Аграфена и Братство говорящих котов

Евгений Гаглоев, 2014

Привет! Я – Аграфена, обычная девочка из сиротского приюта в Белой Гриве. Как и многие дети, я попала сюда после войны в Империи. Жизнь текла своим чередом – комендантша Коптильда носилась со своими револьверами, мы воровали огурцы у сельского старосты и иногда пытались избавиться от ошейников, которые мешали навсегда удрать из приюта. В общем, как у всех. Но потом всё пошло кувырком. Сначала появился кот. И ладно бы, просто появился. Но он говорил! И не просто говорил, а ехидничал и язвил. А ещё воровал бутерброды с колбасой у нашей Кухарки. И просил помочь его Братству найти какую-то магическую книгу давно умершей ведьмы. Потом вдруг появились имперские колдуны – Эсселиты, которые искали по всем приютам ребёнка, неподвластного их магии. Ещё бы! Ведь он может изменить судьбу Империи. Интересно, кто бы это мог быть?

Любимым детским книжкам посвящается…

Глава первая,

в которой в теплице старосты заводятся привидения

Ворованная провизия всегда вкуснее, чем купленная за свои деньги! Да и есть ее куда интереснее.

Аграфена и ее лучший друг Триш знали об этом не понаслышке. К тому же, если бы они и решили купить себе что-нибудь пожевать, им просто нечем было бы заплатить — оба с самого рождения жили в сиротском приюте и, естественно, денег отродясь в руках не держали. Поэтому, когда Кухарка прогнала всех воспитанников из приютской столовой, и, распевая во всю глотку имперские военные марши, начала убирать со столов оставшуюся после ужина посуду, Аграфена и Триш ничего лучшего не придумали, как совершить набег на теплицу старосты деревни.

Порции детям Кухарка всегда давала небольшие, но сегодня она превзошла сама себя. Аграфене досталось три ложки вареного гороха, а Тришу и вовсе две — в столовой он споткнулся с тарелкой в руках и вывалил на пол почти половину своего ужина.

Комендантша Коптильда с утра уехала в столицу, поэтому Кухарка осталась в приюте за главную. Сэкономленные на воспитанниках продукты она свалила в свой мешок, собираясь утащить их домой. Жадная, весьма неопрятная тетка, Кухарка своим внешним видом напоминала паучиху — толстый живот, нечесаные космы, тонкие ручки и ножки. Да и складом характера она обладала не лучшим, так и норовила стянуть все, что попадало в ее тощие загребущие ручонки.

Живот Аграфены издал такое громкое урчание, что Триш даже остановился и удивленно на нее посмотрел.

— Твой червяк проснулся! — со знанием дела заявил он.

— Еще бы! Ведь я так и не смогла его заморить! — ответила Аграфена.

Она так сильно хотела есть, что все окружающие ее предметы казались девочке разными вкусностями.

Солнце уже садилось. Его ярко-оранжевый диск, напоминавший оголодавшей девочке блин, медленно опускался за дальний холм, похожий на высокий торт, на котором стоял сиротский приют. Тень от холма буквально на глазах сползала вниз и накрывала расположенную в долине деревню Белая Грива. Маленькие домики с белыми стенами и красными крышами, разбросанные между небольшими рощицами фруктовых деревьев, смахивали на пирожки, рядами уложенные на большом зеленом противне.

Аграфена и Триш только что выбрались через окно спальни для девочек на узкий карниз, перебрались с него на крышу приюта, пересекли ее наклонную черепичную поверхность и перелезли на огромный дуб, растущий рядом с домом.

Теперь оставалось всего ничего — спуститься с дерева и незаметно пробраться через свалку металлолома к железной ограде. Свалка находилась на заднем дворе приюта и представляла собой нагромождение всяких ржавых железяк, оставшихся еще, должно быть, со времен гражданской войны.

Комендантша сего заведения Коптильда, ветеранша тех военных действий, никому не позволяла вывозить эти железки, утверждая, что они напоминают ей о старых добрых временах, когда она ездила на своем боевом танке и безжалостно громила врагов нынешнего императора Велдора Великого.

