Неточные совпадения
За девять лет супружества жена родила ему четырех дочерей, но
все они умерли. С трепетом ожидая рождения, Игнат мало горевал об их смерти — они были не нужны ему. Жену он бил уже на второй год свадьбы, бил сначала под пьяную руку
и без злобы, а просто по пословице: «люби жену — как душу, тряси ее — как грушу»; но после
каждых родов у него, обманутого в ожиданиях, разгоралась ненависть к жене,
и он уже бил ее с наслаждением, за то, что она не родит ему сына.
Человек с
каждой минутой
все рос; дорастая до неба, он погружал свои темные руки в облака
и, разрывая их, кричал страшным голосом...
…Вновь жизнь его потекла медленно
и однообразно. Сохранив по отношению к сыну тон добродушно-насмешливый
и поощрительный, отец в общем стал относиться к нему строже, ставя ему на вид
каждую мелочь
и все чаще напоминая, что он воспитывал его свободно, ни в чем не стеснял, никогда не бил.
— Прежде
всего, Фома, уж ежели ты живешь на сей земле, то обязан надо
всем происходящим вокруг тебя думать. Зачем? А дабы от неразумия твоего не потерпеть тебе
и не мог ты повредить людям по глупости твоей. Теперь: у
каждого человеческого дела два лица, Фома. Одно на виду у
всех — это фальшивое, другое спрятано — оно-то
и есть настоящее. Его
и нужно уметь найти, дабы понять смысл дела… Вот, к примеру, дома ночлежные, трудолюбивые, богадельни
и прочие такие учреждения. Сообрази — на что они?
Двойственное отношение к Маякину
все укреплялось у Фомы: слушая его речи внимательно
и с жадным любопытством, он чувствовал, что
каждая встреча с крестным увеличивает в нем неприязненное чувство к старику.
Фома покраснел, наклонил голову
и начал говорить ей глухо
и так, точно выталкивая слова из-под земли
и каждое слово
весило несколько пудов.
Его глаза разгорались,
и с
каждым словом голос становился горячей
и громче. Она качнулась
всем корпусом вперед
и тревожно сказала...
Он ощущал приятное, ласкавшее его чувство, видя, как плот тихо колеблется на воде
и уходит от него с
каждой секундой
все дальше.
Во тьме
и в шуме, окружавшем его, он смутно видел, что вместе с ним несутся еще какие-то люди,
каждый день — новые, но
все одинаково жалкие, противные.
Эта картина укрепилась в голове Фомы
и каждый раз
все более яркая, огромная, живая возникала пред ним, возбуждая в груди его неопределимое чувство, в которое, как ручьи в реку, вливались
и страх,
и возмущение,
и жалость,
и злоба,
и еще многое.
С
каждым днем он
все больше убеждался, что они — бессмысленнее
и всячески хуже его, что они — не господа жизни, а лакеи ее
и что она вертит ими, как хочет, гнет
и ломает их, как ей угодно.
— Молчи уж! — грубо крикнул на нее старик. — Даже того не видишь, что из
каждого человека явно наружу прет… Как могут быть
все счастливы
и равны, если
каждый хочет выше другого быть? Даже нищий свою гордость имеет
и пред другими чем-нибудь всегда хвастается… Мал ребенок —
и тот хочет первым в товарищах быть…
И никогда человек человеку не уступит — дураки только это думают… У
каждого — душа своя… только тех, кто души своей не любит, можно обтесать под одну мерку… Эх ты!.. Начиталась, нажралась дряни…
— Нужда, девка! Нужда — сила, стальной прут в пружину гнет, а сталь — упориста! Тарас? Поглядим! Человек ценен по сопротивлению своему силе жизни, — ежели не она его, а он ее на свой лад крутит, — мое ему почтение! Э-эх, стар я! А жизнь-то теперь куда как бойка стала! Интересу в ней — с
каждым годом
все прибавляется, —
все больше смаку в ней! Так бы
и жил
все, так бы
все и действовал!..
— Я — не мечтаю, я — высчитываю со
всей точностью, возможной в наших русских условиях, — внушительно сказал Смолин. — Производитель должен быть строго трезв, как механик, создающий машину… Нужно принимать в расчет трение
каждого самомалейшего винтика, если ты хочешь делать серьезное дело серьезно. Я могу дать вам для прочтения составленную мною записочку, основанную мной на личном изучении скотоводства
и потребления мяса в России…
Из
каждого впечатления у Фомы сейчас же выделялась колкая мысль об его неспособности к жизни.
Все, на чем останавливалось его внимание, имело что-то обидное для него,
и это обидное кирпичом ложилось на грудь ему.
Раздавались протестующие восклицания, но негромкие, краткие,
и каждый раз, когда Фома выкрикивал чье-либо имя, —
все молчали
и слушали
и злорадно, искоса поглядывали в сторону обличаемого товарища.
— Ее Бердников знает. Он — циник, враль, презирает людей, как медные деньги, но
всех и каждого насквозь видит. Он — невысокого… впрочем, пожалуй, именно высокого мнения о вашей патронессе. ‹Зовет ее — темная дама.› У него с ней, видимо, какие-то большие счеты, она, должно быть, с него кусок кожи срезала… На мой взгляд она — выдуманная особа…
Неточные совпадения
Пусть
каждый возьмет в руки по улице… черт возьми, по улице — по метле!
и вымели бы
всю улицу, что идет к трактиру,
и вымели бы чисто…
Недаром порывается // В Москву, в новорситет!» // А Влас его поглаживал: // «Дай Бог тебе
и серебра, //
И золотца, дай умную, // Здоровую жену!» // — Не надо мне ни серебра, // Ни золота, а дай Господь, // Чтоб землякам моим //
И каждому крестьянину // Жилось вольготно-весело // На
всей святой Руси!
Батрачка безответная // На
каждого, кто чем-нибудь // Помог ей в черный день, //
Всю жизнь о соли думала, // О соли пела Домнушка — // Стирала ли, косила ли, // Баюкала ли Гришеньку, // Любимого сынка. // Как сжалось сердце мальчика, // Когда крестьянки вспомнили //
И спели песню Домнину // (Прозвал ее «Соленою» // Находчивый вахлак).
У
каждого крестьянина // Душа что туча черная — // Гневна, грозна, —
и надо бы // Громам греметь оттудова, // Кровавым лить дождям, // А
все вином кончается. // Пошла по жилам чарочка — //
И рассмеялась добрая // Крестьянская душа! // Не горевать тут надобно, // Гляди кругом — возрадуйся! // Ай парни, ай молодушки, // Умеют погулять! // Повымахали косточки, // Повымотали душеньку, // А удаль молодецкую // Про случай сберегли!..
Стародум. Благодарение Богу, что человечество найти защиту может! Поверь мне, друг мой, где государь мыслит, где знает он, в чем его истинная слава, там человечеству не могут не возвращаться его права. Там
все скоро ощутят, что
каждый должен искать своего счастья
и выгод в том одном, что законно…
и что угнетать рабством себе подобных беззаконно.