Неточные совпадения
— Н-ничего! Н-н-ничего! Как есть ничего! — спохватился и заторопился поскорее чиновник, — н-никакими
то есть деньгами Лихачев доехать не мог! Нет, это не
то, что Арманс. Тут один Тоцкий. Да вечером в Большом али во Французском театре в своей собственной ложе сидит. Офицеры там мало
ли что промеж себя говорят, а и
те ничего не могут доказать: «вот, дескать, это есть
та самая Настасья Филипповна», да и только, а насчет дальнейшего — ничего! Потому что и нет ничего.
— Гм. Я опасаюсь не
того, видите
ли. Доложить я обязан, и к вам выйдет секретарь, окромя если вы… Вот то-то вот и есть, что окромя. Вы не по бедности просить к генералу, осмелюсь, если можно узнать?
— Стало быть, если долго ждать,
то я бы вас попросил: нельзя
ли здесь где-нибудь покурить? У меня трубка и табак с собой.
— Ну как я об вас об таком доложу? — пробормотал почти невольно камердинер. — Первое
то, что вам здесь и находиться не следует, а в приемной сидеть, потому вы сами на линии посетителя, иначе гость, и с меня спросится… Да вы что же, у нас жить, что
ли, намерены? — прибавил он, еще раз накосившись на узелок князя, очевидно не дававший ему покоя.
— Знаете
ли что? — горячо подхватил князь, — вот вы это заметили, и это все точно так же замечают, как вы, и машина для
того выдумана, гильотина.
— Но с
тем, чтобы непременно завязать ему салфетку на шее, когда он сядет за стол, — решила генеральша, — позвать Федора, или пусть Мавра… чтобы стоять за ним и смотреть за ним, когда он будет есть. Спокоен
ли он по крайней мере в припадках? Не делает
ли жестов?
С ним все время неотлучно был священник, и в тележке с ним ехал, и все говорил, — вряд
ли тот слышал: и начнет слушать, а с третьего слова уж не понимает.
Не возьметесь
ли вы, князь, передать Аглае Ивановне, сейчас, но только одной Аглае Ивановне, так
то есть, чтоб никто не увидал, понимаете?
Мне это очень не хочется, особенно так, вдруг, как вы, с первого раза; и так как мы теперь стоим на перекрестке,
то не лучше
ли нам разойтись: вы пойдете направо к себе, а я налево.
— Князь, — обратилась к нему вдруг Нина Александровна, — я хотела вас спросить (для
того, собственно, и попросила вас сюда), давно
ли вы знаете моего сына? Он говорил, кажется, что вы только сегодня откуда-то приехали?
— Ты всё еще сомневаешься и не веришь мне; не беспокойся, не будет ни слез, ни просьб, как прежде, с моей стороны по крайней мере. Всё мое желание в
том, чтобы ты был счастлив, и ты это знаешь; я судьбе покорилась, но мое сердце будет всегда с тобой, останемся
ли мы вместе, или разойдемся. Разумеется, я отвечаю только за себя; ты не можешь
того же требовать от сестры…
— Да чуть
ли еще не бранила вас, князь. Простите, пожалуйста. Фердыщенко, вы-то как здесь, в такой час? Я думала, по крайней мере хоть вас не застану. Кто? Какой князь? Мышкин? — переспросила она Ганю, который между
тем, все еще держа князя за плечо, успел отрекомендовать его.
— Что сделала? Куда ты меня тащишь? Уж не прощения
ли просить у ней, за
то, что она твою мать оскорбила и твой дом срамить приехала, низкий ты человек? — крикнула опять Варя, торжествуя и с вызовом смотря на брата.
Вы тут не всё знаете, князь… тут… и кроме
того, она убеждена, что я ее люблю до сумасшествия, клянусь вам, и, знаете
ли, я крепко подозреваю, что и она меня любит, по-своему
то есть, знаете поговорку: «Кого люблю,
того и бью».
—
То, что вы не легкомысленно
ли поступаете слишком, не осмотреться
ли вам прежде? Варвара Ардалионовна, может быть, и правду говорит.
