Неточные совпадения
— Уверяю вас, что я не солгал вам, и вы отвечать за меня не будете. А что я в таком виде и
с узелком,
то тут удивляться нечего: в настоящее
время мои обстоятельства неказисты.
— Очень может быть, хотя это и здесь куплено. Ганя, дайте князю бумагу; вот перья и бумага, вот на этот столик пожалуйте. Что это? — обратился генерал к Гане, который
тем временем вынул из своего портфеля и подал ему фотографический портрет большого формата, — ба! Настасья Филипповна! Это сама, сама тебе прислала, сама? — оживленно и
с большим любопытством спрашивал он Ганю.
Да тут именно чрез ум надо бы
с самого начала дойти; тут именно надо понять и… и поступить
с обеих сторон: честно и прямо, не
то… предуведомить заранее, чтобы не компрометировать других,
тем паче, что и
времени к
тому было довольно, и даже еще и теперь его остается довольно (генерал значительно поднял брови), несмотря на
то, что остается всего только несколько часов…
— Ну, извините, — перебил генерал, — теперь ни минуты более не имею. Сейчас я скажу о вас Лизавете Прокофьевне: если она пожелает принять вас теперь же (я уж в таком виде постараюсь вас отрекомендовать),
то советую воспользоваться случаем и понравиться, потому Лизавета Прокофьевна очень может вам пригодиться; вы же однофамилец. Если не пожелает,
то не взыщите, когда-нибудь в другое
время. А ты, Ганя, взгляни-ка покамест на эти счеты, мы давеча
с Федосеевым бились. Их надо бы не забыть включить…
Наконец, уж одно
то, что
с каждым годом, например, росло в геометрической прогрессии их состояние и общественное значение; следственно, чем более уходило
время,
тем более выигрывали и дочери, даже как невесты.
Почти в
то же самое
время и Афанасий Иванович Тоцкий, человек высшего света,
с высшими связями и необыкновенного богатства, опять обнаружил свое старинное желание жениться.
Так как
с некоторого
времени он
с генералом Епанчиным состоял в необыкновенной дружбе, особенно усиленной взаимным участием в некоторых финансовых предприятиях,
то и сообщил ему, так сказать, прося дружеского совета и руководства: возможно или нет предположение о его браке
с одною из его дочерей?
С тех пор он как-то особенно полюбил эту глухую, степную свою деревеньку, заезжал каждое лето, гостил по два, даже по три месяца, и так прошло довольно долгое
время, года четыре, спокойно и счастливо, со вкусом и изящно.
В
то же
время совершенно легко и без всякого труда познакомился
с ней и один молодой чиновник, по фамилии Фердыщенко, очень неприличный и сальный шут,
с претензиями на веселость и выпивающий.
Тем временем Настасья Филипповна объяснилась
с Ганей: слов было сказано очень мало, точно ее целомудрие страдало при этом.
— Maman, да ведь этак очень странно рассказывать, — заметила Аделаида, которая
тем временем поправила свой мольберт, взяла кисти, палитру и принялась было копировать давно уже начатый пейзаж
с эстампа. Александра и Аглая сели вместе на маленьком диване и, сложа руки, приготовились слушать разговор. Князь заметил, что на него со всех сторон устремлено особенное внимание.
С ним все
время неотлучно был священник, и в тележке
с ним ехал, и все говорил, — вряд ли
тот слышал: и начнет слушать, а
с третьего слова уж не понимает.
Мать в
то время уж очень больна была и почти умирала; чрез два месяца она и в самом деле померла; она знала, что она умирает, но все-таки
с дочерью помириться не подумала до самой смерти, даже не говорила
с ней ни слова, гнала спать в сени, даже почти не кормила.
С некоторого
времени он стал раздражаться всякою мелочью безмерно и непропорционально, и если еще соглашался на
время уступать и терпеть,
то потому только, что уж им решено было все это изменить и переделать в самом непродолжительном
времени.
Уж одно
то, что Настасья Филипповна жаловала в первый раз; до сих пор она держала себя до
того надменно, что в разговорах
с Ганей даже и желания не выражала познакомиться
с его родными, а в самое последнее
время даже и не упоминала о них совсем, точно их и не было на свете.
Самолюбивый и тщеславный до мнительности, до ипохондрии; искавший во все эти два месяца хоть какой-нибудь точки, на которую мог бы опереться приличнее и выставить себя благороднее; чувствовавший, что еще новичок на избранной дороге и, пожалуй, не выдержит;
с отчаяния решившийся наконец у себя дома, где был деспотом, на полную наглость, но не смевший решиться на это перед Настасьей Филипповной, сбивавшей его до последней минуты
с толку и безжалостно державшей над ним верх; «нетерпеливый нищий», по выражению самой Настасьи Филипповны, о чем ему уже было донесено; поклявшийся всеми клятвами больно наверстать ей всё это впоследствии, и в
то же
время ребячески мечтавший иногда про себя свести концы и примирить все противоположности, — он должен теперь испить еще эту ужасную чашу, и, главное, в такую минуту!
