Октябрьские ведьмы

Дженнифер Классен, 2022

Святые тыквы! Ведьмы исчезли в канун Хеллоуина! Колдуньи из двух могущественных родов, Мерлин и Морган, овладевают волшебными силами только раз в год, в октябре. Каждый раз они пытаются нарушить все магические законы, чтобы сохранить свои силы навсегда. Но в этом году из-за вражды внутри ковена потомственные ведьмы Мерлин внезапно пропали. Юная колдунья Мирабель Мерлин намерена найти своих родных! Но как это сделать, если она только обрела волшебные силы? Ей не справиться в одиночку. Она должна объединиться со своими врагами – вредными кузинами Морган. Мирабель предстоит собрать всё своё мужество, чтобы разгадать вековые тайны ведьминского рода. К чему приведёт союз с кузинами? Что произошло между первыми колдуньями Мерлин и Морган много лет назад? И есть ли у Мирабель шансы вернуть свою семью? В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Глава 2

Без Морганов парк резко опустел.

— Магия на тебя снизошла? — требовательно спросила меня тётя Конни. Из-за седых волос её голова напоминала кочан цветной капусты. — Покажи мне руки!

Я подняла руки, будто сдавалась в плен.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она и, схватив обе мои ладони, подобно врачу повернула их так и этак.

— Ужасно, — призналась я, но все мои мысли были заняты Морганами: куда это они так торопливо скрылись.

— Я так и знала! — воскликнула она. — Это твой год!

Мои руки казались непривычно тяжёлыми и чужими. Я прижала их к груди.

— Звёздный дар! — закричала тётя Пруди, торжествующе возведя руки к небу.

— Ну же, маленькая колдунья, ты должна радоваться, — укорила меня тётя Конни.

Я посмотрела на Мирабель, но та не сводила глаз со своей мамы, моей тёти Флисси, которая, вместо того чтобы махать руками, уже успела натянуть на них перчатки.

— Будь осторожна. Сиди дома, — тихо сказала она Мирабель и взвалила себе за спину огромный рюкзак.

— Флисси, нам нужна твоя помощь! — позвала её тётя Конни.

— В кои-то веки! — добавила тётя Пруди.

— У нас может наконец получиться! Нам столько всего предстоит сделать, у нас… — начала тётя Конни, как обычно поясняя за тётю Пруди.

Тётя Флисси вздрогнула, и между сёстрами повисло напряжённое молчание.

— Ты хотя бы вещи собрала, Флисси, солнышко? — спросила мама.

— И еду? — добавила тётя Конни.

— Надо одеваться! Надо есть! — не осталась в стороне тётя Пруди.

— Сёстры, вы же знаете, что я не могу остаться, — сказала тётя Флисси. — Со мной всё будет в порядке.

В своих походных сапогах и с лежащим на рюкзаке свёртком с палаткой она была похожа на главу экспедиции. Только в этой экспедиции был всего один человек. Мирабель продолжала не моргая смотреть на мать.

— Мирабель, ты же знаешь, я должна…

— Да-да, ты каждый год «должна», — не скрывая сарказма, перебила она и направилась через парк в сторону дома.

— Мирабель! Погоди… я не могу запретить тебе пользоваться магией, но прошу тебя: возьми это, — тётя Флисси перехватила её, всунула ей в руку какую-то бумажку и тихо добавила: — Нельзя допустить повторения прошлого года.

После чего она скрылась в ночи.

Одиннадцать месяцев в году тётя Флисси жила с нами, но стоило наступить октябрю — и она, ничего никому не объясняя, куда-то отправлялась. Так и сейчас нас осталось пятеро — четверо, если учесть, что Мирабель уже утопала прочь.

Я знала, куда она пойдёт — в свою комнату. Это наша общая комната, но она всегда называла её своей.

Сцепив ладони, потому что меня нервировало странное, непривычное в них ощущение, я побрела за родными и в какой-то момент оглянулась на то место, где ещё недавно стояли Морганы и откуда они так внезапно исчезли.

Пока мы шли, я обратила внимание на мигающие уличные фонари. Поначалу я решила, что это случайность, но когда очередная лампа погасла над нами одновременно с тем, как мои ладони вдруг закололо, я поняла, что это происходит из-за нас.

— Мам… а что Морганы задумали? — тихо спросила я.

