Неточные совпадения
Здесь
были упомянуты: разбитая чашка с голубой надписью «Дорогому мужу от верной жены»; утопленное дубовое ведро, которое я же сам по требованию шкипера украл на палубе «Западного зерна»; украденный кем-то у меня желтый резиновый плащ, раздавленный моей
ногой мундштук шкипера и разбитое — все мной — стекло каюты.
Вообще,
будет так ловко с ним, как, надев на
ноги мешок, танцевать.
Его бархатная куртка
была расстегнута у самого горла, обнажая белый треугольник сорочки, одна
нога отставлена далеко, другая — под стулом, а лицо думало, смотря мимо меня; в этой позе заполнил он собой всю маленькую каюту.
Я должен
был крепко держать румпель и стойко держаться на
ногах сам, так как волнение метало «Эспаньолу», как качель, поэтому за время вахты своей я думал больше удержать курс, чем что другое.
Однако ничего подобного пока мне не предстояло, — напротив, случай, или как там ни называть это, продолжал вить свой вспыхивающий шнур, складывая его затейливой петлей под моими
ногами. За стеной, — а, как я сказал, помещение
было без двери, — ее заменял сводчатый широкий проход, — несколько человек, остановясь или сойдясь случайно, вели разговор, непонятный, но интересный, — вернее, он
был понятен, но я не знал, о ком речь. Слова
были такие...
Тут я заметил остальных. Это
были двое немолодых людей. Один — нервный человек с черными баками, в пенсне с широким шнурком. Он смотрел выпукло, как кукла, не мигая и как-то странно дергая левой щекой. Его белое лицо в черных баках, выбритые губы, имевшие слегка надутый вид, и орлиный нос, казалось, подсмеиваются. Он сидел, согнув
ногу треугольником на колене другой, придерживая верхнее колено прекрасными матовыми руками и рассматривая меня с легким сопением. Второй
был старше, плотен, брит и в очках.
Слева у стены на узорном золотистом столбе стояла черная статуя: женщина с завязанными глазами, одна
нога которой воздушно касалась пальцами колеса, украшенного по сторонам оси крыльями, другая, приподнятая,
была отнесена назад.
Вертясь на одной
ноге, я поднял кое-как другую и переставил ее, она
была тяжела и опустилась как на подушку, без ощущения.
Великолепие этой комнаты, с зеркалами в рамах слоновой кости, мраморной облицовкой окон, резной, затейливой мебелью, цветной шелк, улыбки красоты в сияющих золотом и голубой далью картинах,
ноги Дюрока, ступающие по мехам и коврам, — все это
было чрезмерно для меня, оно утомляло.
На нем
была кожаная куртка с двойными обшлагами, красный жилет с зелеными стеклянными пуговицами, узкая лакированная шляпа, напоминающая опрокинутый на сковороду котелок; вокруг шеи — клетчатый шарф, а на
ногах — поверх коричневых, верблюжьего сукна брюк, — мягкие сапоги с толстой подошвой.
— Герои спят, — сказал он хрипло;
был утомлен, с бледным, бессонным лицом, и тотчас тревожно уставился на меня. — Вторые лица все на
ногах. Сейчас придет Эстамп. Держу пари, что он отправится с вами. Ну, Санди, ты отколол штуку, и твое счастье, что тебя не заметили в тех местах. Ганувер мог тебя просто убить. Боже сохрани тебя болтать обо всем этом!
Будь на нашей стороне, но молчи, раз уж попал в эту историю. Так что же
было с тобой вчера?
На разном расстоянии друг от друга по дороге двигались три человека, — ближайший ко мне
был Эстамп, — он отступал в полуоборот к неприятелю. К нему бежал Варрен, за Варреном, отстав от него, спешил Босс. «Стойте!» — сказал Эстамп, целясь в последнего. Но Варрен продолжал двигаться, хотя и тише. Эстамп дал выстрел. Варрен остановился, нагнулся и ухватился за
ногу.
Это помещение, не очень большое,
было обставлено как гостиная, с глухим мягким ковром на весь пол. В кресле, спиной к окну, скрестив
ноги и облокотясь на драгоценный столик, сидел, откинув голову, молодой человек, одетый как модная картинка. Он смотрел перед собой большими голубыми глазами, с самодовольной улыбкой на розовом лице, оттененном черными усиками. Короче говоря, это
был точь-в-точь манекен из витрины. Мы все стали против него. Галуэй сказал...
Войдя в голубой зал, где на великолепном паркете отражались огни люстр, а также и мои до колен
ноги, я прошел мимо оброненной розы и поднял ее на счастье, что, если в цветке
будет четное число лепестков, я увижу сегодня Молли.
Вы сделали преступление, отклонив золото от его прямой цели, — расти и давить, — заставили тигра улыбаться игрушкам, и все это ради того, чтобы бросить драгоценный каприз к
ногам девушки, которая
будет простосердечно смеяться, если ей показать палец!
У другого конца кровати сидел, заложив
ногу на
ногу, Дюрок, дон Эстебан стоял посредине спальни. У стола доктор возился с лекарствами. Капитан Орсуна ходил из угла в угол, заложив за широкую спину обветренные, короткие руки. Молли
была очень нервна, но улыбалась, когда я вошел.
— Конечно, нет, — ответил он. — Санди, Молли, которая тебя так сейчас обидела,
была худым черномазым птенцом на тощих
ногах всего только четыре года назад. У меня не
было ни дома, ни ночлега. Я спал в брошенном бараке.
Дрек сбился с
ног, подкарауливая их на всех выходах, но одному человеку трудно
поспеть сразу к множеству мест.
Паркер стал говорить дальше; как ни интересно
было слушать обо всем, из чего вышли события того памятного вечера, нетерпение мое отправиться к Дюроку росло и разразилось тем, что, страдая и шевеля
ногами под стулом, я, наконец, кликнул прислугу, чтоб расплатиться.