Неточные совпадения
Под
словом «всё знают» нужно разуметь, впрочем, область довольно ограниченную: где служит такой-то? с кем он знаком, сколько у него состояния, где был губернатором, на ком женат, сколько взял за женой, кто ему двоюродным братом приходится, кто троюродным
и т. д.,
и т. д.,
и все в этом роде.
Что же касается до чиновника, так тот так
и повис над Рогожиным, дыхнуть не смел, ловил
и взвешивал каждое
слово, точно бриллианта искал.
— Они всё думают, что я еще болен, — продолжал Рогожин князю, — а я, ни
слова не говоря, потихоньку, еще больной, сел в вагон, да
и еду; отворяй ворота, братец Семен Семеныч! Он родителю покойному на меня наговаривал, я знаю. А что я действительно чрез Настасью Филипповну тогда родителя раздражил, так это правда. Тут уж я один. Попутал грех.
— Ну, стало быть,
и кстати, что я вас не пригласил
и не приглашаю. Позвольте еще, князь, чтоб уж разом все разъяснить: так как вот мы сейчас договорились, что насчет родственности между нами
и слова не может быть, — хотя мне, разумеется, весьма было бы лестно, — то, стало быть…
— Помню, помню, конечно,
и буду. Еще бы, день рождения, двадцать пять лет! Гм… А знаешь, Ганя, я уж, так
и быть, тебе открою, приготовься. Афанасию Ивановичу
и мне она обещала, что сегодня у себя вечером скажет последнее
слово: быть или не быть! Так смотри же, знай.
— Вспомните, Иван Федорович, — сказал тревожливо
и колеблясь Ганя, — что ведь она дала мне полную свободу решенья до тех самых пор, пока не решит сама дела, да
и тогда все еще мое
слово за мной…
— Еще бы ты-то отказывался! — с досадой проговорил генерал, не желая даже
и сдерживать досады. — Тут, брат, дело уж не в том, что ты не отказываешься, а дело в твоей готовности, в удовольствии, в радости, с которою примешь ее
слова… Что у тебя дома делается?
— Своего положения? — подсказал Ганя затруднившемуся генералу. — Она понимает; вы на нее не сердитесь. Я, впрочем, тогда же намылил голову, чтобы в чужие дела не совались.
И, однако, до сих пор всё тем только у нас в доме
и держится, что последнего
слова еще не сказано, а гроза грянет. Если сегодня скажется последнее
слово, стало быть,
и все скажется.
— Послушай, Ганя, ты, пожалуйста, сегодня ей много не противоречь
и постарайся эдак, знаешь, быть… одним
словом, быть по душе…
Притом же ты человек… человек… одним
словом, человек умный,
и я на тебя понадеялся… а это, в настоящем случае, это… это…
Мы, конечно, сочтемся,
и если вы такой искренний
и задушевный человек, каким кажетесь на
словах, то затруднений
и тут между нами выйти не может.
Сестры даже положили между собой,
и как-то без особенных лишних
слов, о возможности, если надо, пожертвования с их стороны в пользу Аглаи: приданое для Аглаи предназначалось колоссальное
и из ряду вон.
Это была девушка, хотя
и с твердым характером, но добрая, разумная
и чрезвычайно уживчивая; могла выйти за Тоцкого даже охотно,
и если бы дала
слово, то исполнила бы его честно.
Однажды случилось, что как-то в начале зимы, месяца четыре спустя после одного из летних приездов Афанасия Ивановича в Отрадное, заезжавшего на этот раз всего только на две недели, пронесся слух, или, лучше сказать, дошел как-то слух до Настасьи Филипповны, что Афанасий Иванович в Петербурге женится на красавице, на богатой, на знатной, — одним
словом, делает солидную
и блестящую партию.
Тот изумился, начал было говорить; но вдруг оказалось, почти с первого
слова, что надобно совершенно изменить слог, диапазон голоса, прежние темы приятных
и изящных разговоров, употреблявшиеся доселе с таким успехом, логику, — всё, всё, всё!
Тут, очевидно, было что-то другое, подразумевалась какая-то душевная
и сердечная бурда, — что-то вроде какого-то романического негодования, бог знает на кого
и за что, какого-то ненасытимого чувства презрения, совершенно выскочившего из мерки, — одним
словом, что-то в высшей степени смешное
и недозволенное в порядочном обществе
и с чем встретиться для всякого порядочного человека составляет чистейшее божие наказание.
