Неточные совпадения
— Ишь, и Залёжев тут! — пробормотал Рогожин,
смотря на них с торжествующею и даже как бы злобною улыбкой, и вдруг оборотился к князю: — Князь, не известно
мне, за что
я тебя полюбил.
— А знаете, князь, — сказал он совсем почти другим голосом, — ведь
я вас все-таки не знаю, да и Елизавета Прокофьевна, может быть, захочет
посмотреть на однофамильца… Подождите, если хотите, коли у вас время терпит.
— О, наверно не помешает. И насчет места
я бы очень даже желал, потому что самому хочется
посмотреть, к чему
я способен. Учился же
я все четыре года постоянно, хотя и не совсем правильно, а так, по особой его системе, и при этом очень много русских книг удалось прочесть.
— Помню, помню, конечно, и буду. Еще бы, день рождения, двадцать пять лет! Гм… А знаешь, Ганя,
я уж, так и быть, тебе открою, приготовься. Афанасию Ивановичу и
мне она обещала, что сегодня у себя вечером скажет последнее слово: быть или не быть! Так
смотри же, знай.
Когда давеча генерал захотел
посмотреть, как
я пишу, чтоб определить
меня к месту, то
я написал несколько фраз разными шрифтами, и между прочим «Игумен Пафнутий руку приложил» собственным почерком игумена Пафнутия.
— Это очень хорошо, что вы вежливы, и
я замечаю, что вы вовсе не такой… чудак, каким вас изволили отрекомендовать. Пойдемте. Садитесь вот здесь, напротив
меня, — хлопотала она, усаживая князя, когда пришли в столовую, —
я хочу на вас
смотреть. Александра, Аделаида, потчуйте князя. Не правда ли, что он вовсе не такой… больной? Может, и салфетку не надо… Вам, князь, подвязывали салфетку за кушаньем?
— Когда
меня везли из России, чрез разные немецкие города,
я только молча
смотрел и, помню, даже ни о чем не расспрашивал.
— Не понимаю.
Мне всегда тяжело и беспокойно
смотреть на такую природу в первый раз; и хорошо, и беспокойно; впрочем, все это еще в болезни было.
— Ну нет,
я бы очень хотела
посмотреть, — сказала Аделаида. — И не понимаю, когда мы за границу соберемся.
Я вот сюжета для картины два года найти не могу...
— Вы не сердитесь на
меня за что-нибудь? — спросил он вдруг, как бы в замешательстве, но, однако же, прямо
смотря всем в глаза.
—
Мне это вовсе не понравилось, и
я после того немного болен был, но признаюсь, что
смотрел как прикованный, глаз оторвать не мог.
— Вот вы все теперь, — начал князь, —
смотрите на
меня с таким любопытством, что, не удовлетвори
я его, вы на
меня, пожалуй, и рассердитесь.
Детям решительно запретили даже встречаться со
мной, а Шнейдер обязался даже
смотреть за этим.
Я вот
посмотрю, что это такое, и с кем-нибудь посоветуюсь.
Послушайте, когда
я давеча вошел сюда и
посмотрел на ваши милые лица, —
я теперь очень всматриваюсь в лица, — и услышал ваши первые слова, то у
меня, в первый раз с того времени, стало на душе легко.
—
Я хочу видеть! — вскинулась генеральша. — Где этот портрет? Если ему подарила, так и должен быть у него, а он, конечно, еще в кабинете. По средам он всегда приходит работать и никогда раньше четырех не уходит. Позвать сейчас Гаврилу Ардалионовича! Нет,
я не слишком-то умираю от желания его видеть. Сделайте одолжение, князь, голубчик, сходите в кабинет, возьмите у него портрет и принесите сюда. Скажите, что
посмотреть. Пожалуйста.
Посмотрим, как-то вы обе (
я Аглаю не считаю) с вашим умом и многословием вывернетесь, и будете ли вы, многоуважаемая Александра Ивановна, счастливы с вашим почтенным господином?..
— До свидания, князь, и
я ухожу, — сказала Аделаида. Она крепко пожала руку князю, приветливо и ласково улыбнулась ему и вышла. На Ганю она не
посмотрела.
«Нет, его теперь так отпустить невозможно, — думал про себя Ганя, злобно
посматривая дорогой на князя, — этот плут выпытал из
меня всё, а потом вдруг снял маску… Это что-то значит. А вот мы увидим! Всё разрешится, всё, всё! Сегодня же!»
— А, опять она! — вскричал Ганя, насмешливо и ненавистно
смотря на сестру. — Маменька! клянусь вам в том опять, в чем уже вам давал слово: никто и никогда не осмелится вам манкировать, пока
я тут, пока
я жив. О ком бы ни шла речь, а
я настою на полнейшем к вам уважении, кто бы ни перешел чрез наш порог…
Я никогда и ни за что вас не оставлю; другой от такой сестры убежал бы по крайней мере, — вон как она
смотрит на
меня теперь!
Ответишь же ты
мне теперь! — проскрежетал он вдруг, с неистовою злобой
смотря на Ганю…
Я и теперь тебя за деньги приехал всего купить, ты не
смотри, что
я в таких сапогах вошел, у
меня денег, брат, много, всего тебя и со всем твоим живьем куплю… захочу, всех вас куплю!
— Что сделала? Куда ты
меня тащишь? Уж не прощения ли просить у ней, за то, что она твою мать оскорбила и твой дом срамить приехала, низкий ты человек? — крикнула опять Варя, торжествуя и с вызовом
смотря на брата.
— Ну, старшая, пошла! Вот это-то в ней и скверно. А кстати,
я ведь думал, что отец наверно с Рогожиным уедет. Кается, должно быть, теперь.
