Неточные совпадения
Те очень жалели его и
не хотели было
пускать.
Разве вы его
не пускаете: ведь мы же знаем, что он везде ходит.
Конец карьеры моей, по толкованию твоего братца, в том, что оттенок социализма
не помешает мне откладывать на текущий счет подписные денежки и
пускать их при случае в оборот, под руководством какого-нибудь жидишки, до тех пор, пока
не выстрою капитальный дом в Петербурге, с тем чтобы перевесть в него и редакцию, а в остальные этажи напустить жильцов.
Но, высказав свою глупость, он почувствовал, что сморозил нелепый вздор, и вдруг захотелось ему тотчас же доказать слушателям, а
пуще всего себе самому, что сказал он вовсе
не вздор.
— Ну
не говорил ли я, — восторженно крикнул Федор Павлович, — что это фон Зон! Что это настоящий воскресший из мертвых фон Зон! Да как ты вырвался оттуда? Что ты там нафонзонил такого и как ты-то мог от обеда уйти? Ведь надо же медный лоб иметь! У меня лоб, а я, брат, твоему удивляюсь! Прыгай, прыгай скорей!
Пусти его, Ваня, весело будет. Он тут как-нибудь в ногах полежит. Полежишь, фон Зон? Али на облучок его с кучером примостить?.. Прыгай на облучок, фон Зон!..
Но весь этот случай и все эти толки
не только
не отвратили общей симпатии от бедной юродивой, но ее еще
пуще стали все охранять и оберегать.
Главное, то чувствовал, что «Катенька»
не то чтобы невинная институтка такая, а особа с характером, гордая и в самом деле добродетельная, а
пуще всего с умом и образованием, а у меня ни того, ни другого.
— Нельзя наверно угадать. Ничем, может быть: расплывется дело. Эта женщина — зверь. Во всяком случае, старика надо в доме держать, а Дмитрия в дом
не пускать.
Народ Божий любите,
не отдавайте стада отбивать пришельцам, ибо если заснете в лени и в брезгливой гордости вашей, а
пуще в корыстолюбии, то придут со всех стран и отобьют у вас стадо ваше.
— Лупи его, сажай в него, Смуров! — закричали все. Но Смуров (левша) и без того
не заставил ждать себя и тотчас отплатил: он бросил камнем в мальчика за канавкой, но неудачно: камень ударился в землю. Мальчик за канавкой тотчас же
пустил еще в группу камень, на этот раз прямо в Алешу, и довольно больно ударил его в плечо. У мальчишки за канавкой весь карман был полон заготовленными камнями. Это видно было за тридцать шагов по отдувшимся карманам его пальтишка.
На вопрос его: «
Не у Грушеньки ли он, и
не у Фомы ли опять прячется» (Алеша нарочно
пустил в ход эти откровенности), все хозяева даже пугливо на него посмотрели.
Ему
не хотелось, чтоб его заметили: и хозяйка, и Фома (если он тут) могли держать сторону брата и слушаться его приказаний, а стало быть, или в сад Алешу
не пустить, или брата предуведомить вовремя, что его ищут и спрашивают.
— А для них разве это что составляет-с, по ихнему характеру, который сами вчера изволили наблюдать-с. Если, говорят, Аграфену Александровну пропущу и она здесь переночует, —
не быть тебе первому живу. Боюсь я их очень-с, и кабы
не боялся еще
пуще того, то заявить бы должен на них городскому начальству. Даже бог знает что произвести могут-с.
Да и тебе советую об этом никогда
не думать, друг Алеша, а
пуще всего насчет Бога: есть ли он или нет?
Мы их обманем опять, ибо тебя мы уж
не пустим к себе.
— Убьет как муху-с, и прежде всего меня-с. А
пуще того я другого боюсь: чтобы меня в их сообществе
не сочли, когда что нелепое над родителем своим учинят.
— Если думаешь, что он этими знаками воспользуется и захочет войти, то ты его
не пускай.
— А когда я сам в припадке буду лежать-с, как же я тогда
не пущу-с, если б я даже и мог осмелиться их
не пустить-с, зная их столь отчаянными-с.
— Э, черт! Коли ты будешь лежать, то сторожить будет Григорий. Предупреди заранее Григория, уж он-то его
не пустит.