Если бы даже и можно было каким-нибудь образом, уловив случай, сказать Настасье Филипповне: «Не выходите за этого человека и не губите себя, он вас не любит, а любит ваши деньги, он мне сам это говорил, и мне говорила Аглая Епанчина, а я пришел вам пересказать», —
то вряд
ли это вышло бы правильно во всех отношениях.
— Да меня для
того только и держат, и пускают сюда, — воскликнул раз Фердыщенко, — чтоб я именно говорил в этом духе. Ну возможно
ли в самом деле такого, как я, принимать? Ведь я понимаю же это. Ну можно
ли меня, такого Фердыщенка, с таким утонченным джентльменом, как Афанасий Иванович, рядом посадить? Поневоле остается одно толкование: для
того и сажают, что это и вообразить невозможно.
Право, не знаю, было
ли у них что-нибудь,
то есть, я хочу сказать, могла
ли у него быть хоть какая-нибудь серьезная надежда?
Но молчаливая незнакомка вряд
ли что и понять могла: это была приезжая немка и русского языка ничего не знала; кроме
того, кажется, была столько же глупа, сколько и прекрасна.
— Как вы думаете, Афанасий Иванович, — наскоро успел шепнуть ему генерал, — не сошла
ли она с ума?
То есть, без аллегории, а настоящим медицинским манером, — а?
А веришь иль нет, я, года четыре
тому назад, временем думала, не выйти
ли мне уж и впрямь за моего Афанасия Ивановича?
Да и вообще в первое время,
то есть чуть
ли не целый месяц по отъезде князя, в доме Епанчиных о нем говорить было не принято.
И вот всего только две недели спустя вдруг получено было его превосходительством сведение, что Настасья Филипповна бежала в третий раз, почти что из-под венца, и на этот раз пропала где-то в губернии, а между
тем исчез из Москвы и князь Мышкин, оставив все свои дела на попечение Салазкина, «с нею
ли, или просто бросился за ней — неизвестно, но что-то тут есть», заключил генерал.
— Да перестань, пьяный ты человек! Верите
ли, князь, теперь он вздумал адвокатством заниматься, по судебным искам ходить; в красноречие пустился и всё высоким слогом с детьми дома говорит. Пред мировыми судьями пять дней
тому назад говорил. И кого же взялся защищать: не старуху, которая его умоляла, просила, и которую подлец ростовщик ограбил, пятьсот рублей у ней, всё ее достояние, себе присвоил, а этого же самого ростовщика, Зайдлера какого-то, жида, за
то, что пятьдесят рублей обещал ему дать…
И верите
ли: каждое утро он нам здесь эту же речь пересказывает, точь-в-точь, как там ее говорил; пятый раз сегодня; вот пред самым вашим приходом читал, до
того понравилось.
— Изложение дела. Я его племянник, это он не солгал, хоть и всё лжет. Я курса не кончил, но кончить хочу и на своем настою, потому что у меня есть характер. А покамест, чтобы существовать, место одно беру в двадцать пять рублей на железной дороге. Сознаюсь, кроме
того, что он мне раза два-три уже помог. У меня было двадцать рублей, и я их проиграл. Ну, верите
ли, князь, я был так подл, так низок, что я их проиграл!
Всю ночь поминутно вскакивает,
то окна смотрит, хорошо
ли заперты,
то двери пробует, в печку заглядывает, да этак в ночь-то раз по семи.
— Что ж, может, и впрямь не понимает, хе-хе! Говорят же про тебя, что ты…
того. Другого она любит, — вот что пойми! Точно так, как ее люблю теперь, точно так же она другого теперь любит. А другой этот, знаешь ты кто? Это ты! Что, не знал, что
ли?
Князь намекал на
то, что Лебедев хоть и разгонял всех домашних под видом спокойствия, необходимого больному, но сам входил к князю во все эти три дня чуть не поминутно, и каждый раз сначала растворял дверь, просовывал голову, оглядывал комнату, точно увериться хотел, тут
ли? не убежал
ли? и потом уже на цыпочках, медленно, крадущимися шагами, подходил к креслу, так что иногда невзначай пугал своего жильца.
— Отнюдь, отнюдь нет, — замахал Лебедев, — и не
того боится, чего бы вы думали. Кстати: изверг ровно каждый день приходит о здоровье вашем наведываться, известно
ли вам?