Она пожала плечами в своей обычной манере безмятежного страуса, для которого ничто в мире, кроме её близких, не имеет значения.

— Уверена, нам лучше не знать. А ещё лучше — сосредоточиться на том, что мы будем делать, — сказала она, сияя улыбкой, будто, исчезнув из парка, Морганы так же бесследно покинули и её мысли.

По дороге назад к Пендрагон-роуд мои тёти не скрывали своего возбуждения, как умирающие от голода, несущие домой любимые блюда навынос.

Когда мы добрались до дома, горизонт уже осветили утренние лучи первого октября. Мирабель, судя по горящему свету в окне её — нашей — спальни, уже пришла.

В гостиной тётя Конни повернулась к окну.

— Мне одиннадцать месяцев не давали покоя эти шторы, — заявила она и взмахнула пальцем. — Жёлтый совершенно не подходит для гостиных.

Под шторами затрещало пламя, быстро побежавшее по всей их длине.

— Кон, — с лёгкой укоризной сказала мама и взмахом пальца погасила огонь.

— Красный, — пробормотала тётя Конни, дёрнув пальцем. — Я хотела насыщенный бордо.

— Тихо, ведьмы, спокойнее, — призвала мама двух оставшихся сестёр, уже нацеливших свои пальцы и готовых применить свои новообретённые октябрьские силы. — Не забывайте, что нам всегда требуется пара дней, чтобы снова освоиться.

Лично я сомневалась, что Морганы у себя дома сейчас были заняты шторами.

— Начнём с маленькой, безобидной магии, — продолжила мама и начертила пальцем круг. Ничего не произошло. Она тряхнула пальцем, как внезапно переставшей писать ручкой. Он засветился, и она снова медленно им завертела, и с каждым описанным кругом её одежды постепенно менялись.

На ней была форма химчистки, где она работала: рубашка поло, отутюженные штаны и пара скромных туфель — в целом неплохо, но на ней смотрелось немного чужеродно.

Сейчас же, отвечая на вспыхивающие вокруг неё звездочки, её штаны укоротились и раздулись, превратившись в юбку, разросшуюся в множество слоёв и ставшую треугольной по силуэту. Рубашка обзавелась элегантным воротником и превратилась в верхнюю часть платья, рукава удлинились, эмблема химчистки исчезла. Туфли на толстой резиновой подошве превратились в аккуратные балетки, а густые тёмные кудри сами собой завязались в узел.

— Так лучше, — довольно резюмировала мама, примеряясь к новому наряду. И с финальной искрой он из скучного бежевого превратился в яркий горчично-жёлтый.

Наблюдать за этим было волнительно, прямо как когда зажигают праздничную ёлку. Потому что это случается лишь раз в год, и ты с нетерпением этого ждёшь.

Когда я была маленькой, я больше всего на свете ждала наступления октября.

У нас не было сада — только небольшой дворик, но каждый год мама своей октябрьской магией превращала его в огромный сад с конюшней, где жила маленькая пони песочной масти с белой гривой. Я назвала её Бобби и любила всем сердцем. Мы были неразлучны, и она обожала есть у меня с руки, громко при этом фыркая.

Но — и это очень большое «но» — ничего из того, что мы создаём в октябре, не остаётся после Хэллоуина. Уже на следующий день всё это исчезает и становится как прежде. Тётя Флисси возвращается, будто никогда не уходила, мамины красивые жёлтые наряды растворяются в воздухе, как и всё, что успели надарить себе тёти. Мой Первый октябрь с Бобби был самым счастливым временем моей жизни, но, когда пони исчезла, магия потеряла для меня всю свою привлекательность. Я была слишком мала и не сразу поняла, что произошло, когда первого ноября вышла из дома с морковкой в руке и увидела пустой дворик.

С тех пор я перестала верить в радость октября и в его преддверии на целый месяц погружалась в уныние. Стоило наступить сентябрю, с каждым днём которого возбуждение моих тёть неуклонно нарастало, и я принималась вздыхать и размышлять обо всех этих временных глупостях, которые будут ждать меня в октябре. Сколько скандалов я закатывала в течение этого месяца — не сосчитать. Сказать, что он меня раздражал — не сказать ничего.