В самом дальнем углу решетчатой ограды, окружавшей свалку, было место, где не доставало одного прута. Через эту дыру Аграфена, да и другие воспитанники, частенько покидали территорию приюта, не опасаясь, что их застукает у ворот сама Коптильда или ее младший братец Копотун.

Последний значился в приюте помощником комендантши, но абсолютно ничего при этом не делал. Целыми днями он валялся в гамаке, висевшем во дворе между двумя деревьями, или слушал радио в директорском кабинете, а потом пересказывал сестре последние новости империи.

К забору свалки примыкал большой вольер, обнесенный сеткой, в котором обитал Вельзевул — огромная жуткая псина Коптильды, размером с крупного пони, покрытая косматой черной шерстью. Аграфена всерьез подозревала, что в роду Вельзевула попадались не только обычные собаки, но и драконы, черти или еще кто-нибудь похуже. Пес уважал и боялся только Коптильду, всех остальных же он вообще ни за кого не считал.

Почуяв приближение детей, Вельзевул начал громогласно лаять и яростно бросаться на стены вольера. Хорошо, что они были сварены из металлической сетки и толстых листов железа. Проломить он их не мог, однако и не оставлял попыток сделать это.

Однажды пес сумел порвать цепь и вырвался из своего зарешеченного логова во двор прямо во время послеобеденной прогулки. Треть воспитанников приюта тогда в мгновение ока очутились верхом на высоком заборе, причем сами позже не могли вспомнить, как они туда взобрались. Вторая треть просто попадали в обморок от испуга, а остальным пришлось срочно бежать в прачечную — отстирывать бельишко. Аграфена тогда оказалась в первой трети, Триш — во второй, а еще один их приятель Пима — в третьей.

Коптильда быстро загнала пса обратно в вольер, угрожая ему револьвером и браня на чем свет стоит, но воспитанники на всю жизнь запомнили тот ужасный день.

Аграфена и Триш быстро пригнулись к земле, чтобы Вельзевул не успел их рассмотреть. Так, на всякий случай. После давней космической катастрофы, когда половина Луны упала на землю, неожиданно обнаружилось, что самые обыкновенные коты вдруг научились говорить. Кто знает, может, и собаки теперь тоже умеют, да только скрывают это? А эта псина знала о девочке много занятного и явно не стала бы помалкивать! Сколько раз она вот так пробиралась мимо него в деревню, а потом возвращалась, нагруженная ворованными овощами!

Ребята прокрались к ограде и выбрались с территории приюта через заветную дыру. По слухам, эту брешь в заборе сотворил сам Вельзевул, сожрав один из чугунных прутьев. Аграфена ничуть в этом не сомневалась! Пес обладал поистине акульей пастью и, наверное, на досуге, когда ему удавалось вырваться, поедал пасущихся около Белой Гривы коров и баранов.

Оказавшись за пределами забора, Аграфена и Триш быстро юркнули в высокую траву.

Вокруг приюта было большое пшеничное поле, немного поодаль которого начиналась тропинка, ведущая вниз, в деревню. Девочка выглянула из травы. Вокруг было совсем тихо. Похоже, их побег остался незамеченным. Они выбрались с поля и поспешили в Белую Гриву.

Коптильда поехала в столицу империи за деньгами, которые ежемесячно выделялись на приютские нужды, и скорее всего останется ночевать в городе, поэтому ребята не опасались, что кто-то их хватится. На берегу небольшого озера, расположенного у подножия холма, Аграфена заприметила спину братца комендатши. Копотун удил рыбу, да поедал пирожки, которые специально для него напекла Кухарка. Вся его поза говорила о том, что ему совершенно все равно, чем там сейчас занимаются воспитанники приюта. Для Копотуна все они, шестьдесят с лишним человек, были на одно лицо.

— Опусти-ка свой кочан пониже! — посоветовала Аграфена Тришу. — Тебя видно из травы. Вдруг Копотун заметит?