Оба приехали к Настасье Филипповне,
и Тоцкий прямехонько начал с того, что объявил ей о невыносимом ужасе своего положения; обвинил он себя во всем; откровенно сказал, что не может раскаяться в первоначальном поступке с нею, потому что он сластолюбец закоренелый
и в себе не властен, но что теперь он хочет жениться,
и что вся судьба этого в высшей степени приличного
и светского брака в ее руках; одним
словом, что он ждет всего от ее благородного сердца.
Конечно, ему всех труднее говорить об этом, но если Настасья Филипповна захотела бы допустить в нем, в Тоцком, кроме эгоизма
и желания устроить свою собственную участь, хотя несколько желания добра
и ей, то поняла бы, что ему давно странно
и даже тяжело смотреть на ее одиночество: что тут один только неопределенный мрак, полное неверие в обновление жизни, которая так прекрасно могла бы воскреснуть в любви
и в семействе
и принять таким образом новую цель; что тут гибель способностей, может быть, блестящих, добровольное любование своею тоской, одним
словом, даже некоторый романтизм, не достойный ни здравого ума, ни благородного сердца Настасьи Филипповны.
Он прибавил в пояснение, что эта сумма все равно назначена уже ей в его завещании; одним
словом, что тут вовсе не вознаграждение какое-нибудь…
и что, наконец, почему же не допустить
и не извинить в нем человеческого желания хоть чем-нибудь облегчить свою совесть
и т. д.,
и т. д., все, что говорится в подобных случаях на эту тему.
Афанасий Иванович говорил долго
и красноречиво, присовокупив, так сказать мимоходом, очень любопытное сведение, что об этих семидесяти пяти тысячах он заикнулся теперь в первый раз
и что о них не знал даже
и сам Иван Федорович, который вот тут сидит; одним
словом, не знает никто.
Тоцкий до того было уже струсил, что даже
и Епанчину перестал сообщать о своих беспокойствах; но бывали мгновения, что он, как слабый человек, решительно вновь ободрялся
и быстро воскресал духом: он ободрился, например, чрезвычайно, когда Настасья Филипповна дала, наконец,
слово обоим друзьям, что вечером, в день своего рождения, скажет последнее
слово.
В крайних случаях генеральша обыкновенно чрезвычайно выкатывала глаза
и, несколько откинувшись назад корпусом, неопределенно смотрела перед собой, не говоря ни
слова.
— Он хорошо говорит, — заметила генеральша, обращаясь к дочерям
и продолжая кивать головой вслед за каждым
словом князя, — я даже не ожидала. Стало быть, все пустяки
и неправда; по обыкновению. Кушайте, князь,
и рассказывайте: где вы родились, где воспитывались? Я хочу все знать; вы чрезвычайно меня интересуете.
С ним все время неотлучно был священник,
и в тележке с ним ехал,
и все говорил, — вряд ли тот слышал:
и начнет слушать, а с третьего
слова уж не понимает.
—
И я их лица знаю, — сказал князь, особенно ударяя на свои
слова.
Мать в то время уж очень больна была
и почти умирала; чрез два месяца она
и в самом деле померла; она знала, что она умирает, но все-таки с дочерью помириться не подумала до самой смерти, даже не говорила с ней ни
слова, гнала спать в сени, даже почти не кормила.
Мари каждый день обмывала ей ноги
и ходила за ней; она принимала все ее услуги молча
и ни одного
слова не сказала ей ласково.
Послушайте, когда я давеча вошел сюда
и посмотрел на ваши милые лица, — я теперь очень всматриваюсь в лица, —
и услышал ваши первые
слова, то у меня, в первый раз с того времени, стало на душе легко.
— Князь, — начал он опять, — там на меня теперь… по одному совершенно странному обстоятельству…
и смешному…
и в котором я не виноват… ну, одним
словом, это лишнее, — там на меня, кажется, немножко сердятся, так что я некоторое время не хочу входить туда без зова.
Я на всякий случай написал несколько
слов (в руках его очутилась маленькая сложенная бумажка) —
и вот не знаю, как передать.
— Но только так, чтобы никто не заметил, — умолял обрадованный Ганя, —
и вот что, князь, я надеюсь ведь на ваше честное
слово, а?
— Одно ее
слово,
и я…
и я, право, может быть, порву!..
