Неточные совпадения
— О! это была бы райская жизнь! — сказал Чичиков, вздохнувши. — Прощайте, сударыня! — продолжал
он,
подходя к ручке Маниловой. — Прощайте, почтеннейший друг! Не позабудьте просьбы!
Одевшись,
подошел он к зеркалу и чихнул опять так громко, что подошедший в это время
к окну индейский петух — окно же было очень близко от земли — заболтал
ему что-то вдруг и весьма скоро на своем странном языке, вероятно «желаю здравствовать», на что Чичиков сказал
ему дурака.
Подошедши к окну,
он начал рассматривать бывшие перед
ним виды: окно глядело едва ли не в курятник; по крайней мере, находившийся перед
ним узенький дворик весь был наполнен птицами и всякой домашней тварью.
Эй, Порфирий! — закричал
он,
подошедши к окну, на своего человека, который держал в одной руке ножик, а в другой корку хлеба с куском балыка, который посчастливилось
ему мимоходом отрезать, вынимая что-то из брички.
К нему спокойно можно
подойти и ухватить
его за ногу, в ответ на что
он только топырится или корячится, как говорит народ.
Чичиков
подошел к ручке Феодулии Ивановны, которую она почти впихнула
ему в губы, причем
он имел случай заметить, что руки были вымыты огуречным рассолом.
Засим,
подошедши к столу, где была закуска, гость и хозяин выпили как следует по рюмке водки, закусили, как закусывает вся пространная Россия по городам и деревням, то есть всякими соленостями и иными возбуждающими благодатями, и потекли все в столовую; впереди
их, как плавный гусь, понеслась хозяйка.
Подошедши к бюро,
он переглядел
их еще раз и уложил, тоже чрезвычайно осторожно, в один из ящиков, где, верно,
им суждено быть погребенными до тех пор, покамест отец Карп и отец Поликарп, два священника
его деревни, не погребут
его самого,
к неописанной радости зятя и дочери, а может быть, и капитана, приписавшегося
ему в родню.
Собакевич, оставив без всякого внимания все эти мелочи, пристроился
к осетру, и, покамест те пили, разговаривали и ели,
он в четверть часа с небольшим доехал
его всего, так что когда полицеймейстер вспомнил было о
нем и, сказавши: «А каково вам, господа, покажется вот это произведенье природы?» —
подошел было
к нему с вилкою вместе с другими, то увидел, что от произведенья природы оставался всего один хвост; а Собакевич пришипился так, как будто и не
он, и,
подошедши к тарелке, которая была подальше прочих, тыкал вилкою в какую-то сушеную маленькую рыбку.
Несколько раз
подходил он к постели, с тем чтобы
их скинуть и лечь, но никак не мог: сапоги, точно, были хорошо сшиты, и долго еще поднимал
он ногу и обсматривал бойко и на диво стачанный каблук.
Он непринужденно и ловко разменялся с некоторыми из дам приятными словами,
подходил к той и другой дробным, мелким шагом, или, как говорят, семенил ножками, как обыкновенно делают маленькие старички щеголи на высоких каблуках, называемые мышиными жеребчиками, забегающие весьма проворно около дам.
Чичиков так занялся разговорами с дамами, или, лучше, дамы так заняли и закружили
его своими разговорами, подсыпая кучу самых замысловатых и тонких аллегорий, которые все нужно было разгадывать, отчего даже выступил у
него на лбу пот, — что
он позабыл исполнить долг приличия и
подойти прежде всего
к хозяйке.
— А, херсонский помещик, херсонский помещик! — кричал
он,
подходя и заливаясь смехом, от которого дрожали
его свежие, румяные, как весенняя роза, щеки. — Что? много наторговал мертвых? Ведь вы не знаете, ваше превосходительство, — горланил
он тут же, обратившись
к губернатору, —
он торгует мертвыми душами! Ей-богу! Послушай, Чичиков! ведь ты, — я тебе говорю по дружбе, вот мы все здесь твои друзья, вот и
его превосходительство здесь, — я бы тебя повесил, ей-богу, повесил!
Вдруг в один день,
подходя к окну обычным порядком, с трубкой и чашкой в руках, заметил
он во дворе движенье и некоторую суету.
То садился
он на диван, то
подходил к окну, то принимался за книгу, то хотел мыслить, — безуспешное хотенье! — мысль не лезла
к нему в голову.
Чичиков тоже устремился
к окну.
К крыльцу
подходил лет сорока человек, живой, смуглой наружности. На
нем был триповый картуз. По обеим сторонам
его, сняв шапки, шли двое нижнего сословия, — шли, разговаривая и о чем-то с <
ним> толкуя. Один, казалось, был простой мужик; другой, в синей сибирке, какой-то заезжий кулак и пройдоха.
Поставивши пред
ними графины,
он подошел к дереву и, взявши прислоненный
к нему заступ, отправился в сад.
Бывало, он меня не замечает, а я стою у двери и думаю: «Бедный, бедный старик! Нас много, мы играем, нам весело, а он — один-одинешенек, и никто-то его не приласкает. Правду он говорит, что он сирота. И история его жизни какая ужасная! Я помню, как он рассказывал ее Николаю — ужасно быть в его положении!» И так жалко станет, что, бывало,
подойдешь к нему, возьмешь за руку и скажешь: «Lieber [Милый (нем.).] Карл Иваныч!» Он любил, когда я ему говорил так; всегда приласкает, и видно, что растроган.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что
он такое и в какой мере нужно
его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который
подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Следовало взять сына портного,
он же и пьянюшка был, да родители богатый подарок дали, так
он и присыкнулся
к сыну купчихи Пантелеевой, а Пантелеева тоже
подослала к супруге полотна три штуки; так
он ко мне.
Гаврило Афанасьевич // Из тарантаса выпрыгнул, //
К крестьянам
подошел: // Как лекарь, руку каждому // Пощупал, в лица глянул
им, // Схватился за бока // И покатился со смеху… // «Ха-ха! ха-ха! ха-ха! ха-ха!» // Здоровый смех помещичий // По утреннему воздуху // Раскатываться стал…
К нему подходишь к первому, // А
он и посоветует // И справку наведет;
«Дерзай!» — за
ними слышится // Дьячково слово; сын
его // Григорий, крестник старосты, //
Подходит к землякам. // «Хошь водки?» — Пил достаточно. // Что тут у вас случилося? // Как в воду вы опущены?.. — // «Мы?.. что ты?..» Насторожились, // Влас положил на крестника // Широкую ладонь.