— Да он, похоже, вообще спит! — ответил тот.

— Лучше не рисковать!

Парень послушно втянул голову в плечи.

Девочке недавно стукнуло двенадцать лет, а Тришу уже исполнилось четырнадцать, так что он был на голову выше ее. Аграфена считала мальчишку изрядным болваном, но уже сейчас начинала понимать, что, когда повзрослеет, обязательно в него влюбится. Высокий и стройный, с крепким и гибким телом, закаленным в многочисленных драках, Триш обладал зелеными глазами и длинными черными волосами до плеч. На солнце его волосы отливали зеленым цветом. Если бы не это обстоятельство, да не его остроконечные уши, парень был бы совсем похож на человека.

Кто-то из его родителей принадлежал к клану леших — странного и недружелюбного народа, обитающего где-то в дальних лесах страны. Этих непонятных существ не любили и даже страшились. Их считали мутантами и старались избегать встреч с ними. Наверное, поэтому Триша и подкинули на крыльцо приюта, когда он был еще совсем маленьким. Оставалось загадкой лишь то, каким образом маленький леший появился в окрестностях Белой Гривы.

Сама Аграфена оказалась в приюте как раз двенадцать лет назад, в самый разгар войны. У девочки были короткие, вечно взлохмаченные волосы огненно-рыжего цвета, большие голубые глаза и маленький вздернутый нос, который она вечно совала куда не следует и частенько за это получала.

Эти двое считались знатными драчунами, многие дети в приюте их даже побаивались. Правда, только в последние годы, когда они оказались самыми старшими воспитанниками. Поначалу, Триша постоянно задирали за его остроконечные уши, а Аграфену за ее дружбу с ним. Но когда оба подросли, а старшие дети покинули приют, ситуация заметно изменилась. Теперь приютские хулиганы предпочитали обходить их стороной.

Ребята не спеша пробирались сквозь высокую траву, и вскоре из-за пригорка уже показались остроугольные крыши крайних домиков деревни. Аграфена и Триш решили не выходить на большую дорогу, а продолжить свой путь кустами и зарослями. Приютских здесь не очень любили. Местные мальчишки частенько устраивали с ними драки, а старики и старухи жаловались на детей Коптильде, и та потом устраивала воспитанникам серьезную взбучку.

Высоко в небе парил дирижабль имперской жандармерии, похожий на огромную переваренную сардельку. Под брезентовым шаром, надутым горячим воздухом, висела небольшая кабина со стеклянными стенами, сквозь которые было видно сидящих внутри двух жандармов. По указу императора Велдора Первого, в их обязанности входило следить за порядком в Белой Гриве и ее окрестностях. Но как-то Пима соорудил мощный телескоп из осколков разбитых бутылок от шнапса, и Аграфена и Триш смогли разглядеть, чем на самом деле занимались эти бравые служители закона в своей стеклянной будке. А они пили пиво, играли в карты на деньги, спали на своих креслах, и иногда, видимо, от скуки, мутузили друг дружку.

Так что сейчас жандармам явно было не до ребят. Да и что они могли разглядеть с такой высоты? Аграфена и Триш могли показаться им всего лишь двумя черными точками на пшеничном поле, не больше.

Девочка толкнула друга в бок.

Полукровка повернул голову и недовольно на нее уставился.

— Ты чего? — спросил он, слегка нахмурившись.

— Тебе никогда не хотелось удрать из приюта? — немного рассеянно произнесла Аграфена. — Не на время, а навсегда?

— Смеешься? — изумился Триш. — Да я только и мечтаю об этом, как и все остальные сироты. Избавиться от ненавистной Коптильды и стать свободным! Да только ты не хуже меня знаешь, что это невозможно.

Он показал ей на массивный ошейник из кожи и блестящих металлических пластин, плотно сидевший на его загорелой шее.

— Благодаря этому нас тут же вычислят и поймают. И тогда не миновать нам чего похуже, чем сиротский приют, — добавил он, пожимая плечами.

