Неточные совпадения
Человек медленно снял меховую куртку, поднял одну ногу, смахнул шапкой снег с сапога, потом то же сделал с другой ногой, бросил шапку в угол и, качаясь на длинных ногах, пошел в комнату.
Подошел к стулу, осмотрел
его, как бы убеждаясь в прочности, наконец сел и, прикрыв рот рукой, зевнул. Голова у
него была правильно круглая и гладко острижена, бритые щеки и длинные усы концами вниз. Внимательно осмотрев комнату большими выпуклыми глазами серого цвета,
он положил ногу на ногу и, качаясь на стуле, спросил...
Оставшись одна, она
подошла к окну и встала перед
ним, глядя на улицу. За окном было холодно и мутно. Играл ветер, сдувая снег с крыш маленьких сонных домов, бился о стены и что-то торопливо шептал, падал на землю и гнал вдоль улицы белые облака сухих снежинок…
Он подошел к ней и сказал...
— Те, которые близко
подошли к нам,
они, может, сами ничего не знают.
Они верят — так надо! А может — за
ними другие есть, которым — лишь бы выгода была? Человек против себя зря не пойдет…
Он подошел ближе
к матери.
Он подошел к Павлу и, опустив голову, ковыряя пальцем стол, сказал как-то по-детски, не похоже на
него, жалобно...
Мать, шатаясь,
подошла к обломку древка, брошенного
им, и снова подняла
его.
Ефим, сидя за столом, зорко рассматривал странниц и что-то говорил товарищам жужжавшим голосом. Когда женщины
подошли к столу,
он встал и молча поклонился
им,
его товарищи сидели неподвижно, как бы не замечая гостей.
Парни медленно, тесной группой
подошли к Софье и жали ей руку молча, неуклюже ласковые. В каждом ясно было видно скрытое довольство, благодарное и дружеское, и это чувство, должно быть, смущало
их своей новизной. Улыбаясь сухими от бессонной ночи глазами,
они молча смотрели в лицо Софьи и переминались с ноги на ногу.
Мать хорошо знала доктора,
он был одним из близких товарищей Николая,
его звали Иван Данилович. Она
подошла к Егору, —
он высунул язык встречу ей. Доктор обернулся.
Сложив тяжелые руки Егора на груди
его, поправив на подушке странно тяжелую голову, мать, отирая слезы,
подошла к Людмиле, наклонилась над нею, тихо погладила ее густые волосы. Женщина медленно повернулась
к ней, ее матовые глаза болезненно расширились, она встала на ноги и дрожащими губами зашептала...
Она
подошла к Егору, наклонилась и, целуя
его руку, тоскливо, негромко говорила...
Ему не ответили.
Он, тихо покачиваясь на ногах и потирая лоб,
подошел к Егору, пожал руку
его и отошел в сторону.
Из соседней комнаты вышли Николай, с перевязанной рукой, и доктор Иван Данилович, весь растрепанный, ощетинившийся, как еж.
Он быстро
подошел к Ивану, наклонился над
ним, говоря...
Он встал,
подошел к ней, наклонился и тихо спросил...
Вошла
его жена, за нею в избу шагнул мужик. Бросил в угол шапку, быстро
подошел к хозяину и спросил
его...
Жена
его подошла к столу и сказала...
Грустно улыбаясь,
он подошел к ней и, наклонясь, спросил, пожимая ее руку...
И, молча пожав
им руки, ушла, снова холодная и строгая. Мать и Николай,
подойдя к окну, смотрели, как девушка прошла по двору и скрылась под воротами. Николай тихонько засвистал, сел за стол и начал что-то писать.
К ним подошел отец Самойлова, держа шапку в руке.
Он угрюмо улыбался и говорил...
Она тоже
подошла к Павлу и, крепко стиснув
его руку, заплакала, полная обиды и радости, путаясь в хаосе разноречивых чувств.
Говоря,
он крепко растер озябшие руки и,
подойдя к столу, начал поспешно выдвигать ящики, выбирая из
них бумаги, одни рвал, другие откладывал в сторону, озабоченный и растрепанный.
Но она знала, что
он подошел к ней ближе всех, и любила
его осторожной и как бы в самое себя не верящей любовью.
Он подошел к ней, улыбаясь и поправляя очки.
И ушел, все-таки недовольный чем-то. Когда дверь закрылась за
ним, Людмила
подошла к матери, беззвучно смеясь.
Она не торопясь
подошла к лавке и села, осторожно, медленно, точно боясь что-то порвать в себе. Память, разбуженная острым предчувствием беды, дважды поставила перед нею этого человека — один раз в поле, за городом после побега Рыбина, другой — в суде. Там рядом с
ним стоял тот околодочный, которому она ложно указала путь Рыбина. Ее знали, за нею следили — это было ясно.
Шпион подозвал сторожа и что-то шептал
ему, указывая на нее глазами. Сторож оглядывал
его и пятился назад.
Подошел другой сторож, прислушался, нахмурил брови.
Он был старик, крупный, седой, небритый. Вот
он кивнул шпиону головой и пошел
к лавке, где сидела мать, а шпион быстро исчез куда-то.
Бывало, он меня не замечает, а я стою у двери и думаю: «Бедный, бедный старик! Нас много, мы играем, нам весело, а он — один-одинешенек, и никто-то его не приласкает. Правду он говорит, что он сирота. И история его жизни какая ужасная! Я помню, как он рассказывал ее Николаю — ужасно быть в его положении!» И так жалко станет, что, бывало,
подойдешь к нему, возьмешь за руку и скажешь: «Lieber [Милый (нем.).] Карл Иваныч!» Он любил, когда я ему говорил так; всегда приласкает, и видно, что растроган.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что
он такое и в какой мере нужно
его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который
подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Следовало взять сына портного,
он же и пьянюшка был, да родители богатый подарок дали, так
он и присыкнулся
к сыну купчихи Пантелеевой, а Пантелеева тоже
подослала к супруге полотна три штуки; так
он ко мне.
Гаврило Афанасьевич // Из тарантаса выпрыгнул, //
К крестьянам
подошел: // Как лекарь, руку каждому // Пощупал, в лица глянул
им, // Схватился за бока // И покатился со смеху… // «Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!» // Здоровый смех помещичий // По утреннему воздуху // Раскатываться стал…
К нему подходишь к первому, // А
он и посоветует // И справку наведет;
«Дерзай!» — за
ними слышится // Дьячково слово; сын
его // Григорий, крестник старосты, //
Подходит к землякам. // «Хошь водки?» — Пил достаточно. // Что тут у вас случилося? // Как в воду вы опущены?.. — // «Мы?.. что ты?..» Насторожились, // Влас положил на крестника // Широкую ладонь.