже в шестом классе гимназии, и хоть вскорости несомненно убедился, что глуп, но все-таки не сейчас перестал глупить. Помню, что один из учителей — впрочем, он один и был — нашел, что
я «полон мстительной и гражданской идеи». Вообще же приняли эту выходку с какою-то обидною для
меня задумчивостью. Наконец, один из товарищей, очень едкий малый и с которым
я всего только в год раз разговаривал, с серьезным видом, но несколько
смотря в сторону, сказал
мне...
Но
я знаю, однако же, наверно, что иная женщина обольщает красотой своей, или там чем знает, в тот же миг; другую же надо полгода разжевывать, прежде чем понять, что в ней есть; и чтобы рассмотреть такую и влюбиться, то мало
смотреть и мало быть просто готовым на что угодно, а надо быть, сверх того, чем-то еще одаренным.
«
Посмотрю, что будет, — рассуждал
я, — во всяком случае
я связываюсь с ними только на время, может быть, на самое малое.
Впрочем, приглядываясь к нему во весь этот месяц,
я видел высокомерного человека, которого не общество исключило из своего круга, а который скорее сам прогнал общество от себя, — до того он
смотрел независимо.
Но имел ли он право
смотреть таким образом — вот что
меня волновало!
Поступив к нему,
я тотчас заметил, что в уме старика гнездилось одно тяжелое убеждение — и этого никак нельзя было не заметить, — что все-де как-то странно стали
смотреть на него в свете, что все будто стали относиться к нему не так, как прежде, к здоровому; это впечатление не покидало его даже в самых веселых светских собраниях.
Тот
посмотрел с улыбкой удивившегося человека (он
меня не любил...
— Конечно. Во-первых, она попирает условия общества, а во-вторых, пылит; а бульвар для всех:
я иду, другой идет, третий, Федор, Иван, все равно. Вот это
я и высказал. И вообще
я не люблю женскую походку, если сзади
смотреть; это тоже высказал, но намеком.
Наконец из калитки вышел какой-то чиновник, пожилой; судя по виду, спал, и его нарочно разбудили; не то что в халате, а так, в чем-то очень домашнем; стал у калитки, заложил руки назад и начал
смотреть на
меня,
я — на него.
Потом отведет глаза, потом опять
посмотрит и вдруг стал
мне улыбаться.
Он
меня сперва не понял, долго
смотрел и не понимал, про какие это деньги
я говорю.
И вот, против всех ожиданий, Версилова, пожав князю руку и обменявшись с ним какими-то веселыми светскими словечками, необыкновенно любопытно
посмотрела на
меня и, видя, что
я на нее тоже
смотрю, вдруг
мне с улыбкою поклонилась. Правда, она только что вошла и поклонилась как вошедшая, но улыбка была до того добрая, что, видимо, была преднамеренная. И, помню,
я испытал необыкновенно приятное ощущение.
Смотрела она на
меня слишком любопытно, точно ей хотелось, чтоб и
я ее тоже очень заметил как можно больше.
Правда,
я далеко был не в «скорлупе» и далеко еще не был свободен; но ведь и шаг
я положил сделать лишь в виде пробы — как только, чтоб
посмотреть, почти как бы помечтать, а потом уж не приходить, может, долго, до самого того времени, когда начнется серьезно.
Я подступил: вещь на вид изящная, но в костяной резьбе, в одном месте, был изъян.
Я только один и подошел
смотреть, все молчали; конкурентов не было.
Я бы мог отстегнуть застежки и вынуть альбом из футляра, чтоб осмотреть вещь, но правом моим не воспользовался и только махнул дрожащей рукой: «дескать, все равно».
Он
смотрел на
меня во все глаза;
я был одет хорошо, совсем не похож был на жида или перекупщика.
Отойдя шагов сто по улице,
я вынул ее
посмотреть,
посмотрел и хотел поцеловать.
— У всякого своя идея, —
смотрел я в упор на учителя, который, напротив, молчал и рассматривал
меня с улыбкой.