К
тому времени был в ужасной моде и только что прогремел в высшем свете прелестный роман Дюма-фиса «La dame aux camеlias», [«Дама
с камелиями» (фр.).] поэма, которой, по моему мнению, не суждено ни умереть, ни состариться.
Компания Рогожина была почти в
том же самом составе, как и давеча утром; прибавился только какой-то беспутный старичишка, в свое
время бывший редактором какой-то забулдыжной обличительной газетки и про которого шел анекдот, что он заложил и пропил свои вставные на золоте зубы, и один отставной подпоручик, решительный соперник и конкурент, по ремеслу и по назначению, утрешнему господину
с кулаками и совершенно никому из рогожинцев не известный, но подобранный на улице, на солнечной стороне Невского проспекта, где он останавливал прохожих и слогом Марлинского просил вспоможения, под коварным предлогом, что он сам «по пятнадцати целковых давал в свое
время просителям».
Князь встал и дрожащим, робким голосом, но в
то же
время с видом глубоко убежденного человека произнес...
В продолжение зимы мало-помалу наконец решили отправиться на лето за границу,
то есть Лизавета Прокофьевна
с дочерьми; генералу, разумеется, нельзя было тратить
время на «пустое развлечение».
Происходило это уже почти пред самым вторичным появлением нашего героя на сцену нашего рассказа. К этому
времени, судя на взгляд, бедного князя Мышкина уже совершенно успели в Петербурге забыть. Если б он теперь вдруг явился между знавшими его,
то как бы
с неба упал. А между
тем мы все-таки сообщим еще один факт и
тем самым закончим наше введение.
Впоследствии, когда Варя уже вышла замуж, Нина Александровна и Ганя переехали вместе
с ней к Птицыну, в Измайловский полк; что же касается до генерала Иволгина,
то с ним почти в
то же самое
время случилось одно совсем непредвиденное обстоятельство: его посадили в долговое отделение.
Но со
времени «случая
с генералом», как выражался Коля, и вообще
с самого замужества сестры, Коля почти совсем у них отбился от рук и до
того дошел, что в последнее
время даже редко являлся и ночевать в семью.
Одно только меня поразило: что он вовсе как будто не про
то говорил, во всё
время, и потому именно поразило, что и прежде, сколько я ни встречался
с неверующими и сколько ни читал таких книг, всё мне казалось, что и говорят они, и в книгах пишут совсем будто не про
то, хотя
с виду и кажется, что про
то.
В
то же
время, когда он порывисто двинулся
с места, после мгновенной остановки, он находился в самом начале ворот, у самого входа под ворота
с улицы.
Тот обещал прийти скоро;
тем временем Варя разговорилась
с девицами и осталась.
Что была насмешка, в
том он не сомневался; он ясно это понял и имел на
то причины: во
время чтения Аглая позволила себе переменить буквы А. М. D. в буквы Н. Ф. Б. Что тут была не ошибка и не ослышка
с его стороны — в
том он сомневаться не мог (впоследствии это было доказано).
—
С незапамятных
времен, — прибавила Александра, — два какие-то растрепанные
тома валяются.
Случился странный анекдот
с одним из отпрысков миновавшего помещичьего нашего барства (de profundis!), из
тех, впрочем, отпрысков, которых еще деды проигрались окончательно на рулетках, отцы принуждены были служить в юнкерах и поручиках и, по обыкновению, умирали под судом за какой-нибудь невинный прочет в казенной сумме, а дети которых, подобно герою нашего рассказа, или растут идиотами, или попадаются даже в уголовных делах, за что, впрочем, в видах назидания и исправления, оправдываются присяжными; или, наконец, кончают
тем, что отпускают один из
тех анекдотов, которые дивят публику и позорят и без
того уже довольно зазорное
время наше.
Между
тем его сын, родившийся уже в законном браке, но возросший под другою фамилией и совершенно усыновленный благородным характером мужа его матери,
тем не менее в свое
время умершим, остался совершенно при одних своих средствах и
с болезненною, страдающею, без ног, матерью в одной из отдаленных губерний; сам же в столице добывал деньги ежедневным благородным трудом от купеческих уроков и
тем содержал себя сначала в гимназии, а потом слушателем полезных ему лекций, имея в виду дальнейшую цель.
Он говорил одно, но так, как будто бы этими самыми словами хотел сказать совсем другое. Говорил
с оттенком насмешки и в
то же
время волновался несоразмерно, мнительно оглядывался, видимо путался и терялся на каждом слове, так что всё это, вместе
с его чахоточным видом и
с странным, сверкающим и как будто исступленным взглядом, невольно продолжало привлекать к нему внимание.
В числе присутствующих здесь были и такие, которые готовы были просидеть тут хоть до утра, не вымолвив ни слова, например Варвара Ардалионовна, сидевшая весь вечер поодаль, молчавшая и всё
время слушавшая
с необыкновенным любопытством, имевшая, может быть, на
то и свои причины.
Все три дня оно разрасталось прогрессивно в мнительности князя (а князь
с недавнего
времени винил себя в двух крайностях: в необычной «бессмысленной и назойливой» своей доверчивости и в
то же
время в «мрачной, низкой» мнительности).