Когда Коля кончил,
то передал поскорей газету князю и, ни слова не говоря, бросился в угол, плотно уткнулся в него и закрыл руками лицо. Ему было невыносимо стыдно, и его детская, еще не успевшая привыкнуть к грязи впечатлительность была возмущена даже сверх меры. Ему казалось, что произошло что-то необычайное, всё разом разрушившее, и что чуть
ли уж и сам он
тому не причиной, уж
тем одним, что вслух прочел это.
Если признаете (что очевидно),
то намерены
ли вы или находите
ли вы справедливым по совести, в свою очередь получив миллионы, вознаградить нуждающегося сына Павлищева, хотя бы он и носил имя Бурдовского?
Или уж не намерены
ли предпринять извинение и оправдание Бурдовского
тем, что он ввязался в дело по неведению?
— Да, Терентьев, благодарю вас, князь, давеча говорили, но у меня вылетело… я хотел вас спросить, господин Терентьев, правду
ли я слышал, что вы
того мнения, что стоит вам только четверть часа в окошко с народом поговорить, и он тотчас же с вами во всем согласится и тотчас же за вами пойдет?
— Знаете
ли, что я приехал сюда для
того, чтобы видеть деревья?
Но дело в
том, милый князь, что я хотел спросить вас, не знаете
ли вы-то чего?
То есть не дошел
ли хоть до вас каким-нибудь чудом слух?
— Главное
то, что в вас какая-то детская доверчивость и необычайная правдивость, — сказал наконец князь, — знаете
ли, что уж этим одним вы очень выкупаете?
Верите
ли вы теперь благороднейшему лицу: в
тот самый момент, как я засыпал, искренно полный внутренних и, так сказать, внешних слез (потому что, наконец, я рыдал, я это помню!), пришла мне одна адская мысль: «А что, не занять
ли у него в конце концов, после исповеди-то, денег?» Таким образом, я исповедь приготовил, так сказать, как бы какой-нибудь «фенезерф под слезами», с
тем, чтоб этими же слезами дорогу смягчить и чтобы вы, разластившись, мне сто пятьдесят рубликов отсчитали.
Вы схитрили, чтобы чрез слезы деньги выманить, но ведь сами же вы клянетесь, что исповедь ваша имела и другую цель, благородную, а не одну денежную; что же касается до денег,
то ведь они вам на кутеж нужны, так
ли?
— Бьюсь об заклад, — вскричал он, — что вы, князь, хотели совсем не
то сказать и, может быть, совсем и не мне… Но что с вами? Не дурно
ли вам?
— До
того уж меня ненавидишь, что
ли?
А только вот что я в эту неделю надумал, Парфен, и скажу тебе: знаешь
ли ты, что она тебя теперь, может, больше всех любит, и так даже, что, чем больше мучает,
тем больше и любит.
— Что вы пришли выпытать, в этом и сомнения нет, — засмеялся наконец и князь, — и даже, может быть, вы решили меня немножко и обмануть. Но ведь что ж, я вас не боюсь; притом же мне теперь как-то всё равно, поверите
ли? И… и… и так как я прежде всего убежден, что вы человек все-таки превосходный,
то ведь мы, пожалуй, и в самом деле кончим
тем, что дружески сойдемся. Вы мне очень понравились, Евгений Павлыч, вы… очень, очень порядочный, по-моему, человек!
— Увидите; скорее усаживайтесь; во-первых, уж потому, что собрался весь этот ваш… народ. Я так и рассчитывал, что народ будет; в первый раз в жизни мне расчет удается! А жаль, что не знал о вашем рождении, а
то бы приехал с подарком… Ха-ха! Да, может, я и с подарком приехал! Много
ли до света?
— Мысль ловкая и намекающая! — похвалил Лебедев. — Но опять-таки дело не в
том, а вопрос у нас в
том, что не ослабели
ли «источники жизни» с усилением…
Но довольно, и не в
том теперь дело, а в
том, что не распорядиться
ли нам, достопочтенный князь, насчет приготовленной для гостей закусочки?
— И впрямь… — согласился он тотчас же, как бы задумываясь, — пожалуй, еще скажут… да черт
ли мне в
том, что они скажут!