Посмотреть, что с ним в самом деле, — прибавил Коля, выходя.
— Князь,
я сделал подло, простите
меня, голубчик, — сказал он вдруг с сильным чувством. Черты лица его выражали сильную боль. Князь
смотрел с изумлением и не тотчас ответил. — Ну, простите, ну, простите же! — нетерпеливо настаивал Ганя, — ну, хотите,
я вашу руку сейчас поцелую!
— Что вы на
меня так
смотрите? — спросил он князя.
Вы видели сами, вы были свидетелем в это утро:
я сделал всё, что мог сделать отец, — но отец кроткий и снисходительный; теперь же на сцену выйдет отец иного сорта и тогда — увидим,
посмотрим: заслуженный ли старый воин одолеет интригу, или бесстыдная камелия войдет в благороднейшее семейство.
— А князь у
меня с того и начнет, что модный романс споет, — заключил Фердыщенко,
посматривая, что скажет Настасья Филипповна.
Только
смотрю, представляется что-то странное: сидит она, лицо на
меня уставила, глаза выпучила, и ни слова в ответ, и странно, странно так
смотрит, как бы качается.
Без сомнения,
я виноват, и хоть и
смотрю уже давным-давно на свой поступок, по отдаленности лет и по изменению в натуре, как на чужой, но тем не менее продолжаю жалеть.
Что
я в театре-то Французском, в ложе, как неприступная добродетель бельэтажная сидела, да всех, кто за
мною гонялись пять лет, как дикая бегала, и как гордая невинность
смотрела, так ведь это всё дурь
меня доехала!
— Настасья Филипповна, полно, матушка, полно, голубушка, — не стерпела вдруг Дарья Алексеевна, — уж коли тебе так тяжело от них стало, так что смотреть-то на них! И неужели ты с этаким отправиться хочешь, хоть и за сто бы тысяч! Правда, сто тысяч, ишь ведь! А ты сто тысяч-то возьми, а его прогони, вот как с ними надо делать; эх,
я бы на твоем месте их всех… что в самом-то деле!
А что
я давеча издевалась у тебя, Ганечка, так это
я нарочно хотела сама в последний раз
посмотреть: до чего ты сам можешь дойти?
— Ну, так слушай же, Ганя,
я хочу на твою душу в последний раз
посмотреть; ты
меня сам целые три месяца мучил; теперь мой черед.
— Как ты тяжело
смотришь теперь на
меня, Парфен! — с тяжелым чувством вырвалось у князя.
— А на эту картину
я люблю
смотреть, — пробормотал, помолчав, Рогожин, точно опять забыв свой вопрос.
— Да дай же
я хоть обниму тебя на прощанье, странный ты человек! — вскричал князь, с нежным упреком
смотря на него, и хотел его обнять. Но Парфен едва только поднял свои руки, как тотчас же опять опустил их. Он не решался; он отвертывался, чтобы не глядеть на князя. Он не хотел его обнимать.
Вы, кажется,
смотрите на
меня с удивлением?
— Благодарю вас, — тихо продолжал Ипполит, — а вы садитесь напротив, вот и поговорим… мы непременно поговорим, Лизавета Прокофьевна, теперь уж
я на этом стою… — улыбнулся он ей опять. — Подумайте, что сегодня
я в последний раз и на воздухе, и с людьми, а чрез две недели наверно в земле. Значит, это вроде прощания будет и с людьми, и с природой.
Я хоть и не очень чувствителен, а, представьте себе, очень рад, что это всё здесь в Павловске приключилось: все-таки хоть на дерево в листьях
посмотришь.
— Вас удержала Аглая Ивановна; ведь
я не ошибаюсь? Это ведь ваша дочь Аглая Ивановна? Она так хороша, что
я давеча с первого взгляда угадал ее, хоть и никогда не видал. Дайте
мне хоть на красавицу-то в последний раз в жизни
посмотреть, — какою-то неловкою, кривою улыбкой улыбнулся Ипполит, — вот и князь тут, и супруг ваш, и вся компания. Отчего вы
мне отказываете в последнем желании?
— Пора, — озабоченно и чуть не с испугом поднялся вдруг Ипполит, в замешательстве
смотря кругом, —
я вас задержал;
я хотел вам всё сказать…
я думал, что все… в последний раз… это была фантазия…
— Какие у
меня изумруды! О, князь, как вы еще светло и невинно, даже, можно сказать, пастушески
смотрите на жизнь!
— От вас? Чего ждал? Во-первых, на одно ваше простодушие
посмотреть приятно; с вами посидеть и поговорить приятно;
я по крайней мере знаю, что предо
мной добродетельнейшее лицо, а во-вторых… во-вторых…
Этот вопрос
мне, как нарочно, два часа тому назад пришел в голову (видите, князь,
я тоже иногда серьезные вещи обдумываю);
я его решил, но
посмотрим, что скажет князь.
Как смеют
меня здесь обижать в вашем доме! — набросилась вдруг Аглая на Лизавету Прокофьевну, уже в том истерическом состоянии, когда не
смотрят ни на какую черту и переходят всякое препятствие.
— Что вы на
меня так
смотрите, князь? — сказала она вдруг, прерывая веселый разговор и смех с окружающими. —
Я вас боюсь;
мне все кажется, что вы хотите протянуть вашу руку и дотронуться до моего лица пальцем, чтоб его пощупать. Не правда ли, Евгений Павлыч, он так
смотрит?
—
Мне хотелось
посмотреть, чем кончится комедия.
Знаешь ли, что женщина способна замучить человека жестокостями и насмешками и ни разу угрызения совести не почувствует, потому что про себя каждый раз будет думать,
смотря на тебя: «Вот теперь
я его измучаю до смерти, да зато потом ему любовью моею наверстаю…»