Неточные совпадения
Хоть и действительно
он имел и практику, и опыт в житейских делах, и некоторые, очень замечательные способности, но
он любил выставлять себя более исполнителем чужой идеи, чем с своим царем в голове, человеком «без лести преданным» и —
куда не идет век? — даже русским и сердечным.
— Разумеется, maman, если с
ним можно без церемонии; к тому же
он с дороги есть хочет, почему не накормить, если
он не знает
куда деваться? — сказала старшая Александра.
Вот тут-то, бывало, и зовет все куда-то, и мне все казалось, что если пойти все прямо, идти долго, долго и зайти вот за эту линию, за ту самую, где небо с землей встречается, то там вся и разгадка, и тотчас же новую жизнь увидишь, в тысячу раз сильней и шумней, чем у нас; такой большой город мне все мечтался, как Неаполь, в
нем все дворцы, шум, гром, жизнь…
Он жил в тюрьме и ждал казни, по крайней мере еще чрез неделю;
он как-то рассчитывал на обыкновенную формалистику, что бумага еще должна куда-то пойти и только чрез неделю выйдет.
На обстоятельную, но отрывистую рекомендацию Гани (который весьма сухо поздоровался с матерью, совсем не поздоровался с сестрой и тотчас же куда-то увел из комнаты Птицына) Нина Александровна сказала князю несколько ласковых слов и велела выглянувшему в дверь Коле свести
его в среднюю комнату. Коля был мальчик с веселым и довольно милым лицом, с доверчивою и простодушною манерой.
— Да что это за идиот? — в негодовании вскрикнула, топнув на
него ногой, Настасья Филипповна. — Ну,
куда ты идешь? Ну, кого ты будешь докладывать?
— Правда, чиновник! — ответил Рогожин, — правда, пьяная душа! Эх,
куда ни шло. Настасья Филипповна! — вскричал
он, глядя на нее как полоумный, робея и вдруг ободряясь до дерзости, — вот восемнадцать тысяч! — И
он шаркнул пред ней на столик пачку в белой бумаге, обернутую накрест шнурками. — Вот! И… и еще будет!
— Нет, уж в этом ты, брат, дурак, не знаешь,
куда зашел… да, видно, и я дурак с тобой вместе! — спохватился и вздрогнул вдруг Рогожин под засверкавшим взглядом Настасьи Филипповны. — Э-эх! соврал я, тебя послушался, — прибавил
он с глубоким раскаянием.
Дело в том, что всего две недели назад
он получил под рукой одно известие, хоть и короткое и потому не совсем ясное, но зато верное, о том, что Настасья Филипповна, сначала пропавшая в Москве, разысканная потом в Москве же Рогожиным, потом опять куда-то пропавшая и опять
им разысканная, дала наконец
ему почти верное слово выйти за
него замуж.
Генерал, хотя и был в опале и чувствовал, что сам виноват, но все-таки надолго надулся; жаль
ему было Афанасия Ивановича: «такое состояние и ловкий такой человек!» Недолго спустя генерал узнал, что Афанасий Иванович пленился одною заезжею француженкой высшего общества, маркизой и легитимисткой, что брак состоится, и что Афанасия Ивановича увезут в Париж, а потом куда-то в Бретань.
Но жильцы быстро исчезли: Фердыщенко съехал куда-то три дня спустя после приключения у Настасьи Филипповны и довольно скоро пропал, так что о
нем и всякий слух затих; говорили, что где-то пьет, но не утвердительно.
Рогожин едко усмехнулся; проговорив свой вопрос,
он вдруг отворил дверь и, держась за ручку замка, ждал, пока князь выйдет. Князь удивился, но вышел. Тот вышел за
ним на площадку лестницы и притворил дверь за собой. Оба стояли друг пред другом с таким видом, что, казалось, оба забыли,
куда пришли и что теперь надо делать.
Но для
него уж слишком было довольно того, что
он пошел и знал
куда идет: минуту спустя
он опять уже шел, почти не замечая своей дороги.