Раньше я жалела тёть, которые целый год проживали в ожидании одного месяца безудержного веселья. Но теперь, впервые ощутив магию внутри себя… Я посмотрела на потолок, раздумывая, чем сейчас занята Мирабель. У меня было столько вопросов…

— Всего один месяц — и столько всего нужно сделать, — сказала тётя Конни, и тётя Пруди закивала, тряся седыми кудрями. — Это будет наш год. Оторвёмся!

— Без отрывов, пожалуйста, — спокойно, но твёрдо возразила мама.

Тётя Конни достала из большого, с оборочками переднего кармана фартука таймер в виде яйца.

— Без отрывов, — с улыбкой сказала она маме и стукнула пальцем по таймеру.

Белая и изрядно поцарапанная — тётя Конни ежедневно пользовалась им на кухне — пластиковая поверхность таймера засветилась под воздействием закруживших вокруг него звёздочек, и он словно размягчился, вытянулся и стал прозрачным на концах. Затем тётя Конни магией заставила его воспарить и медленно прокрутиться, и я поняла, что таймер превратился в большие песочные часы.

— Тридцать один день, — с чувством произнесла она и начала тщательно разминать пальцы, каждый по очереди.

Мои ладони кололи бесчисленные иголки. Прибавьте к этому неутихающую тревогу — мне было ужасно не по себе.

В нижнюю половинку часов просыпались первые переливающиеся крупицы, и тётя Конни обратила на меня взор из-за поблёскивающих очков.

— Клеменси, нам нужна твоя помощь!

— Клемми, — поправила я. — И… тётя Конни, мне нужно… э-эм… сделать домашние задания.

— Вот как? — Она поправила очки и всмотрелась в меня, проверяя, насколько я искренна. Это была правда, ну в каком-то смысле. — Но это твой Первый октябрь!

— У меня перед Рождеством экзамены, — напомнила я.

От слова на букву «Р» её передёрнуло. Я люблю Рождество — к тому моменту вся связанная с октябрём шумиха успевает улечься, а все полученные в этот день подарки на сто процентов реальны.

Может, моя семья и могла целый месяц улучшать магией мои оценки и даже говорить на любых языках, но стоило наступить ноябрю — и всё это исчезало, поэтому рассчитывать на их помощь на декабрьских экзаменах не приходилось. Однажды мама наколдовала мне гениальный математический талант, но после октября от него остались лишь смутные воспоминания, как делить столбиком.

— Конни хочет тебя попросить… — начала мама.

Но тётя Конни вклинилась между нами, взяла меня за руку, которую будто наполнил колючий свинец, увела меня в гостиную и усадила на диван.

— Тебе известна наша история, Клеменси. Наша великая прародительница, сама Мерлин, была первой ведьмой. — Тётя указала на древний, слегка поеденный молью плед, лежащий на спинке дивана: на нём был вышит портрет женщины с густыми волосами и острым подбородком.

Мама села рядом со мной и провела своими тонкими ловкими пальцами по жёстким стежкам.

— Я всегда задавалась вопросом… откуда он взялся, — пробормотала она, хотя я не знала происхождения ни одной вещи в нашем доме, полном всяческого барахла.

— Это не ты вышила? — удивилась я.

— Если бы портрет вышила я, он был бы гораздо красивее, — усмехнулась она под тихий шорох песка в часах тёти Конни, отсчитывающих наше ограниченное время владения магией.

Действительно, мама бы выбрала что-нибудь красочнее, а этот уродливый и местами свалявшийся плед был преимущественно серым, а женщина, считавшаяся первой Мерлин, смотрела в потолок с таким печальным выражением лица, будто сейчас разрыдается.

— Если бы я вышивала нашу дорогую Мерлин, я бы добавила ей звёзд. И руки, чтобы она могла творить магию, — добавила мама, с отвращением глядя на этот старый кусок ткани, и до меня внезапно дошло, что изображение нашей прародительницы обрывается на линии запястий её вытянутых рук.

— Во всех книгах и фильмах Мерлин — мужчина и волшебник, — сказала я тёте Конни из чувства противоречия. Совсем как Мирабель.

— Волшебник? Ох уж эти люди с их глупостями! — закатила глаза тётя Конни, а тётя Пруди сплюнула на пол.

— Пруди, — мягко пожурила её мама и взмахом пальца заставила мокрое пятно заискрить и исчезнуть.

