Неточные совпадения
Он был как-то рассеян, что-то очень рассеян, чуть
ли не встревожен, даже становился как-то странен: иной раз слушал и не слушал, глядел и не глядел, смеялся и подчас сам не знал и не понимал,
чему смеялся.
— Н-ничего! Н-н-ничего! Как есть ничего! — спохватился и заторопился поскорее чиновник, — н-никакими то есть деньгами Лихачев доехать не мог! Нет, это не то,
что Арманс. Тут один Тоцкий. Да вечером в Большом али во Французском театре в своей собственной ложе сидит. Офицеры там мало
ли что промеж себя говорят, а и те ничего не могут доказать: «вот, дескать, это есть та самая Настасья Филипповна», да и только, а насчет дальнейшего — ничего! Потому
что и нет ничего.
— Гм. Я опасаюсь не того, видите
ли. Доложить я обязан, и к вам выйдет секретарь, окромя если вы… Вот то-то вот и есть,
что окромя. Вы не по бедности просить к генералу, осмелюсь, если можно узнать?
— Знаете
ли что? — горячо подхватил князь, — вот вы это заметили, и это все точно так же замечают, как вы, и машина для того выдумана, гильотина.
Знаете
ли,
что это не моя фантазия, а
что так многие говорили?
— Сейчас, когда я был с поздравлением, дала. Я давно уже просил. Не знаю, уж не намек
ли это с ее стороны,
что я сам приехал с пустыми руками, без подарка, в такой день, — прибавил Ганя, неприятно улыбаясь.
— Удивительное лицо! — ответил князь, — и я уверен,
что судьба ее не из обыкновенных. — Лицо веселое, а она ведь ужасно страдала, а? Об этом глаза говорят, вот эти две косточки, две точки под глазами в начале щек. Это гордое лицо, ужасно гордое, и вот не знаю, добра
ли она? Ах, кабы добра! Всё было бы спасено!
Она слышала,
что они бодро переносят свои несчастия; она очень бы желала с ними познакомиться, но еще вопрос, радушно
ли они примут ее в их семью?
Во всяком случае, она ни в
чем не считает себя виновною, и пусть бы лучше Гаврила Ардалионович узнал, на каких основаниях она прожила все эти пять лет в Петербурге, в каких отношениях к Афанасию Ивановичу, и много
ли скопила состояния.
Под конец она даже так разгорячилась и раздражилась, излагая всё это (
что, впрочем, было так естественно),
что генерал Епанчин был очень доволен и считал дело оконченным; но раз напуганный Тоцкий и теперь не совсем поверил, и долго боялся, нет
ли и тут змеи под цветами.
— Это очень хорошо,
что вы вежливы, и я замечаю,
что вы вовсе не такой… чудак, каким вас изволили отрекомендовать. Пойдемте. Садитесь вот здесь, напротив меня, — хлопотала она, усаживая князя, когда пришли в столовую, — я хочу на вас смотреть. Александра, Аделаида, потчуйте князя. Не правда
ли,
что он вовсе не такой… больной? Может, и салфетку не надо… Вам, князь, подвязывали салфетку за кушаньем?
— Не правда
ли? Не правда
ли? — вскинулась генеральша. — Я вижу,
что и ты иногда бываешь умна; ну, довольно смеяться! Вы остановились, кажется, на швейцарской природе, князь, ну!
Да мало
ли что мечталось!
— Вы очень обрывисты, — заметила Александра, — вы, князь, верно, хотели вывести,
что ни одного мгновения на копейки ценить нельзя, и иногда пять минут дороже сокровища. Все это похвально, но позвольте, однако же, как же этот приятель, который вам такие страсти рассказывал… ведь ему переменили же наказание, стало быть, подарили же эту «бесконечную жизнь». Ну,
что же он с этим богатством сделал потом? Жил
ли каждую-то минуту «счетом»?
— Видели? — вскричала Аглая. — Я бы должна была догадаться! Это венчает все дело. Если видели, как же вы говорите,
что все время счастливо прожили? Ну, не правду
ли я вам сказала?
Это было такое ужасное несчастье,
что подобное вряд
ли и может быть.
— Да за
что же, черт возьми!
Что вы там такое сделали?
