Неточные совпадения
Мосье Мозгляков
как будто боится ее пристального взгляда; по крайней мере, его как-то коробит,
когда он осмеливается взглянуть на нее.
— Но я все-таки повторю, что только один бог мог вас надоумить привезти его прямо ко мне! Я трепещу,
когда воображу себе, что бы с ним было, бедняжкой, если б он попал к кому-нибудь другому, а не ко мне? Да его бы здесь расхватали, разобрали по косточкам, съели! Бросились бы на него,
как на рудник,
как на россыпь, — пожалуй, обокрали бы его? Вы не можете представить себе,
какие здесь жадные, низкие и коварные людишки, Павел Александрович!..
Но, признаюсь вам, я даже люблю,
когда лакей отчасти глуп, — замечает князь, который,
как и все старички, рад,
когда болтовню его слушают с подобострастием.
— Именно потому. И сколько ему страданий стоило,
когда ему бороду сбрили!
Как будто со всей своей карьерой, с бородой расставался… Но не пора ли нам ехать, мой милый?
— И если б ты знала,
как я понимаю твое отвращение, друг мой! Ужасно поклясться перед алтарем божиим в любви к тому, кого не можешь любить! Ужасно принадлежать тому, кого даже не уважаешь! А он потребует твоей любви; он для того и женится, я это знаю по взглядам его на тебя,
когда ты отвернешься. Каково ж притворяться! Я сама двадцать пять лет это испытываю. Твой отец погубил меня. Он, можно сказать, высосал всю мою молодость, и сколько раз ты видела слезы мои!..
Года через два,
когда овдовеет, выйдет за какого-нибудь герцога, может быть, даже за генерала; чего доброго — пожалуй еще за губернатора (а мордасовский губернатор,
как нарочно, вдовец и чрезвычайно нежен к женскому полу).
— Зина, сыграй нам что-нибудь, или нет, лучше спой!
Как она поет, князь! Она, можно сказать, виртуозка, настоящая виртуозка! И если б вы знали, князь, — продолжала Марья Александровна вполголоса,
когда Зина отошла к роялю, ступая своею тихою, плавною поступью, от которой чуть не покоробило бедного старичка, — если б вы знали,
какая она дочь!
Как она умеет любить,
как нежна со мной!
Какие чувства,
какое сердце!
—
Какой пыл!
какой восторг!
какое благородство чувств! — воскликнула Марья Александровна. — И вы могли, князь, вы могли губить себя, удаляясь от света? Я тысячу раз буду это говорить! Я вне себя,
когда вспомню об этой адской…
Вы берете ее, молодую, богатую, знатную, — и в
какое же время? —
когда браком с ней могли бы гордиться знатнейшие из вельмож!
Употребит ли теперь хоть кто-нибудь в высшем обществе это глупое, это семинарское, это отвратительно-низкое слово: «законная» — и
как смеешь ты напоминать мне, что я твоя жена,
когда я стараюсь забыть об этом всеми силами, всеми средствами моей души?
Но вот — и не знаю, право,
как это объяснить, —
когда уже он начал уставать от всех этих восторгов, ему вдруг пришла предосадная мысль: что ведь, во всяком случае, все это еще в будущем, а теперь-то он все-таки с предлиннейшим носом.
— Ну да, это en-face. [анфас (франц.)] Я, впрочем, и сам то же думаю, мой милый. И приснился он мне,
когда уже на острове сидел, и, знаешь,
какой разговорчивый, разбитной, ве-сельчак такой, так что он чрез-вы-чайно меня позабавил.
— Признаюсь тебе, друг мой, я даже и не знаю наверное
когда. Не во сне ли я видел и это? Ах,
как это, од-на-ко же, стран-но!
— Я уже не говорю о том, можно сказать, восторге, который я чувствую, видя вас обеих у меня и еще вечером, — запела Марья Александровна, оправившись от первого изумления, — но скажите, пожалуйста,
какое же чудо зазвало вас сегодня ко мне,
когда я уже совсем отчаялась иметь эту честь?
— Но
как же вы могли видеть во сне, — убивалась Марья Александровна, —
когда я, вам же, с такими подробностями, рассказываю ваш собственный сон, тогда
как вы его еще никому из нас не рассказывали?
Но ведь все это было в мечтах, Зина,
когда мы читали Шекспира, а
как дошло до дела, я и выказал мою чистоту и благородство чувств…
— А
как я ревновал тебя все это время! Мне кажется, я бы умер, если б услышал о твоей свадьбе! Я подсылал к тебе, караулил, шпионил… вот она все ходила (и он кивнул на мать). — Ведь ты не любила Мозглякова, не правда ли, Зиночка? О ангел мой? Вспомнишь ли ты обо мне,
когда я умру? Знаю, что вспомнишь; но пройдут годы, сердце остынет, настанет холод, зима на душе, и забудешь ты меня, Зиночка!..
Он узнал, что генерал-губернатор уже два года
как женился,
когда ездил в Москву из «отдаленного края», и что взял он чрезвычайно богатую девицу из знатного дома.
Неточные совпадения
Бобчинский. Сначала вы сказали, а потом и я сказал. «Э! — сказали мы с Петром Ивановичем. — А с
какой стати сидеть ему здесь,
когда дорога ему лежит в Саратовскую губернию?» Да-с. А вот он-то и есть этот чиновник.
Анна Андреевна. Ах,
какой чурбан в самом деле! Ну,
когда тебе толкуют?
Анна Андреевна. Вот хорошо! а у меня глаза разве не темные? самые темные.
Какой вздор говорит!
Как же не темные,
когда я и гадаю про себя всегда на трефовую даму?
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на другом
каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь:
когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься,
когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Анна Андреевна. Ну что ты? к чему? зачем? Что за ветреность такая! Вдруг вбежала,
как угорелая кошка. Ну что ты нашла такого удивительного? Ну что тебе вздумалось? Право,
как дитя какое-нибудь трехлетнее. Не похоже, не похоже, совершенно не похоже на то, чтобы ей было восемнадцать лет. Я не знаю,
когда ты будешь благоразумнее,
когда ты будешь вести себя,
как прилично благовоспитанной девице;
когда ты будешь знать, что такое хорошие правила и солидность в поступках.