Даже Карамзин жаловался, как известно, на то, что
русскому писателю негде взять образца для своего языка, потому что все образованные люди говорят по-французски.
Неточные совпадения
Г-н Соловьев в статье своей о
писателях русской истории в XVIII веке (44), о «Записках» Екатерины II не говорит ни слова.
Цель этого труда состояла в том, чтобы искусным и подробным изображением древних доблестей
русского народа и блестящих судеб его уронить те клеветы, которые взводили на Россию тогдашпие иностранные
писатели.
Еще в наше время испытал неудачу в создании идеальных
русских лиц
писатель, которому равного, конечно, не представит прошедшее столетие в нашей литературе.
(44) Г-н Соловьев поместил в «Архиве» г. Калачова статью о
русских исторических
писателях XVIII века, в которой разбирает некоторых
писателей. Не знаем, почему именно тех, а не других. Если он хотел рассмотреть только замечательнейших, то неужели труды Елагина и Эмина замечательнее «Записок о
русской истории»?
— Жульнические романы, как, примерно, «Рокамболь», «Фиакр номер 43» или «Граф Монте-Кристо». А из
русских писателей весьма увлекает граф Сальяс, особенно забавен его роман «Граф Тятин-Балтийский», — вещь, как знаете, историческая. Хотя у меня к истории — равнодушие.
Очень характерно, что не только в русской народной религиозности и у представителей старого русского благочестия, но и у атеистической интеллигенции, и у многих
русских писателей чувствуется все тот же трансцендентный дуализм, все то же признание ценности лишь сверхчеловеческого совершенства и недостаточная оценка совершенства человеческого.
— Я больше всего русский язык люблю. У нас сочинения задают, переложения, особливо из Карамзина. Это наш лучший
русский писатель. «Звон вечевого колокола раздался, и вздрогнули сердца новгородцев» — вот он как писал! Другой бы сказал: «Раздался звон вечевого колокола, и сердца новгородцев вздрогнули», а он знал, на каких словах ударение сделать!
Благодаря Андерсену, Лаури и другим стала возможна культурная деятельность YMCA, которая издавала
русских писателей, изгнанных из своей родины.
Неточные совпадения
Впрочем, если слово из улицы попало в книгу, не
писатель виноват, виноваты читатели, и прежде всего читатели высшего общества: от них первых не услышишь ни одного порядочного
русского слова, а французскими, немецкими и английскими они, пожалуй, наделят в таком количестве, что и не захочешь, и наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски в нос и картавя, по-английски произнесут, как следует птице, и даже физиономию сделают птичью, и даже посмеются над тем, кто не сумеет сделать птичьей физиономии; а вот только
русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя на даче избу в
русском вкусе.
Судорожно размахивая руками, краснея до плеч,
писатель рассказывал
русскую историю, изображая ее как тяжелую и бесконечную цепь смешных, подлых и глупых анекдотов.
— Сейчас, — сказала она, а квартирант и нахлебник ее продолжал торопливо воздавать славу Франции, вынудив Веру Петровну напомнить, что Тургенев был другом знаменитых
писателей Франции, что
русские декаденты — ученики французов и что нигде не любят Францию так горячо, как в России.
И советовал противнику читать книгу «
Русские женщины» давно забытого, бесталанного
писателя Шашкова.
Захару было за пятьдесят лет. Он был уже не прямой потомок тех
русских Калебов, [Калеб — герой романа английского
писателя Уильяма Годвина (1756–1836) «Калеб Вильямс» — слуга, поклоняющийся своему господину.] рыцарей лакейской, без страха и упрека, исполненных преданности к господам до самозабвения, которые отличались всеми добродетелями и не имели никаких пороков.