Остальные все продолжали молчать, все глядели и
меня разглядывали; но мало-помалу с разных концов комнаты началось хихиканье, еще тихое, но все хихикали
мне прямо в глаза. Васин и Крафт только не хихикали. С черными бакенами тоже ухмылялся; он в упор
смотрел на
меня и слушал.
— Позвольте, однако, узнать вашу фамилию, вы все
смотрели на
меня? — ступил вдруг ко
мне учитель с подлейшей улыбкой.
— Ах да!
Я и забыл! — сказал он вдруг совсем не тем голосом, с недоумением
смотря на
меня, —
я вас зазвал по делу и между тем… Ради Бога, извините.
— Неужели так? —
посмотрел я на него внимательно.
Он как-то любопытно
посмотрел на
меня.
Даже совсем запугал: часто она таким умоляющим взглядом
смотрела на
меня при входе Андрея Петровича, боясь с моей стороны какой-нибудь выходки…
Потом
меня никто не мучил; даже напротив,
я сам гордо
смотрел на товарищей.
Я обыкновенно входил молча и угрюмо,
смотря куда-нибудь в угол, а иногда входя не здоровался. Возвращался же всегда ранее этого раза, и
мне подавали обедать наверх. Войдя теперь,
я вдруг сказал: «Здравствуйте, мама», чего никогда прежде не делывал, хотя как-то все-таки, от стыдливости, не мог и в этот раз заставить себя
посмотреть на нее, и уселся в противоположном конце комнаты.
Я очень устал, но о том не думал.
— Представьте себе, — вскипела она тотчас же, — он считает это за подвиг! На коленках, что ли, стоять перед тобой, что ты раз в жизни вежливость оказал? Да и это ли вежливость! Что ты в угол-то
смотришь, входя? Разве
я не знаю, как ты перед нею рвешь и мечешь! Мог бы и
мне сказать «здравствуй»,
я пеленала тебя,
я твоя крестная мать.
Я любил
смотреть на его волосы, когда он снимал шляпу.
— Ну, а
я так по лицу Татьяны Павловны давно угадал, что она в
меня влюблена. Не
смотрите так зверски на
меня, Татьяна Павловна, лучше смеяться! Лучше смеяться!
—
Смотри ты! — погрозила она
мне пальцем, но так серьезно, что это вовсе не могло уже относиться к моей глупой шутке, а было предостережением в чем-то другом: «Не вздумал ли уж начинать?»
Татьяна Павловна хлопотала около
меня весь тот день и покупала
мне много вещей;
я же все ходил по всем пустым комнатам и
смотрел на себя во все зеркала.
—
Я стоял,
смотрел на вас и вдруг прокричал: «Ах, как хорошо, настоящий Чацкий!» Вы вдруг обернулись ко
мне и спрашиваете: «Да разве ты уже знаешь Чацкого?» — а сами сели на диван и принялись за кофей в самом прелестном расположении духа, — так бы вас и расцеловал.
Были, разумеется, и дети, как
я, но
я уже ни на что не
смотрел, а ждал с замиранием сердца представления.
Я ждал ночи с страшной тоской, помню, сидел в нашей зале у окна и
смотрел на пыльную улицу с деревянными домиками и на редких прохожих.
Признаюсь,
я был поражен этой выходкой.
Я встал и некоторое время
смотрел, не зная, что сказать.
Что до
меня,
я не садился и
смотрел на него в глубочайшем удивлении.
— Друг мой, если хочешь, никогда не была, — ответил он
мне, тотчас же скривившись в ту первоначальную, тогдашнюю со
мной манеру, столь
мне памятную и которая так бесила
меня: то есть, по-видимому, он само искреннее простодушие, а
смотришь — все в нем одна лишь глубочайшая насмешка, так что
я иной раз никак не мог разобрать его лица, — никогда не была! Русская женщина — женщиной никогда не бывает.