Чем понравились? Послушайте, — суетился он изо всех сил (все в нем в эту минуту было как-то разбросано и кипело в беспорядке, так
что он и с мыслями собраться не мог), — послушайте, не можете
ли вы хоть как-нибудь припомнить и сообразить в порядке, о
чем вы именно там говорили, все слова, с самого начала? Не заметили
ли вы
чего, не упомните
ли?
— Князь, — обратилась к нему вдруг Нина Александровна, — я хотела вас спросить (для того, собственно, и попросила вас сюда), давно
ли вы знаете моего сына? Он говорил, кажется,
что вы только сегодня откуда-то приехали?
—
Что сделала? Куда ты меня тащишь? Уж не прощения
ли просить у ней, за то,
что она твою мать оскорбила и твой дом срамить приехала, низкий ты человек? — крикнула опять Варя, торжествуя и с вызовом смотря на брата.
Вы тут не всё знаете, князь… тут… и кроме того, она убеждена,
что я ее люблю до сумасшествия, клянусь вам, и, знаете
ли, я крепко подозреваю,
что и она меня любит, по-своему то есть, знаете поговорку: «Кого люблю, того и бью».
Кстати, уж вы не думаете
ли,
что я такой болтун?
Знаете
ли,
что он любовницу содержит?
— То,
что вы не легкомысленно
ли поступаете слишком, не осмотреться
ли вам прежде? Варвара Ардалионовна, может быть, и правду говорит.
— Эге! Да с вами надо осторожнее. Черт знает, вы и тут яду влили. А кто знает, может быть, вы мне и враг? Кстати, ха-ха-ха! И забыл спросить: правда
ли мне показалось,
что вам Настасья Филипповна что-то слишком нравится, а?
Вы видели сами, вы были свидетелем в это утро: я сделал всё,
что мог сделать отец, — но отец кроткий и снисходительный; теперь же на сцену выйдет отец иного сорта и тогда — увидим, посмотрим: заслуженный
ли старый воин одолеет интригу, или бесстыдная камелия войдет в благороднейшее семейство.
— Верите
ли вы, — вдруг обратилась капитанша к князю, — верите
ли вы,
что этот бесстыдный человек не пощадил моих сиротских детей! Всё ограбил, всё перетаскал, всё продал и заложил, ничего не оставил.
Что я с твоими заемными письмами делать буду, хитрый и бессовестный ты человек? Отвечай, хитрец, отвечай мне, ненасытное сердце:
чем,
чем я накормлю моих сиротских детей? Вот появляется пьяный и на ногах не стоит…
Чем прогневала я господа бога, гнусный и безобразный хитрец, отвечай?
— Я очень рад,
что вас здесь встретил, Коля, — обратился к нему князь, — не можете
ли вы мне помочь? — Мне непременно нужно быть у Настасьи Филипповны. Я просил давеча Ардалиона Александровича, но он вот заснул. Проводите меня, потому я не знаю ни улиц, ни дороги. Адрес, впрочем, имею: у Большого театра, дом Мытовцовой.
— Да меня для того только и держат, и пускают сюда, — воскликнул раз Фердыщенко, — чтоб я именно говорил в этом духе. Ну возможно
ли в самом деле такого, как я, принимать? Ведь я понимаю же это. Ну можно
ли меня, такого Фердыщенка, с таким утонченным джентльменом, как Афанасий Иванович, рядом посадить? Поневоле остается одно толкование: для того и сажают,
что это и вообразить невозможно.
— Ба! Вы хотите от человека слышать самый скверный его поступок и при этом блеска требуете! Самые скверные поступки и всегда очень грязны, мы сейчас это от Ивана Петровича услышим; да и мало
ли что снаружи блестит и добродетелью хочет казаться, потому
что своя карета есть. Мало
ли кто свою карету имеет… И какими способами…
Но молчаливая незнакомка вряд
ли что и понять могла: это была приезжая немка и русского языка ничего не знала; кроме того, кажется, была столько же глупа, сколько и прекрасна.
Надо, впрочем, заметить,
что все они, не исключая даже знатока Лебедева, несколько сбивались в познании границ и пределов своего могущества, и в самом
ли деле им теперь всё дозволено или нет?
Я тогда это со злости думала; мало
ли что у меня тогда в голове перебывало; а ведь, право, заставила б!
А многие шептали друг другу,
что ведь дело это самое обыкновенное,
что мало
ли на ком князья женятся, и цыганок из таборов берут.