— Ты же знаешь, магия передаётся только по женской линии. Нас, ведьм, очень мало, всего около двадцати! И Мерлин — или Мерл, как я люблю о ней думать, — была единственной и неповторимой, — произнесла тётя Конни с таким мечтательным видом, будто была не прочь пообщаться с нашей давно почившей прародительницей.

Как-то раз в начальной школе нам задали нарисовать семейное древо, и это стало той ещё задачкой: у меня было столько тёть, что их всех было невозможно поместить на листе. А потом я получила выговор от учительницы за то, что добавила на задней стороне листа Морганов, отметив их большим знаком вопроса.

— Не может быть, чтобы у тебя было столько родственниц! Где все мужчины… — Она вдруг оборвала себя на полуслове, после чего добавила: — Ну, семьи бывают разные.

И в итоге я получила хорошую оценку.

— Точно, — сказала я.

— Она была первой заклинательницей. Затем родилась её сестра Морган. Мерлин, а затем Морган. Две ветви одной семьи, от которых и берут начало наши фамилии.

Морганы, конечно же, с этим категорически не соглашались и утверждали, что их прародительница была первой. Но правда заключалась в том, что наша Мерлин была героем, а их Морган — злодейкой.

— Наша великая прародительница стала первой ведьмой, благословлённой звёздами. Ах, мир тогда был ещё так юн. Людей было не удивить старым добрым грифоном или циклопом, — тётя Конни грустно улыбнулась.

— Моря, полные сирен! — с восторгом добавила тётя Пруди. — Драконы в небе! Леса, кишащие монстрами! Бесчинствующие ведьмы!

— Поэтому люди называют то время «тёмные века»? — тихо, чтобы услышала только мама, спросила я.

Она заговорщицки мне улыбнулась и шёпотом ответила:

— Ну, для людей, возможно, они действительно были темноваты. Электричество тогда ещё не изобрели.

Тётя Конни скривилась и поджала губы.

— Но эта Морган! — начала она знакомую тираду. — Она не смогла смириться с тем, что Мерлин была более сильной ведьмой, и ополчилась на нашу бедную прародительницу.

Мало что способно потревожить мамино душевное равновесие, но при этих словах она судорожно вдохнула.

— Морганы! Пффт! — перебила тётя Пруди и снова плюнула на пол, виновато покосившись на сестёр.

— Великая Мерлин, конечно же, отвечала сторицей — об их битвах складывали легенды! Они озаряли всё небо!

— Э-эм… — неуверенно протянула я. — Как-то это не очень скрытно.

— Ну, скрытность потребовалась позже, — сказала тётя Конни, вроде как соглашаясь со мной, но её тон говорил об обратном.

Мама своей магией нарисовала в воздухе золотые иллюстрации к её рассказу: как Морган превратила Мерлин в мышь, а себя — в ястреба и погналась за ней, как Мерлин обратилась пауком, а огромная Морган пыталась её растоптать.

Пока тётя Конни повторяла сказки о первой Мерлин и первой Морган, которые мне с младенчества рассказывали перед сном, я взглянула на свои руки и распрямила пальцы. Мои ногти по краям отливали перламутром и блестели, словно я опустила их в сахарницу. Они казались длиннее, чем обычно, и едва заметно искрили с почти различимым треском.

— Вскоре земли заполонили тролли и огры Морган, с которыми сражались драконы Мерлин. Вулканы возникали из ниоткуда и заливали всё лавой, ураганы непостижимой силы уничтожали всё на своём пути. И всегда Мерлин оказывалась на шаг впереди, пока…

–…её не предали, — вставила тётя Пруди. — Жестоко и вероломно!

–…пока, — продолжила тётя Конни, — Морган не украла магию Мерлин!

— Конни, точно мы этого не знаем, — возразила мама, всегда старающаяся притушить накаляющиеся эмоции, забыв на время о застывших в воздухе фигурах Мерлин и Морган.

— Мы обе прекрасно это знаем, Петти! Так гласит легенда! Морган завидовала Мерлин и попыталась ограничить её способности. Но у неё ничего не вышло, и из-за её вероломства мы все теперь прокляты, — отрезала тётя Конни.

— И Морганы тоже? — спросила я. Потому что, на мой взгляд, они не выглядели проклятыми — разве что та маленькая колдунья.

— Да, её род тоже пострадал. И теперь две ветви нашей семьи после вражды, длившейся столетия, вынуждены собираться вместе ради одного презренного месяца магии. Обе наши семьи одинаково несчастны и объединены этой трагедией — творить магию всего один месяц в году.