А касательно того, что Григорий Васильевич их услышит и
не пустит, так они как раз сегодня со вчерашнего расхворались, а Марфа Игнатьевна их завтра лечить намереваются.
Други и учители, слышал я
не раз, а теперь в последнее время еще слышнее стало о том, как у нас иереи Божии, а
пуще всего сельские, жалуются слезно и повсеместно на малое свое содержание и на унижение свое и прямо заверяют, даже печатно, — читал сие сам, — что
не могут они уже теперь будто бы толковать народу Писание, ибо мало у них содержания, и если приходят уже лютеране и еретики и начинают отбивать стадо, то и пусть отбивают, ибо мало-де у нас содержания.
Не скажу, чтобы были скверные; все эти молодые люди были хорошие, да вели-то себя скверно, а
пуще всех я.
«Слава Богу, кричу,
не убили человека!» — да свой-то пистолет схватил, оборотился назад, да швырком, вверх, в лес и
пустил: «Туда, кричу, тебе и дорога!» Оборотился к противнику: «Милостивый государь, говорю, простите меня, глупого молодого человека, что по вине моей вас разобидел, а теперь стрелять в себя заставил.
Радостно мне так стало, но
пуще всех заметил я вдруг тогда одного господина, человека уже пожилого, тоже ко мне подходившего, которого я хотя прежде и знал по имени, но никогда с ним знаком
не был и до сего вечера даже и слова с ним
не сказал.
Отдавать внаем свой флигель на дворе она
не нуждалась, но все знали, что
пустила к себе жилицей Грушеньку (еще года четыре назад) единственно в угоду родственнику своему купцу Самсонову, Грушенькиному открытому покровителю.
— Как пропах? Вздор ты какой-нибудь мелешь, скверность какую-нибудь хочешь сказать. Молчи, дурак.
Пустишь меня, Алеша, на колени к себе посидеть, вот так! — И вдруг она мигом привскочила и прыгнула смеясь ему на колени, как ласкающаяся кошечка, нежно правою рукой охватив ему шею. — Развеселю я тебя, мальчик ты мой богомольный! Нет, в самом деле, неужто позволишь мне на коленках у тебя посидеть,
не осердишься? Прикажешь — я соскочу.
И дети, и приказчики теснились в своих помещениях, но верх дома занимал старик один и
не пускал к себе жить даже дочь, ухаживавшую за ним и которая в определенные часы и в неопределенные зовы его должна была каждый раз взбегать к нему наверх снизу, несмотря на давнишнюю одышку свою.
— Ей-богу, скажу кому-нибудь, — глядел на него Петр Ильич, — чтобы вас
не пустить туда. Зачем вам теперь в Мокрое?
— Слушай, хочешь сейчас бутылку откупорю, выпьем за жизнь! Мне хочется выпить, а
пуще всего с тобою выпить. Никогда я с тобою
не пил, а?
Они еще
пуще обиделись и начали меня неприлично за это ругать, а я как раз, на беду себе, чтобы поправить обстоятельства, тут и рассказал очень образованный анекдот про Пирона, как его
не приняли во французскую академию, а он, чтоб отмстить, написал свою эпитафию для надгробного камня...
— Мы целую бутылку пороху заготовили, он под кроватью и держал. Отец увидал. Взорвать, говорит, может. Да и высек его тут же. Хотел в гимназию на меня жаловаться. Теперь со мной его
не пускают, теперь со мной никого
не пускают. Смурова тоже
не пускают, у всех прославился; говорят, что я «отчаянный», — презрительно усмехнулся Коля. — Это все с железной дороги здесь началось.
— Н-не особенно! — небрежно отозвался Коля. — Репутацию мою
пуще всего здесь этот проклятый гусь подкузьмил, — повернулся он опять к Илюше. Но хоть он и корчил, рассказывая, небрежный вид, а все еще
не мог совладать с собою и продолжал как бы сбиваться с тону.
Ракитин этого
не понимает, ему бы только дом выстроить да жильцов
пустить, но я ждал тебя.
Ну как ее ко мне там
не пустят?
—
Не советую, она «в волнении», и ты еще
пуще ее расстроишь.