И вот всего только две недели спустя вдруг получено было его превосходительством сведение,
что Настасья Филипповна бежала в третий раз, почти
что из-под венца, и на этот раз пропала где-то в губернии, а между тем исчез из Москвы и князь Мышкин, оставив все свои дела на попечение Салазкина, «с нею
ли, или просто бросился за ней — неизвестно, но что-то тут есть», заключил генерал.
— Да перестань, пьяный ты человек! Верите
ли, князь, теперь он вздумал адвокатством заниматься, по судебным искам ходить; в красноречие пустился и всё высоким слогом с детьми дома говорит. Пред мировыми судьями пять дней тому назад говорил. И кого же взялся защищать: не старуху, которая его умоляла, просила, и которую подлец ростовщик ограбил, пятьсот рублей у ней, всё ее достояние, себе присвоил, а этого же самого ростовщика, Зайдлера какого-то, жида, за то,
что пятьдесят рублей обещал ему дать…
— Изложение дела. Я его племянник, это он не солгал, хоть и всё лжет. Я курса не кончил, но кончить хочу и на своем настою, потому
что у меня есть характер. А покамест, чтобы существовать, место одно беру в двадцать пять рублей на железной дороге. Сознаюсь, кроме того,
что он мне раза два-три уже помог. У меня было двадцать рублей, и я их проиграл. Ну, верите
ли, князь, я был так подл, так низок,
что я их проиграл!
Да знаешь
ли ты,
что такое была она, Дюбарри?
Ты знаешь
ли,
что значит слово мизер?
— Соврал! — крикнул племянник, — и тут соврал! Его, князь, зовут вовсе не Тимофей Лукьянович, а Лукьян Тимофеевич! Ну зачем, скажи, ты соврал? Ну не всё
ли равно тебе,
что Лукьян,
что Тимофей, и
что князю до этого? Ведь из повадки одной только и врет, уверяю вас!
Его высокопревосходительство, Нил Алексеевич, третьего года, перед Святой, прослышали, — когда я еще служил у них в департаменте, — и нарочно потребовали меня из дежурной к себе в кабинет чрез Петра Захарыча и вопросили наедине: «Правда
ли,
что ты профессор Антихриста?» И не потаил: «Аз есмь, говорю», и изложил, и представил, и страха не смягчил, но еще мысленно, развернув аллегорический свиток, усилил и цифры подвел.
— Мало
ли что ни наскажут, — сухо заметил Рогожин.
— Нет, ходил в церковь, а это правда, говорил,
что по старой вере правильнее. Скопцов тоже уважал очень. Это вот его кабинет и был. Ты почему спросил, по старой
ли вере?
Ты говорил тогда,
что эти слова мои понял; правда
ли? понял
ли?
Веришь
ли, пять дней ее не видал, потому
что ехать к ней не смею; спросит: «Зачем пожаловал?» Мало
ли она меня срамила…
Да мало
ли что войдет ей вдруг в голову!
— Как? — остановился вдруг князь, — да
что ты! Я почти шутил, а ты так серьезно! И к
чему ты меня спросил: верую
ли я в бога?
Ему захотелось теперь непременно проверить: действительно
ли он стоял сейчас, может быть, всего пять минут назад, пред окном этой лавки, не померещилось
ли ему, не смешал
ли он
чего?
Потому
ли,
что опять он увидел сейчас эти глаза?
Князь намекал на то,
что Лебедев хоть и разгонял всех домашних под видом спокойствия, необходимого больному, но сам входил к князю во все эти три дня чуть не поминутно, и каждый раз сначала растворял дверь, просовывал голову, оглядывал комнату, точно увериться хотел, тут
ли? не убежал
ли? и потом уже на цыпочках, медленно, крадущимися шагами, подходил к креслу, так
что иногда невзначай пугал своего жильца.
Беспрерывно осведомлялся, не нужно
ли ему
чего, и когда князь стал ему наконец замечать, чтоб он оставил его в покое, послушно и безмолвно оборачивался, пробирался обратно на цыпочках к двери и всё время, пока шагал, махал руками, как бы давая знать,
что он только так,
что он не промолвит ни слова, и
что вот он уж и вышел, и не придет, и, однако ж, чрез десять минут или по крайней мере чрез четверть часа являлся опять.