Неточные совпадения
— Сделали, сделали! То-то сделали!.. Вот у меня так работник будет — почище всех вас! — продолжал Глеб, кивая младшему
сыну. — А вот и другой! (Тут он указал на внучка, валявшегося на бредне.) Ну, уж теплынь сотворил господь, нечего сказать! Так тебя солнышко и донимает; рубаху-то, словно весною, хошь выжми… Упыхался, словно середь лета, — подхватил он, опускаясь на лавку подле стола, но все еще делая вид, как будто не примечает Акима.
Рыбак посмотрел с удивлением на свата, потом на мальчика, потом перенес глаза на
сыновей, но, увидев, что все сидели понуря голову, сделал нетерпеливое движение и пригнулся к щам. Хозяйка его стояла между
тем у печки и утирала глаза рукавом.
Продолжает он нести свой трудный, часто непосильный крест, с
тем чтобы пойти за хозяйского
сына в солдаты или умереть под старость бобылем без крова и хлеба.
— С нами крестная сила! — пробормотал он, крестясь дрожащею рукой, между
тем как
сыновья его и Аким бежали к избе.
В эту минуту он нимало не сокрушался о поступке
сына: горе все в
том, что вот сейчас,
того и смотри, поймают парнишку, приведут и накажут.
Иной раз целый день хлопочет подле какого-нибудь дела, суетится до
того, что пот валит с него градом, а как придет домой, так и скосится и грохнет на лавку, ног под собой не слышит; но сколько Глеб или
сын его Василий ни умудрялись, сколько ни старались высмотреть, над чем бы мог так упорно трудиться работник, дела все-таки никакого не находили.
Гришка помыкал Ваней, как будто сам был любимый хозяйский
сын, а
тот — чужой сирота, Христа ради проживавший в доме.
Вся разница заключалась в
том лишь, что
сын рыбака делал дело без крику и погрому, не обнаруживая ни удали, ни залихвачества; но
тем не менее дело все-таки кипело в его руках и выходило прочно.
Нередко даже старик заставал свою Дуньку со слезами на глазах и всклоченными волосами; но Дуня никогда не жаловалась на Гришку; напротив
того, несмотря на всегдашнее заступничество Вани, она присоединялась к приемышу, и оба подтрунивали над
сыном Глеба; нередко даже соединенными силами нападали они на него.
То, быть может, старуха мать поправляет лучину, выжидая запоздавшего
сына…
Не раз даже старик выходил из себя и грозил порядком проучить
сына в
том случае, если со временем окажется какая-нибудь причина такой перемены, но остался все-таки ни при чем.
Он не обнаружил, однако ж, никакой торопливости: медленно привстал с лавки и пошел за порог с
тем видом, с каким шел обыкновенно на работу; и только когда собственными глазами уверился Глеб, что
то были точно
сыновья его, шаг его ускорился и брови расправились.
Глеб, подобно Петру, не был охотник «хлебать губы» и радовался по-своему, но радость, на минуту оживившая его отцовское сердце, прошла, казалось, вместе с беспокойством, которое скрывал он от домашних, но которое
тем не менее начинало прокрадываться в его душу при мысли, что
сыновья неспроста запоздали целой неделей.
Сыны вы мои родные!..», а между
тем руки не подымаются, голос замирает в груди, ноги не двигаются.
Черные, быстрые взгляды приемыша говорили совсем другое, когда обращались на
сына рыбака: они горели ненавистью, и чем спокойнее было лицо Вани,
тем сильнее суживались губы Гришки,
тем сильнее вздрагивали его тонкие, подвижные ноздри.
Он сам не мог бы растолковать, за что так сильно ненавидел
того, который, пользуясь всеми преимуществами любимого
сына в семействе, был
тем не менее всегда родным братом для приемыша и ни словом, ни делом, ни даже помыслом не дал повода к злобному чувству.