Он был рад всем, кого видел кругом себя в эти три дня, рад Коле, почти от
него не отходившему, рад всему семейству Лебедева (без племянника, куда-то исчезнувшего), рад самому Лебедеву; даже с удовольствием принял посетившего
его еще в городе генерала Иволгина.
— Ведь уж умирает, а всё ораторствует! — воскликнула Лизавета Прокофьевна, выпустив
его руку и чуть не с ужасом смотря, как
он вытирал кровь с своих губ. — Да
куда тебе говорить! Тебе просто идти ложиться надо…
Но этот «шаг» был не из тех, которые обдумываются, а из тех, которые именно не обдумываются, а на которые просто решаются:
ему ужасно вдруг захотелось оставить всё это здесь, а самому уехать назад, откуда приехал, куда-нибудь подальше, в глушь, уехать сейчас же и даже ни с кем не простившись.
Иногда
ему хотелось уйти куда-нибудь, совсем исчезнуть отсюда, и даже
ему бы нравилось мрачное, пустынное место, только чтобы быть одному с своими мыслями и чтобы никто не знал, где
он находится.
Сверху на террасу сошел наконец сам Иван Федорович;
он куда-то отправлялся с нахмуренным, озабоченным и решительным видом.
— А, Лев Николаич, ты…
Куда теперь? — спросил
он, несмотря на то что Лев Николаевич и не думал двигаться с места. — Пойдем-ка, я тебе словцо скажу.
Тоска
его продолжалась;
ему хотелось куда-нибудь уйти…
— Что ты? Ну,
куда ты? — говорила она. — Выпустишь
его теперь,
он еще хуже наделает, по всем пойдет!..
— Ну
куда мы теперь потащимся, как вы думаете, генерал? — сказал
он. — К князю не хотите, с Лебедевым рассорились, денег у вас нет, у меня никогда не бывает: вот и сели теперь на бобах, среди улицы.
По ее мнению, всё происшедшее было «непростительным и даже преступным вздором, фантастическая картина, глупая и нелепая!» Прежде всего уж то, что «этот князишка — больной идиот, второе — дурак, ни света не знает, ни места в свете не имеет: кому
его покажешь,
куда приткнешь? демократ какой-то непозволительный, даже и чинишка-то нет, и… и… что скажет Белоконская?
Он пробыл у Нины Александровны (
куда, разумеется, перенесли больного) почти вплоть до самого вечера.
Князь еще и не знал, что Епанчины выехали;
он был поражен, побледнел; но чрез минуту покачал головой, в смущении и в раздумье, и сознался, что «так и должно было быть»; затем быстро осведомился, «
куда же выехали?»
Он вышел наконец сам не свой из трактира; голова
его кружилась; но —
куда, однако же, ехать?
«Там
он меня, говорит, чем свет разыщет, а ты меня скроешь, а завтра чем свет в Москву», а потом в Орел куда-то хотела.
Неточные совпадения
Городничий. Эк
куда хватили! Ещё умный человек! В уездном городе измена! Что
он, пограничный, что ли? Да отсюда, хоть три года скачи, ни до какого государства не доедешь.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней,
куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так и шныряют под ногами.
Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально, и почему ж сторожу и не завесть
его? только, знаете, в таком месте неприлично… Я и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Анна Андреевна. Где ж, где ж
они? Ах, боже мой!.. (Отворяя дверь.)Муж! Антоша! Антон! (Говорит скоро.)А все ты, а всё за тобой. И пошла копаться: «Я булавочку, я косынку». (Подбегает к окну и кричит.)Антон,
куда,
куда? Что, приехал? ревизор? с усами! с какими усами?
Осип. Да, хорошее. Вот уж на что я, крепостной человек, но и то смотрит, чтобы и мне было хорошо. Ей-богу! Бывало, заедем куда-нибудь: «Что, Осип, хорошо тебя угостили?» — «Плохо, ваше высокоблагородие!» — «Э, — говорит, — это, Осип, нехороший хозяин. Ты, говорит, напомни мне, как приеду». — «А, — думаю себе (махнув рукою), — бог с
ним! я человек простой».
Слышишь, побеги расспроси,
куда поехали; да расспроси хорошенько: что за приезжий, — каков
он, — слышишь?