Неточные совпадения
Во всяком случае, она ни
у кого не намерена просить прощения ни в чем и желает, чтоб это знали.
— Вы слышали давеча, как Иван Федорович говорил, что сегодня вечером все решится
у Настасьи Филипповны, вы это и передали! Лжете вы! Откуда они могли узнать?
Кто же, черт возьми, мог им передать, кроме вас? Разве старуха
не намекала мне?
И
не перебей я
у него этот букет,
кто знает, жил бы человек до сих пор, был бы счастлив, имел бы успехи, и в голову б
не пришло ему под турку идти.
— А вам
кто велел дела
не понимать? Вот и учитесь
у умных людей! — отрезала ему чуть
не торжествующая Дарья Алексеевна (старинная и верная приятельница и сообщница Тоцкого).
— Значит, в самом деле княгиня! — прошептала она про себя как бы насмешливо и, взглянув нечаянно на Дарью Алексеевну, засмеялась. — Развязка неожиданная… я…
не так ожидала… Да что же вы, господа, стоите, сделайте одолжение, садитесь, поздравьте меня с князем! Кто-то, кажется, просил шампанского; Фердыщенко, сходите, прикажите. Катя, Паша, — увидала она вдруг в дверях своих девушек, — подите сюда, я замуж выхожу, слышали? За князя,
у него полтора миллиона, он князь Мышкин и меня берет!
— Да перестань, пьяный ты человек! Верите ли, князь, теперь он вздумал адвокатством заниматься, по судебным искам ходить; в красноречие пустился и всё высоким слогом с детьми дома говорит. Пред мировыми судьями пять дней тому назад говорил. И
кого же взялся защищать:
не старуху, которая его умоляла, просила, и которую подлец ростовщик ограбил, пятьсот рублей
у ней, всё ее достояние, себе присвоил, а этого же самого ростовщика, Зайдлера какого-то, жида, за то, что пятьдесят рублей обещал ему дать…
— Ну, довольно, полно, молись за
кого хочешь, черт с тобой, раскричался! — досадливо перебил племянник. — Ведь он
у нас преначитанный, вы, князь,
не знали? — прибавил он с какою-то неловкою усмешкой. — Всё теперь разные вот этакие книжки да мемуары читает.
— Отчего же нет? Всех,
кому угодно! Уверяю вас, Лебедев, что вы что-то
не так поняли в моих отношениях в самом начале;
у вас тут какая-то беспрерывная ошибка. Я
не имею ни малейших причин от кого-нибудь таиться и прятаться, — засмеялся князь.
— И правда, — резко решила генеральша, — говори, только потише и
не увлекайся. Разжалобил ты меня… Князь! Ты
не стоил бы, чтоб я
у тебя чай пила, да уж так и быть, остаюсь, хотя ни
у кого не прошу прощенья! Ни
у кого! Вздор!.. Впрочем, если я тебя разбранила, князь, то прости, если, впрочем, хочешь. Я, впрочем, никого
не задерживаю, — обратилась она вдруг с видом необыкновенного гнева к мужу и дочерям, как будто они-то и были в чем-то ужасно пред ней виноваты, — я и одна домой сумею дойти…
И в самом деле: посредственно выдержав экзамен и прослужив тридцать пять лет, —
кто мог
у нас
не сделаться наконец генералом и
не скопить известную сумму в ломбарде?
Так как этим только троим до сих пор из всех русских писателей удалось сказать каждому нечто действительно свое, свое собственное, ни
у кого не заимствованное, то тем самым эти трое и стали тотчас национальными.
— На уме ни
у кого не было, слова такого
не было сказано! — вскричала Александра Ивановна.
Я положил умереть в Павловске, на восходе солнца и сойдя в парк, чтобы
не обеспокоить никого на даче. Мое «Объяснение» достаточно объяснит всё дело полиции. Охотники до психологии и те,
кому надо, могут вывести из него всё, что им будет угодно. Я бы
не желал, однако ж, чтоб эта рукопись предана была гласности. Прошу князя сохранить экземпляр
у себя и сообщить другой экземпляр Аглае Ивановне Епанчиной. Такова моя воля. Завещаю мой скелет в Медицинскую академию для научной пользы.