— Злая, мерзкая ведьма! — прокричала тётя Пруди. Это прозвучало очень грозно и громко, что было хорошо, потому что она заглушила моё фырканье. — Забудьте о Морганах! — взвизгнула она прямо мне в лицо. — Есть только Мерлины!

— Да, сейчас важно лишь то, что теперь ты одна из нас, ты тоже обладаешь магией, и мы можем разделить с тобой дело всей нашей жизни, — сказала тётя Конни.

— Не знала, что у вас есть дело всей жизни. Или что вы вообще чем-то занимаетесь, — ядовито заметила я. Мамины картинки растворились в воздухе, означая окончание сказок и начало работы. Но не домашней, а магической.

— Тихо, маленькая колдунья, — укорила меня тётя Конни. — Так вот, мы пытаемся…

–…десятилетиями! — вставила тётя Пруди.

Я посмотрела на свои руки, всё ещё слегка искрящиеся и полные колющих мурашек, и подняла глаза на маму. В её взгляде читалась просьба остаться, хотя бы ненадолго, пока её сестры не завершат своё пространное объяснение.

— Да-да, это наша неизменная миссия. Мы уже давно пытаемся накопить октябрьскую магию.

— Ладно, — сказала я, хотя мне стоило спросить: «Чего?»

— Накопить её, чтобы пользоваться ею весь год. Четыре времени года, двенадцать месяцев, пять лучей звезды. Нам нужна завершённая звезда — и ты её пятый конец.

Я знала, что что-то намечается. Тётя Конни всю мою жизнь ждала, когда я стану достаточно взрослой, чтобы оказаться последним звеном в звезде нашего ковена. Из-за смерти тёти Темми и временного отсутствия тёти Флисси в течение магического месяца им недоставало двух ведьм.

— Нам нужно найти способ сохранить октябрьскую магию.

— Накопить её! — закричала тётя Пруди. — Собрать! Развить! Сохранить!

— Да-да, — отмахнулась от неё тётя Конни. — Всё вышеперечисленное.

— Но я даже ещё ни разу ею не воспользовалась. — Я демонстративно взмахнула руками. Пальцы были как чужие.

— Ты новичок, это правда, но нам как раз и нужен новичок.

— А как же… — начала я, лихорадочно соображая. — Как же ведьмы Морган?

Тётя Пруди с досадой так выдохнула сквозь плотно сжатые губы, что они завибрировали. Её лоб и без того расчертили хмурые морщины, но при мысли о Морганах они всегда становились глубже, делая её похожей на шершавую и царапающую пальцы старую кору. Она напоминала мне колючий куст в теле человека.

— Да, Пруди права. Привлекать Морганов слишком рискованно. Только Мерлины.

— Учись скорее! Трудись прилежно! — прокричала тётя Пруди.

Но не ради экзаменов. Я тяжело вздохнула, смиряясь с тем, что мои планы по повторению пройденного учебного материала улетели в тартарары:

— Мне всё равно кажется, что я не подхожу…

— Подходишь ты или нет — ты единственная, кто у нас есть. Считай себя избранной, выдвинутой, назначенной — думай что хочешь. Ты Мерлин, и пришло время действовать. Мы столько ждали, когда ты займёшь место Темми! — объявила тётя Конни.

Когда я родилась, она потребовала, чтобы меня назвали в честь умершей-и-исчезнувшей Темперанс, но в кои-то веки моя мама категорически воспротивилась. Тогда тётя Конни принялась настаивать на «Клеменси»⁶ и до сих пор не теряла надежды, что это имя закрепится.

Но мама остановилась на «Клементине», чтобы, по её словам, не нагружать меня историей ковена. Но «Клемми» звучит достаточно похоже на «Темми», чтобы это сошло за компромисс.

— Я не какая-то замена Темми, — пробормотала я, пока мой мозг с трудом выстраивал конечную картину из тех кусочков информации, которую наговорили тёти.

Всю мою жизнь они с мамой искали способ обрести постоянную магию, чтобы творить её все двенадцать месяцев в году.

Они хотели, чтобы мы перестали быть только октябрьскими ведьмами.

Ваша посылка возвращена в почтовое отделение после неудачной попытки вручения. Приносим свои извинения за доставленные неудобства.

Примечания

6

Англ. «милосердие».