Аграфена горестно вздохнула.

— Еще два года терпеть выходки Коптильды! Угораздило же нас попасть в эту богадельню!

Она сама мечтала жить где-нибудь в столице, кататься на лошадях, летать на дельтапланах, бороздить моря и океаны на больших железных пароходах. Да только на ее шее красовался точно такой же ошейник, замкнутый на небольшой висячий замочек.

На замке девочки был выгравирован порядковый номер 238. Их присваивали каждому ребенку при поступлении в приют. Триш получил следующий номер — 239, поскольку он попал сюда практически сразу после Аграфены. По правилам такие ошейники носили все воспитанники этого заведения. Замочки запирали с помощью магии имперских Эсселитов, и снять их до совершеннолетия не было никакой возможности.

Аграфена как-то слышала, что несколько лет назад из их приюта уже пытались сбежать двое мальчишек. Их быстро нашли по этим самым ошейникам. Видно, Эсселиты могли ощущать магию даже на расстоянии. С тех пор мальчиков больше никто не видел. По слухам, беглецов отправили работать в имперские каменоломни, расположенные где-то в самой глуши игурейских провинций.

Триш мечтательным взглядом уставился на висящий в воздухе дирижабль.

— Когда-нибудь я тоже стану пилотом! — сказал он. — Только не военным, а гражданским. Буду летать на дельтаплане или дирижабле! И тогда уже никто не сможет удерживать меня против моей воли!

Он вдруг споткнулся о здоровенный камень и во весь рост растянулся на траве.

— Будем надеяться, что в небе тебе повезет больше, чем на земле! — улыбнулась Аграфена.

Староста деревни жил в самом большом и богатом доме Белой Гривы. Красивый трехэтажный особняк с просторной террасой и несколькими балконами, как и другие дома, был выкрашен в белый цвет. Дом окружал сад, переходящий в огромный огород, засаженный картошкой, репой и тыквой.

Посадки деревенских жителей то и дело атаковали вороны, поэтому на участке старосты повсюду стояло множество огородных пугал. Некоторые из них привели бы в ужас и человека, но вороны, похоже, их даже не замечали. За особняком возвышались две большие стеклянные теплицы — цель Аграфены и Триша.

Конечно, ребята прекрасно осознавали, что лезть туда опасно, но именно здесь росли самые вкусные и сочные огурцы во всей округе.

К тому времени, когда они добрались до жилища старосты, солнце уже окончательно скрылось за холмом, и на деревню опустились сумерки.

В окнах окрестных домов зажегся свет, со стороны местного трактира «Ржавая подкова» начала доноситься музыка, раздавались пьяные крики и грохот тарелок.

Аграфена и Триш перелезли через кирпичный забор, окружавший владения, и увидели, что в окнах особняка нет света. Неужели им так повезло, что старика сегодня не оказалось дома?

Ребята уже мысленно начали радоваться тому, что они совсем близки к цели, да не тут-то было.

Едва Аграфена и Триш двинулись через огород в сторону заветных теплиц, над дверью особняка зажегся фонарь, и сам староста вышел на крыльцо. Убегать было уже поздно, а спрятаться на открытом пространстве просто негде. Вдоль грядок, на длинных веревках развевалось свежевыстиранное белье.

Ребятам не оставалось ничего другого, как только прикинуться пугалами и застыть на месте, широко раскинув руки.

Староста страдал близорукостью, о чем знали все жители деревни и обитатели приюта. Ему недавно исполнилось семьдесят лет. На его тощей фигуре колыхалась длинная ночная рубаха, похожая на женскую, а лысый череп старика покрывал белый колпак с кисточкой. По всему его внешнему виду было похоже, что он уже собирался лечь в постель.

Староста сладко потянулся, затем разинул рот и широко зевнул.

— И куда же ты выперся, старый олух?! — раздалось вдруг из дома. — Смеркается ведь уже! Все порядочные люди давно готовятся ко сну!

— А может, я не порядочный! — раздраженно бросил старик.