Иногда я доводил ее до того, что она как бы опять видела кругом себя свет; но тотчас же опять возмущалась и до того доходила, что меня же с горечью обвиняла за то, что я высоко себя над нею ставлю (когда
у меня и в мыслях этого
не было), и прямо объявила мне, наконец, на предложение брака, что она ни от
кого не требует ни высокомерного сострадания, ни помощи, ни «возвеличения до себя».
— А я и
не примечаю-с, хе-хе! И представьте себе, многоуважаемый князь, — хотя предмет и
не достоин такого особенного внимания вашего, всегда-то карманы
у меня целехоньки, а тут вдруг в одну ночь такая дыра! Стал высматривать любопытнее, как бы перочинным ножичком
кто прорезал; невероятно почти-с.
Воротилась она к себе в Павловск еще в большем раздражении, чем когда поехала, и тотчас же всем досталось, главное за то, что «с ума сошли», что ни
у кого решительно так
не ведутся дела, только
у них одних; «чего заторопились?
— Знаете ли, — сказала ему раз Аглая, прерывая газету, — я заметила, что вы ужасно необразованны; вы ничего хорошенько
не знаете, если справляться
у вас: ни
кто именно, ни в котором году, ни по какому трактату? Вы очень жалки.
— И что
у вас за повадка так… странно поступать? Ведь вы… просто шпион! Почему вы писали анонимом и тревожили… такую благороднейшую и добрейшую женщину? Почему, наконец, Аглая Ивановна
не имеет права писать
кому ей угодно? Что вы жаловаться, что ли, ходили сегодня? Что вы надеялись там получить? Что подвинуло вас доносить?
— Да,
не физическую. Мне кажется, ни
у кого рука
не подымется на такого, как я; даже и женщина теперь
не ударит; даже Ганечка
не ударит! Хоть одно время вчера я так и думал, что он на меня наскочит… Бьюсь об заклад, что знаю, о чем вы теперь думаете? Вы думаете: «Положим, его
не надо бить, зато задушить его можно подушкой, или мокрою тряпкою во сне, — даже должно…»
У вас на лице написано, что вы это думаете, в эту самую секунду.
Когда он пришел потом, почти уже за день свадьбы, к князю каяться (
у него была непременная привычка приходить всегда каяться к тем, против
кого он интриговал, и особенно если
не удавалось), то объявил ему, что он рожден Талейраном и неизвестно каким образом остался лишь Лебедевым.
Он тотчас догадался, что им совершенно известно,
кто он такой, и что они отлично знают, что вчера должна была быть его свадьба, и умирают от желания расспросить и о свадьбе, и о том чуде, что вот он спрашивает
у них о той, которая должна бы быть теперь
не иначе как с ним вместе, в Павловске, но деликатятся.
Неточные совпадения
А уж Тряпичкину, точно, если
кто попадет на зубок, берегись: отца родного
не пощадит для словца, и деньгу тоже любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько
у меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка ты мне теперь! Посмотрим,
кто кого!
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну,
не совестно ли вам? Я на вас одних полагалась, как на порядочного человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот ни от
кого до сих пор толку
не доберусь.
Не стыдно ли вам? Я
у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот как со мною поступили!
Трудись!
Кому вы вздумали // Читать такую проповедь! // Я
не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия —
не неметчина, // Нам чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные //
У нас труду
не учатся. //
У нас чиновник плохонький, // И тот полов
не выметет, //
Не станет печь топить… // Скажу я вам,
не хвастая, // Живу почти безвыездно // В деревне сорок лет, // А от ржаного колоса //
Не отличу ячменного. // А мне поют: «Трудись!»
У батюшки,
у матушки // С Филиппом побывала я, // За дело принялась. // Три года, так считаю я, // Неделя за неделею, // Одним порядком шли, // Что год, то дети: некогда // Ни думать, ни печалиться, // Дай Бог с работой справиться // Да лоб перекрестить. // Поешь — когда останется // От старших да от деточек, // Уснешь — когда больна… // А на четвертый новое // Подкралось горе лютое — // К
кому оно привяжется, // До смерти
не избыть!
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться
не стану. (К Стародуму.) Отроду, батюшка, ни с
кем не бранивалась.
У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова
не скажу. Пусть же, себе на уме, Бог тому заплатит,
кто меня, бедную, обижает.