Неточные совпадения
Но если Павел был
один, они тотчас же вступали в бесконечный, но всегда спокойный спор, и мать, тревожно слушая их речи, следила за ними, стараясь
понять — что говорят они?
— Пора, товарищи,
понять, что никто, кроме нас самих, не поможет нам!
Один за всех, все за
одного — вот наш закон, если мы хотим одолеть врага!
— Говорю я теперь, — продолжала мать, — говорю, сама себя слушаю, — сама себе не верю. Всю жизнь думала об
одном — как бы обойти день стороной, прожить бы его незаметно, чтобы не тронули меня только? А теперь обо всех думаю, может, и не так
понимаю я дела ваши, а все мне — близкие, всех жалко, для всех — хорошего хочется. А вам, Андрюша, — особенно!..
— Пойду
один по селам, по деревням. Буду бунтовать народ. Надо, чтобы сам народ взялся. Если он
поймет — он пути себе откроет. Вот я и буду стараться, чтобы
понял — нет у него надежды, кроме себя самого, нету разума, кроме своего. Так-то!
— Знаете, иногда такое живет в сердце, — удивительное! Кажется, везде, куда ты ни придешь, — товарищи, все горят
одним огнем, все веселые, добрые, славные. Без слов друг друга
понимают… Живут все хором, а каждое сердце поет свою песню. Все песни, как ручьи, бегут — льются в
одну реку, и течет река широко и свободно в море светлых радостей новой жизни.
— Тут в
одном — все стиснуто… вся жизнь,
пойми! — угрюмо заметил Рыбин. — Я десять раз слыхал его судьбу, а все-таки, иной раз, усомнишься. Бывают добрые часы, когда не хочешь верить в гадость человека, в безумство его… когда всех жалко, и богатого, как бедного… и богатый тоже заблудился!
Один слеп от голода, другой — от золота. Эх, люди, думаешь, эх, братья! Встряхнись, подумай честно, подумай, не щадя себя, подумай!
— Иной раз говорит, говорит человек, а ты его не
понимаешь, покуда не удастся ему сказать тебе какое-то простое слово, и
одно оно вдруг все осветит! — вдумчиво рассказывала мать. — Так и этот больной. Я слышала и сама знаю, как жмут рабочих на фабриках и везде. Но к этому сызмала привыкаешь, и не очень это задевает сердце. А он вдруг сказал такое обидное, такое дрянное. Господи! Неужели для того всю жизнь работе люди отдают, чтобы хозяева насмешки позволяли себе? Это — без оправдания!
— Видно — уж всем они сыты и тошно им! Знаю я — земский начальник
один заставлял мужиков лошади его кланяться, когда по деревне вели, и кто не кланялся, того он под арест сажал. Ну, зачем это нужно было ему? Нельзя
понять, нельзя!
— Крестьяне! — гудел голос Михаилы. — Разве вы не видите жизни своей, не
понимаете, как вас грабят, как обманывают, кровь вашу пьют? Все вами держится, вы — первая сила на земле, — а какие права имеете? С голоду издыхать —
одно ваше право!..
— В
одной книжке прочитала я слова — бессмысленная жизнь. Это я очень
поняла, сразу! Знаю я такую жизнь — мысли есть, а не связаны и бродят, как овцы без пастуха, — нечем, некому их собрать… Это и есть — бессмысленная жизнь. Бежала бы я от нее да и не оглянулась, — такая тоска, когда что-нибудь
понимаешь!
— А ежели сегодня подрались всем миром — одолели, значит — а завтра опять —
один богат, а другой беден, — тогда — покорно благодарю! Мы хорошо
понимаем — богатство, как сыпучий песок, оно смирно не лежит, а опять потечет во все стороны! Нет, уж это зачем же!
Мать напряженно вслушивалась в ее речь, но ничего не
понимала, невольно повторяя про себя
одни и те же слова...
На улице с нею здоровались слободские знакомые, она молча кланялась, пробираясь сквозь угрюмую толпу. В коридорах суда и в зале ее встретили родственники подсудимых и тоже что-то говорили пониженными голосами. Слова казались ей ненужными, она не
понимала их. Все люди были охвачены
одним и тем же скорбным чувством — это передавалось матери и еще более угнетало ее.
Она слышала слова прокурора,
понимала, что он обвиняет всех, никого не выделяя; проговорив о Павле, он начинал говорить о Феде, а поставив его рядом с Павлом, настойчиво пододвигал к ним Букина, — казалось, он упаковывает, зашивает всех в
один мешок, плотно укладывая друг к другу.
— Миром идут дети! Вот что я
понимаю — в мире идут дети, по всей земле, все, отовсюду — к
одному! Идут лучшие сердца, честного ума люди, наступают неуклонно на все злое, идут, топчут ложь крепкими ногами. Молодые, здоровые, несут необоримые силы свои все к
одному — к справедливости! Идут на победу всего горя человеческого, на уничтожение несчастий всей земли ополчились, идут одолеть безобразное и — одолеют! Новое солнце зажгем, говорил мне
один, и — зажгут! Соединим разбитые сердца все в
одно — соединят!
— Ведь это — как новый бог родится людям! Все — для всех, все — для всего! Так
понимаю я всех вас. Воистину, все вы — товарищи, все — родные, все — дети
одной матери — правды!
Неточные совпадения
Один только раз он выражается так:"Много было от него порчи женам и девам глуповским", и этим как будто дает
понять, что, и по его мнению, все-таки было бы лучше, если б порчи не было.
Наконец он не выдержал. В
одну темную ночь, когда не только будочники, но и собаки спали, он вышел, крадучись, на улицу и во множестве разбросал листочки, на которых был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон. И хотя он
понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен, но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
Тут только
понял Грустилов, в чем дело, но так как душа его закоснела в идолопоклонстве, то слово истины, конечно, не могло сразу проникнуть в нее. Он даже заподозрил в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар и которая во время отпадения глуповцев в идолопоклонстве
одна осталась верною истинному богу.
Действовал он всегда большими массами, то есть и усмирял и расточал без остатка; но в то же время
понимал, что
одного этого средства недостаточно.
— Про себя могу сказать
одно: в сражениях не бывал-с, но в парадах закален даже сверх пропорции. Новых идей не
понимаю. Не
понимаю даже того, зачем их следует понимать-с.