Смотря на дочерей своих, она мучилась подозрением, что беспрерывно чем-то вредит их карьере, что характер ее смешон, неприличен и невыносим, за что, разумеется, беспрерывно обвиняла своих же дочерей и Ивана Федоровича и по целым дням
с ними ссорилась, любя их в
то же
время до самозабвения и чуть не до страсти.
— Я вам, господа, скажу факт, — продолжал он прежним тоном,
то есть как будто
с необыкновенным увлечением и жаром и в
то же
время чуть не смеясь, может быть, над своими же собственными словами, — факт, наблюдение и даже открытие которого я имею честь приписывать себе, и даже одному себе; по крайней мере об этом не было еще нигде сказано или написано.
Тот месяц в провинции, когда он чуть не каждый день виделся
с нею, произвел на него действие ужасное, до
того, что князь отгонял иногда даже воспоминания об этом еще недавнем
времени.
«Лихорадка, может быть, потому что нервный человек, и всё это подействовало, но уж, конечно, не струсит. Вот эти-то и не трусят, ей-богу! — думал про себя Келлер. — Гм! шампанское! Интересное, однако ж, известие. Двенадцать бутылок-с; дюжинка; ничего, порядочный гарнизон. А бьюсь об заклад, что Лебедев под заклад от кого-нибудь это шампанское принял. Гм… он, однако ж, довольно мил, этот князь; право, я люблю этаких; терять, однако же,
времени нечего и… если шампанское,
то самое
время и есть…»
Тем временем Лебедев, раскрасневшийся и почти восторженный, подбежал
с объяснениями; он был довольно сильно готов.
Хоть дело и не бесконечно важное, но я рассудил, что мне нужно кое в чем откровеннейшим образом объясниться
с вами, и не пропуская
времени,
то есть до отъезда.
— Не железные дороги, нет-с! — возражал Лебедев, в одно и
то же
время и выходивший из себя, и ощущавший непомерное наслаждение. — Собственно одни железные дороги не замутят источников жизни, а всё это в целом-с проклято, всё это настроение наших последних веков, в его общем целом, научном и практическом, может быть, и действительно проклято-с.
И, во-первых, по моему мнению, младенец слишком мал,
то есть не крупен, так что за известное
время светских младенцев потребовалось бы втрое, впятеро большая цифра, нежели духовных, так что и грех, если и уменьшался
с одной стороны,
то в конце концов увеличивался
с другой, не качеством, так количеством.
Господин этот некоторое
время смотрел на меня
с изумлением, а жена
с испугом, как будто в
том была страшная диковина, что и к ним кто-нибудь мог войти; но вдруг он набросился на меня чуть не
с бешенством; я не успел еще пробормотать двух слов, а он, особенно видя, что я одет порядочно, почел, должно быть, себя страшно обиженным
тем, что я осмелился так бесцеремонно заглянуть в его угол и увидать всю безобразную обстановку, которой он сам так стыдился.
Кроме
того, я еще
с утра чувствовал себя нехорошо; к вечеру я очень ослабел и лег на кровать, а по
временам чувствовал сильный жар и даже минутами бредил.
Между
тем он продолжал всё сидеть и всё смотрел на меня
с тою же усмешкой. Я злобно повернулся на постели, тоже облокотился на подушку и нарочно решился тоже молчать, хотя бы мы всё
время так просидели. Я непременно почему-то хотел, чтоб он начал первый. Я думаю, так прошло минут
с двадцать. Вдруг мне представилась мысль: что, если это не Рогожин, а только видение?
— Нет, — ответил князь, — нет, не люблю. О, если бы вы знали,
с каким ужасом вспоминаю я
то время, которое провел
с нею!
Но почему же в
то же самое
время разум ваш мог помириться
с такими очевидными нелепостями и невозможностями, которыми, между прочим, был сплошь наполнен ваш сон?
Один из ваших убийц в ваших глазах обратился в женщину, а из женщины в маленького, хитрого, гадкого карлика, — и вы всё это допустили тотчас же, как совершившийся факт, почти без малейшего недоумения, и именно в
то самое
время, когда,
с другой стороны, ваш разум был в сильнейшем напряжении, выказывал чрезвычайную силу, хитрость, догадку, логику?
Глубокое и беспрерывное самоощущение своей бесталанности и в
то же
время непреодолимое желание убедиться в
том, что он человек самостоятельнейший, сильно поранили его сердце, даже чуть ли еще не
с отроческого возраста.
Он жил у Птицына на его содержании,
с отцом и матерью, и презирал Птицына открыто, хотя в
то же
время слушался его советов и был настолько благоразумен, что всегда почти спрашивал их у него.
Но великодушная борьба
с беспорядком обыкновенно продолжалась недолго; генерал был тоже человек слишком «порывчатый», хотя и в своем роде; он обыкновенно не выносил покаянного и праздного житья в своем семействе и кончал бунтом; впадал в азарт, в котором сам, может быть, в
те же самые минуты и упрекал себя, но выдержать не мог: ссорился, начинал говорить пышно и красноречиво, требовал безмерного и невозможного к себе почтения и в конце концов исчезал из дому, иногда даже на долгое
время.