Илья шёл рука об руку с ней, не понимал, почти
не слушал её слов и чувствовал только, что она тёплая, мягкая, душистая…
Неточные совпадения
И сколько ни кричал исправник — ни
слова не ответил ему старец. Исправник велел вытащить Антипу из кельи. Но люди, видя старца, который,
не замечая их, всё молился истово и неустанно, смутились пред твёрдостью его души и
не послушали исправника. Тогда исправник приказал ломать келью, и осторожно, боясь ударить молящегося, они стали разбирать крышу.
Илья
слушал эту речь, но плохо понимал её. По его разумению, Карп должен был сердиться на него
не так: он был уверен, что приказчик дорогой поколотит его, и даже боялся идти домой… Но вместо злобы в
словах Карпа звучала только насмешка, и угрозы его
не пугали Илью. Вечером хозяин позвал Илью к себе, наверх.
Автономов говорил и мечтательными глазами смотрел и лицо Ильи, а Лунёв,
слушая его, чувствовал себя неловко. Ему показалось, что околоточный говорит о ловле птиц иносказательно, что он намекает на что-то. Но водянистые глаза Автономова успокоили его; он решил, что околоточный — человек
не хитрый, вежливо улыбнулся и промолчал в ответ на
слова Кирика. Тому, очевидно, понравилось скромное молчание и серьёзное лицо постояльца, он улыбнулся и предложил...
— Тебе пора бросить эти ситцевые рубашки: порядочный человек должен носить полотняное бельё… Ты, пожалуйста,
слушай, как я произношу
слова, и учись. Нельзя говорить — тыща, надо — тысяча! И
не говори — коли, надо говорить — если. Коли, теперя, сёдни — это всё мужицкие выражения, а ты уже
не мужик.
Лунёв
слушал и молчал. Он почему-то жалел Кирика, жалел,
не отдавая себе отчёта, за что именно жаль ему этого толстого и недалёкого парня? И в то же время почти всегда ему хотелось смеяться при виде Автономова. Он
не верил рассказам Кирика об его деревенских похождениях: ему казалось, что Кирик хвастает, говорит с чужих
слов. А находясь в дурном настроении, он,
слушая речи его, думал...
Илья чувствовал себя оскорблённым, но
не находил
слов, чтоб возразить этой дерзкой девушке, прямо в глаза ему говорившей, что он бездельник и вор. Он стиснул зубы,
слушал и
не верил её
словам,
не мог верить. И, отыскивая в себе такое
слово, которое сразу бы опрокинуло все её речи, заставило бы замолчать её, — он в то же время любовался её дерзостью… А обидные
слова, удивляя его, вызывали в нём тревожный вопрос: «За что?»
Она опустила голову, пальцы её быстро мяли мокрый платок, и тело нерешительно покачивалось из стороны в сторону, точно она хотела идти и не могла оторвать ног, а он,
не слушая её слов, пытаясь обнять, говорил в чаду возбуждения:
Курослепов. Сделай ты для меня такую милость, не давай ты ей повадки,
не слушай ее слов, пусть одна говорит. А то вот только малость дай ей за что уцепиться, так и жизни не рад будешь. Ну, вот мы с тобой теперича, после сражения турецкого, и выпить можем.
Он резким жестом взбросил шапку на голову, наклонился и стал приподнимать штанину, мыча сквозь зубы, потом, вынув из кармана платок, начал перевязывать ногу, раненную выше колена. Он всё время что-то бормотал невнятно, но Яков
не слушал его слов, вновь обескураженный странным поведением неудачного грабителя.
Неточные совпадения
Его
послушать надо бы, // Однако вахлаки // Так обозлились,
не дали // Игнатью
слова вымолвить, // Особенно Клим Яковлев // Куражился: «Дурак же ты!..» // — А ты бы прежде выслушал… — // «Дурак же ты…» // — И все-то вы, // Я вижу, дураки!
И Левина поразило то спокойное, унылое недоверие, с которым дети
слушали эти
слова матери. Они только были огорчены тем, что прекращена их занимательная игра, и
не верили ни
слову из того, что говорила мать. Они и
не могли верить, потому что
не могли себе представить всего объема того, чем они пользуются, и потому
не могли представить себе, что то, что они разрушают, есть то самое, чем они живут.
После обычных вопросов о желании их вступить в брак, и
не обещались ли они другим, и их странно для них самих звучавших ответов началась новая служба. Кити
слушала слова молитвы, желая понять их смысл, но
не могла. Чувство торжества и светлой радости по мере совершения обряда всё больше и больше переполняло ее душу и лишало ее возможности внимания.
Вронский
слушал внимательно, но
не столько самое содержание
слов занимало его, сколько то отношение к делу Серпуховского, уже думающего бороться с властью и имеющего в этом свои симпатии и антипатии, тогда как для него были по службе только интересы эскадрона. Вронский понял тоже, как мог быть силен Серпуховской своею несомненною способностью обдумывать, понимать вещи, своим умом и даром
слова, так редко встречающимся в той среде, в которой он жил. И, как ни совестно это было ему, ему было завидно.
Но это было неправда; она совсем почти
не понимала
слов службы и даже
не слушала их во время обручения.