— Это ты про Эмс. Слушай, Аркадий, ты внизу позволил себе эту же выходку, указывая на
меня пальцем, при матери. Знай же, что именно тут ты наиболее промахнулся. Из истории с покойной Лидией Ахмаковой ты не знаешь ровно ничего. Не знаешь и того, насколько в этой истории сама твоя мать участвовала, да, несмотря на то что ее там со
мною не было; и если
я когда видел добрую женщину, то тогда,
смотря на мать твою. Но довольно; это все пока еще тайна, а ты — ты говоришь неизвестно что и с чужого голоса.
Он победоносно
смотрел на
меня.
Не знаю, зачем
я стал было горячиться. Он
посмотрел на
меня несколько тупо, как будто запутавшись, но вдруг все лицо его раздвинулось в веселейшую и хитрейшую улыбку...
Я вдруг и неожиданно увидал, что он уж давно знает, кто
я такой, и, может быть, очень многое еще знает. Не понимаю только, зачем
я вдруг покраснел и глупейшим образом
смотрел, не отводя от него глаз. Он видимо торжествовал, он весело
смотрел на
меня, точно в чем-то хитрейшим образом поймал и уличил
меня.
Оля быстро
посмотрела на нее, сообразила,
посмотрела на
меня презрительно и повернулась назад в комнату, но прежде чем захлопнуть дверь, стоя на пороге, еще раз прокричала в исступлении Стебелькову...
— Дайте ему в щеку! Дайте ему в щеку! — прокричала Татьяна Павловна, а так как Катерина Николаевна хоть и
смотрела на
меня (
я помню все до черточки), не сводя глаз, но не двигалась с места, то Татьяна Павловна, еще мгновение, и наверно бы сама исполнила свой совет, так что
я невольно поднял руку, чтоб защитить лицо; вот из-за этого-то движения ей и показалось, что
я сам замахиваюсь.
И глупая веселость его и французская фраза, которая шла к нему как к корове седло, сделали то, что
я с чрезвычайным удовольствием выспался тогда у этого шута. Что же до Васина, то
я чрезвычайно был рад, когда он уселся наконец ко
мне спиной за свою работу.
Я развалился на диване и,
смотря ему в спину, продумал долго и о многом.
А что, если и в самом деле начнут за
мною бегать…» И вот
мне начало припоминаться до последней черточки и с нарастающим удовольствием, как
я стоял давеча перед Катериной Николаевной и как ее дерзкие, но удивленные ужасно глаза
смотрели на
меня в упор.
Мне не то было важно;
мне важно было то, что он так озлобленно
посмотрел на
меня, когда
я вошел с соседкой, так
посмотрел, как никогда.
«Наконец-то и он
посмотрел на
меня серьезно!» — подумал
я с замиранием сердца.
Наконец
я задремал и совсем заснул. Помню лишь сквозь сон, как Васин, кончив занятие, аккуратно убрался и, пристально
посмотрев на мой диван, разделся и потушил свечу. Был первый час пополуночи.
А между тем, искренно говорю, никогда
я не видел более жестокого и прямого горя, как
смотря на эту несчастную.
И все-то она у
меня такая была, во всю жизнь, даже маленькая, никогда-то не охала, никогда-то не плакала, а сидит, грозно
смотрит, даже
мне жутко
смотреть на нее.
Неточные совпадения
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато,
смотри, чтоб лошади хорошие были! Ямщикам скажи, что
я буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин умрет со смеху…
Городничий.
Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот
посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы
мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Марья Антоновна. Право, маменька, все
смотрел. И как начал говорить о литературе, то взглянул на
меня, и потом, когда рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда
посмотрел на
меня.
Хлестаков. Да что?
мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)
Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем другое, а
меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще!
смотри ты какой!..
Я заплачу, заплачу деньги, но у
меня теперь нет.
Я потому и сижу здесь, что у
меня нет ни копейки.
Бобчинский. Ничего, ничего,
я так: петушком, петушком побегу за дрожками.
Мне бы только немножко в щелочку-та, в дверь этак
посмотреть, как у него эти поступки…