В эту самую минуту за спиною Глеба кто-то засмеялся. Старый рыбак оглянулся и увидел Гришку, который стоял подле навесов, скалил зубы и глядел на Ваню такими глазами, как будто подтрунивал над ним. Глеб не сказал, однако ж, ни слова приемышу — ограничился
тем только, что оглянул его с насмешливым видом, после чего снова обратился к
сыну.
При этом Глеб лукаво покосился в
ту сторону, где находился приемыш. Гришка стоял на
том же месте, но уже не скалил зубы. Смуглое лицо его изменилось и выражало на этот раз столько досады, что Глеб невольно усмехнулся; но старик по-прежнему не сказал ему ни слова и снова обратился к
сыну.
Во все время, как они переезжали реку, старик не переставал подтрунивать над молодым парнем.
Тот хоть бы слово. Не знаю, стало ли жаль Глебу своего
сына или так, попросту, прискучило ему метать насмешки на безответного собеседника, но под конец и он замолк.
Но как бы
то ни было, гриб ли, слепой ли старик с обвязанными глазами, — лачужка не боялась грозного водополья: ольха, ветлы, кусты, обступавшие ее со всех сторон, защищали ее, как молодые нежные
сыны, от льдин и охотно принимали на себя весь груз ила, которым обвешивались всякий раз, как трофеем.
В
то время, как отец спускался по площадке и осматривал свои лодки (первое неизменное дело, которым старый рыбак начинал свой трудовой день),
сыновья его сидели, запершись в клети, и переговаривали о предстоявшем объяснении с родителем; перед ними стоял штоф.
— Очередь за нами, за твоими
сыновьями, — продолжал Ваня все
тем же невозмутимо твердым голосом, — старшие
сыновья женаты… Что ж!.. Я и пойду, батюшка…
Тогда между
сыном и отцом началась одна из
тех тягостно-раздирающих сцен, похожих на вынужденную борьбу страстно любящих друг друга противников.
Ты только мутишь меня! — твердил в
то же время
сын, напрягая все силы своего духа, чтобы не разразиться воплем.
Последние слова
сына, голос, каким были они произнесены, вырвали из отцовского сердца последнюю надежду и окончательно его сломили. Он закрыл руками лицо, сделал безнадежный жест и безотрадным взглядом окинул Оку, лодки, наконец, дом и площадку. Взгляд его остановился на жене… Первая мысль старушки, после
того как прошел страх, была отыскать Ванюшу, который не пришел к завтраку.
Испуганная мать бросилась к
сыну.
Тот опустил голову и молчал. Глеб в коротких, отрывистых словах передал жене намерение Вани.
— Отчаянная башка… Вишь, Глеб Савиныч, ведь я тебе говорил: не для тебя совсем человек — самый что ни на есть гулящий, — шепнул
сын смедовского мельника, не знавший, вероятно, что чем больше будет он отговаривать старого рыбака,
тем сильнее
тот станет упрямиться,
тем скорее пойдет наперекор.
Старик, казалось, мало уже заботился о
том, что Гришка будет находиться в таком близком соседстве с озером дедушки Кондратия; такая мысль не могла даже прийти ему в голову: после происшествия со старшими, непокорными
сыновьями, после разлуки с Ванюшей мысли старого Глеба как словно окутались темным, мрачным облаком, которое заслоняло от него мелочи повседневной жизни.
Дедушка Кондратий также был, по разумению Гришки, виновен во многом: зачем, вместо
того чтобы гонять каждый раз приемыша из дому, зачем ласкал он его — ласкал и принимал как родного
сына?..
Господь тебя покарает за напраслину! — твердила Анна, между
тем как
сын ее мрачно глядел в другую сторону.
Отерев мокрые пальцы свои о засученные полы серой шинели, Ваня прошел мимо детей, которые перестали играть и оглядывали его удивленными глазами. Ребятишки проводили его до самого берега. Два рыбака, стоя по колени в воде, укладывали невод в лодку.
То были, вероятно,
сыновья седого сгорбленного старика, которого увидел Ваня в отдалении с саком на плече.