— Оно и видно! Где были мои глаза, когда я выходила за тебя замуж?!

Аграфена с трудом сдержалась, чтобы не захохотать.

Из окна на втором этаже выглянула мадам Бина, супруга старосты. Она, как и ее муж, обладала тощей костлявой фигурой. На голове у нее красовался белый кружевной чепец, а плечи были укутаны в красивую вязаную шаль.

В Белой Гриве ее называли ходячей катастрофой. Где бы ни появилась мадам Бина, вокруг сразу все начинало ломаться, взрываться, гореть и тонуть. Эта женщина просто притягивала к себе неприятности!

Вот и сейчас она попыталась закрыть окно и створкой сшибла с подоконника фикус. Глиняный горшок разлетелся вдребезги в метре от старосты, стоявшем как раз под этим самым окном. Старик от неожиданности выпучил глаза и отскочил в сторону.

— Бина! — раздосадованно завопил он.

— Хватит орать! — строго крикнула в ответ женщина. — Наш ангелочек уже легла в постельку и видит десятые сны!

Мадам Бина захлопнула окно. Она даже не заметила исчезновение цветка.

Ангелочек — единственная дочь этой супружеской четы — Кризельда стояла на балконе третьего этажа и курила одну из папашиных трубок. Эта мощная широкоплечая девица шестнадцати лет от роду весила, должно быть, полторы тонны и с трудом проходила в дверные проемы. Никто в деревне не знал, в кого она такая уродилась, при отце и матери тощих, как сушеные стручки фасоли. Кризельда не так давно начала курить табак, потому что кто-то сказал ей, что это способствует похудению. Но результатов пока явно не наблюдалось.

Аграфена стояла неподвижно на одной ноге с поднятыми к небу руками, и ее конечности уже начали затекать. С какой радостью она сейчас попрыгала бы, чтобы размять мышцы!

Но старик, похоже, и не собирался пока заходить в дом. Он уселся в большое плетеное кресло, стоящее на крыльце, откуда-то вытащил еще одну трубку и начал набивать ее табаком.

Триш, изображавший пугало неподалеку от Аграфены, поднял глаза наверх и остолбенел от ужаса.

Кризельда смотрела прямо на него! Девица довольно улыбалась и подмигивала ему, посылая воздушные поцелуи. Сильно затянувшись трубкой, она выпустила в темное небо сразу два колечка дыма.

Колечки, напоминающие обручальные кольца, сцепились между собой и медленно растаяли в воздухе.

Парень громко сглотнул.

В это время на огород старосты опустились сразу три вороны. Одна из них с важным видом подошла к Аграфене, склонила голову набок и стала внимательно ее разглядывать. Вторая ворона взлетела в воздух и опустилась на голову Триша. Затем с не менее важным видом она начала клевать его прямо в лохматую макушку.

Тот терпел, сколько мог, а потом резко поднял руку, схватил назойливую птицу за крыло и скинул ее со своей головы на землю.

Вороны с громким карканьем разлетелись в разные стороны.

Староста заметил, что на его грядках кто-то шевелится, выпучил глаза и заголосил. Забыв про трубку, он резво спрыгнул с крыльца и схватил валявшуюся неподалеку метлу.

В этот момент вороны неожиданно устремились прямо к старостиной дочке. Кризельда на своем балконе, увидев, что они летят прямо на нее, вздрогнула от неожиданности, выпустила трубку изо рта и начала энергично отмахиваться руками от громко каркающих птиц.

Выпавшая трубка, перевернувшись в воздухе, попала точно старосте за шиворот. Тот, в свою очередь, издал громкий пронзительный визг и начал галопом скакать по садовой тропинке.

На крик из дома выбежала мадам Бина.

— Чего орешь, как оглашенный?! — воскликнула она.

Через мгновение, споткнувшись на ступеньках крыльца, женщина рухнула сверху на как раз пробегавшего мимо мужа. Метла, трубка, чепец и ночной колпак полетели в разные стороны.