Я вошел было, а он стоит, телом-то меня и
не пускает всего.
— Слишком стыдно вам будет-с, если на себя во всем признаетесь. А
пуще того бесполезно будет, совсем-с, потому я прямо ведь скажу, что ничего такого я вам
не говорил-с никогда, а что вы или в болезни какой (а на то и похоже-с), али уж братца так своего пожалели, что собой пожертвовали, а на меня выдумали, так как все равно меня как за мошку считали всю вашу жизнь, а
не за человека. Ну и кто ж вам поверит, ну и какое у вас есть хоть одно доказательство?
—
Не надо мне их вовсе-с, — дрожащим голосом проговорил Смердяков, махнув рукой. — Была такая прежняя мысль-с, что с такими деньгами жизнь начну, в Москве али
пуще того за границей, такая мечта была-с, а
пуще все потому, что «все позволено». Это вы вправду меня учили-с, ибо много вы мне тогда этого говорили: ибо коли Бога бесконечного нет, то и нет никакой добродетели, да и
не надобно ее тогда вовсе. Это вы вправду. Так я и рассудил.
—
Не может того быть. Умны вы очень-с. Деньги любите, это я знаю-с, почет тоже любите, потому что очень горды, прелесть женскую чрезмерно любите, а
пуще всего в покойном довольстве жить и чтобы никому
не кланяться — это
пуще всего-с.
Не захотите вы жизнь навеки испортить, такой стыд на суде приняв. Вы как Федор Павлович, наиболее-с, изо всех детей наиболее на него похожи вышли, с одною с ними душой-с.
Гость говорил, очевидно увлекаясь своим красноречием, все более и более возвышая голос и насмешливо поглядывая на хозяина; но ему
не удалось докончить: Иван вдруг схватил со стола стакан и с размаху
пустил в оратора.
— О, д-да, и я то же говорю, — упрямо подхватил он, — один ум хорошо, а два гораздо лучше. Но к нему другой с умом
не пришел, а он и свой
пустил… Как это, куда он его
пустил? Это слово — куда он
пустил свой ум, я забыл, — продолжал он, вертя рукой пред своими глазами, — ах да, шпацирен.
Однажды он пришел ко мне и говорит: если убил
не брат, а Смердяков (потому что эту басню
пустили здесь все, что убил Смердяков), то, может быть, виновен и я, потому что Смердяков знал, что я
не люблю отца, и, может быть, думал, что я желаю смерти отца.
А в каторгу ее
не пустят, так как же ему
не бежать?
— Я для того вас и призвала сегодня, чтоб вы обещались мне сами его уговорить. Или, по-вашему, тоже бежать будет нечестно,
не доблестно, или как там…
не по-христиански, что ли? — еще с
пущим вызовом прибавила Катя.
— Ее к тебе туда
не пустят, — тотчас подхватил Алеша.
— И вот что еще хотел тебе сказать, — продолжал каким-то зазвеневшим вдруг голосом Митя, — если бить станут дорогой аль там, то я
не дамся, я убью, и меня расстреляют. И это двадцать ведь лет! Здесь уж ты начинают говорить. Сторожа мне ты говорят. Я лежал и сегодня всю ночь судил себя:
не готов!
Не в силах принять! Хотел «гимн» запеть, а сторожевского тыканья
не могу осилить! За Грушу бы все перенес, все… кроме, впрочем, побой… Но ее туда
не пустят.
— Ничего
не дам, а ей
пуще не дам! Она его
не любила. Она у него тогда пушечку отняла, а он ей по-да-рил, — вдруг в голос прорыдал штабс-капитан при воспоминании о том, как Илюша уступил тогда свою пушечку маме. Бедная помешанная так и залилась вся тихим плачем, закрыв лицо руками. Мальчики, видя, наконец, что отец
не выпускает гроб от себя, а между тем пора нести, вдруг обступили гроб тесною кучкой и стали его подымать.
Все мальчики до единого плакали, а
пуще всех Коля и мальчик, открывший Трою, и хоть Смуров, с капитанскою шляпой в руках, тоже ужасно как плакал, но успел-таки, чуть
не на бегу, захватить обломок кирпичика, красневший на снегу дорожки, чтоб метнуть им в быстро пролетевшую стаю воробушков.