— Я хочу ему два
слова сказать —
и довольно! — быстро отрезала генеральша, останавливая возражение. Она была видимо раздражена. — У нас, видите ли, князь, здесь теперь всё секреты. Всё секреты! Так требуется, этикет какой-то, глупо.
И это в таком деле, в котором требуется наиболее откровенности, ясности, честности. Начинаются браки, не нравятся мне эти браки…
— Одно
слово, одно только
слово от вас, —
и я спасен.
Князь быстро повернулся
и посмотрел на обоих. В лице Гани было настоящее отчаяние; казалось, он выговорил эти
слова как-то не думая, сломя голову. Аглая смотрела на него несколько секунд совершенно с тем же самым спокойным удивлением, как давеча на князя,
и, казалось, это спокойное удивление ее, это недоумение, как бы от полного непонимания того, что ей говорят, было в эту минуту для Гани ужаснее самого сильнейшего презрения.
Я не имею никаких прав на ваше участие, не смею иметь никаких надежд; но когда-то вы выговорили одно
слово, одно только
слово,
и это
слово озарило всю черную ночь моей жизни
и стало для меня маяком.
Скажите теперь еще одно такое же
слово —
и спасете меня от погибели!
В этом
слове я испрашиваю только признак вашего участия
и сожаления ко мне, —
и только, только!
— Этот человек уверяет, — резко сказала Аглая, когда князь кончил читать, — что
слово «разорвите всё» меня не скомпрометирует
и не обяжет ничем,
и сам дает мне в этом, как видите, письменную гарантию, этою самою запиской.
Насчет же прежнего
слова, про которое он говорит в записке
и которое будто бы озарило его жизнь, то он нагло лжет.
— Да за что же, черт возьми! Что вы там такое сделали? Чем понравились? Послушайте, — суетился он изо всех сил (все в нем в эту минуту было как-то разбросано
и кипело в беспорядке, так что он
и с мыслями собраться не мог), — послушайте, не можете ли вы хоть как-нибудь припомнить
и сообразить в порядке, о чем вы именно там говорили, все
слова, с самого начала? Не заметили ли вы чего, не упомните ли?
Одним
словом, все в этой квартире теснилось
и жалось...
Вид ее был болезненный
и несколько скорбный, но лицо
и взгляд ее были довольно приятны; с первых
слов заявлялся характер серьезный
и полный истинного достоинства.
— Два
слова, князь, я
и забыл вам сказать за этими… делами. Некоторая просьба: сделайте одолжение, — если только вам это не в большую натугу будет, — не болтайте ни здесь, о том, что у меня с Аглаей сейчас было, ни там, о том, что вы здесь найдете; потому что
и здесь тоже безобразия довольно. К черту, впрочем… Хоть сегодня-то по крайней мере удержитесь.
Нина Александровна укорительно глянула на генерала
и пытливо на князя, но не сказала ни
слова. Князь отправился за нею; но только что они пришли в гостиную
и сели, а Нина Александровна только что начала очень торопливо
и вполголоса что-то сообщать князю, как генерал вдруг пожаловал сам в гостиную. Нина Александровна тотчас замолчала
и с видимою досадой нагнулась к своему вязанью. Генерал, может быть,
и заметил эту досаду, но продолжал быть в превосходнейшем настроении духа.
— А, опять она! — вскричал Ганя, насмешливо
и ненавистно смотря на сестру. — Маменька! клянусь вам в том опять, в чем уже вам давал
слово: никто
и никогда не осмелится вам манкировать, пока я тут, пока я жив. О ком бы ни шла речь, а я настою на полнейшем к вам уважении, кто бы ни перешел чрез наш порог…
— Я сказала, что если она сюда войдет, то я отсюда выйду
и тоже
слово сдержу, — сказала Варя.
Варя
и сама не робела, да
и не робкого десятка была девица; но грубости брата становились с каждым
словом невежливее
и нестерпимее.
Казалось, вся злоба Гани вдруг опрокинулась на князя: он схватил его за плечо,
и смотрел на него молча, мстительно
и ненавистно, как бы не в силах выговорить
слово.
Очевидно, князя представляли как что-то редкое (
и пригодившееся всем как выход из фальшивого положения), чуть не совали к Настасье Филипповне; князь ясно даже услышал
слово «идиот», прошептанное сзади его, кажется, Фердыщенкой, в пояснение Настасье Филипповне.