Аграфена и Триш бросились бежать. В потемках они не заметили тонкую бельевую веревку и тут же запутались в сохнувших на ней простынях. В белых развевающихся накидках они заметались по огороду, не видя дороги, потом столкнулись друг с другом и вместе упали на землю.

В попытке избавиться от простыней, оба резко вскочили, но тут же налетели на стеклянную стену теплицы и с грохотом ввалились в парник. Операция пошла не так, как планировалось, но все же они добились своего!

Девочка начала быстро рвать огурцы и запихивать их за пазуху. Триш все еще пытался выпутаться из облепившей его еще не высохшей простыни.

Староста и мадам Бина, наконец, сумели подняться.

— Привидения! — заорал староста, тыча пальцем в сторону парников.

— Воры! — завопила его жена.

Схватив наперевес метлу, она понеслась к теплице.

Аграфена в тот момент помогала другу выпутаться из его оков.

Заметив несущуюся к ней старуху, девочка резво бросилась прочь. Освобожденный Триш едва поспевал за ней, быстро перебирая своими длинными ногами. В мгновение ока они перемахнули через забор и рванули в сторону приюта.

Вдогонку им неслись гневные угрозы старосты и его жены.

Отбежав от деревни на порядочное расстояние, ребята углубились в пшеничные поля, окружавшие приютский холм, и только здесь, наконец, остановились, чтобы перевести дух.

Они повалились на землю и громко захохотали. Девочка смеялась так, что по ее щекам потекли слезы. Триш даже не мог говорить, только тихонько повизгивал.

— Фу! — выдохнула Аграфена, когда они немного успокоились. — Едва не попались.

— Ага, — согласился Триш. — Мне даже как-то есть расхотелось!

— Как это расхотелось? — возмутилась она в ответ. — Зря что ли столько стараний?!

Девочка вытряхнула из-под рубахи украденные огурцы и разделила добычу на две равные части. Затем пододвинула к Тришу его долю.

Они тут же приступили к трапезе, громко хрустя сочными овощами.

Приют грозно возвышался перед ними, почти сливаясь с темным небом. Здание строили, надстраивали и подстраивали не один десяток лет, поэтому сейчас оно напоминало башню из разноразмерных коробок, кое-как сваленных друг на друга. Казалось, это высокое несуразное строение давно должно было рухнуть, но каким-то чудом приют все же умудрялся держаться на вершине холма.

— Знаешь, о чем я иногда думаю? — спросила Аграфена.

— О чем?

— Каково это было бы, взобраться на крышу приюта и спрыгнуть с нее с раскрытым зонтиком?

Парень звонко расхохотался.

— Ну ты даешь!

— А что такого? Наверное, не я первая об этом подумала! — с легким возмущением сказала Аграфена, легонько пихнув друга в бок.

— Что-то мне не приходят в голову такие безумные идеи! — признался Триш.

— А меня вот посещают периодически, — задумчиво произнесла она.

Вдоволь насмеявшись и перекусив, ребята выбрались с поля и зашагали вверх по узкой тропинке. Копотун уже ушел с озера. Наверное, доел свои пирожки. Вот кому жилось в приюте сыто и вольготно! А вот Аграфене и Тришу совсем не хотелось возвращаться. Но что они могли поделать? Ошейники Эсселитов не давали им особой свободы передвижения.

Когда друзья уже почти подошли к ограде, окрестности сиротского приюта вдруг сотряс мощный вопль комендантши Коптильды, сопровождаемый громкими выстрелами двух ее любимых револьверов.

Аграфена и Триш испуганно переглянулись.

— Коптильда! — в ужасе прошептала девочка.

— Она вернулась раньше времени! — воскликнул Триш.

— И, наверное, узнала о нашем отсутствии!

Никогда еще они не неслись обратно в приют после подобной вылазки с такой скоростью!

Оба мгновенно протиснулись сквозь дыру в заборе, пересекли свалку металлолома, и с самыми ужасными предчувствиями вбежали во двор приюта, где как раз начиналось вечернее построение.