Неточные совпадения
Он был одет
в длинное, до пят, потертое пальто, из-под круглой измятой шляпы жидкими прядями бессильно свешивались желтоватые прямые волосы. Светлая бородка
росла на его желтом костлявом лице, рот у него был полуоткрыт,
глаза глубоко завалились под лоб и лихорадочно блестели оттуда, из темных ям.
Еще не видимое
глазом, оно раскинуло по небу прозрачный веер розовых лучей, и капли
росы в траве заблестели разноцветными искрами бодрой, вешней радости.
Впереди плыла
в воздухе ограбленная крышка гроба со смятыми венками, и, качаясь с боку на бок, ехали верхом полицейские. Мать шла по тротуару, ей не было видно гроба
в густой, тесно окружившей его толпе, которая незаметно
выросла и заполнила собой всю широту улицы. Сзади толпы тоже возвышались серые фигуры верховых, по бокам, держа руки на шашках, шагала пешая полиция, и всюду мелькали знакомые матери острые
глаза шпионов, внимательно щупавшие лица людей.
Она смотрела на судей — им, несомненно, было скучно слушать эту речь. Неживые, желтые и серые лица ничего не выражали. Слова прокурора разливали
в воздухе незаметный
глазу туман, он все
рос и сгущался вокруг судей, плотнее окутывая их облаком равнодушия и утомленного ожидания. Старший судья не двигался, засох
в своей прямой позе, серые пятнышки за стеклами его очков порою исчезали, расплываясь по лицу.
Клим вышел на улицу, и ему стало грустно. Забавные друзья Макарова, должно быть, крепко любят его, и жить с ними — уютно, просто. Простота их заставила его вспомнить о Маргарите — вот у кого он хорошо отдохнул бы от нелепых тревог этих дней. И, задумавшись о ней, он вдруг почувствовал, что эта девушка незаметно
выросла в глазах его, но выросла где-то в стороне от Лидии и не затемняя ее.
Сын Дубровского воспитывался в Петербурге, дочь Кирила Петровича
росла в глазах родителя, и Троекуров часто говаривал Дубровскому: «Слушай, брат, Андрей Гаврилович: коли в твоем Володьке будет путь, так отдам за него Машу; даром что он гол как сокол».
Виктор Павлович как-то вдруг
вырос в глазах Зинаиды Владимировны, окруженный ореолом похвалы ее величества. Потому-то Похвиснева и вспыхнула при этом замечании. Сидя на кресле в комнате, соседней с уборной ее величества, молодая девушка пережила все нами рассказанное.
Он был вполне уверен, что
растет в глазах людей, замечал, что они смотрят на него все более требовательно, слушают все внимательней.
Она
росла в глазах моих, я уже различал океан, очертания Европы, и вдруг странное чувство какой-то великой, святой ревности возгорелось в сердце моем: «Как может быть подобное повторение и для чего?
Неточные совпадения
В то время как бабушка сказала, что он очень
вырос, и устремила на него свои проницательные
глаза, я испытывал то чувство страха и надежды, которое должен испытывать художник, ожидая приговора над своим произведением от уважаемого судьи.
Но у Николая оставалось чувство правильно проведенной жизни, сын
вырастал на его
глазах; Павел, напротив, одинокий холостяк, вступал
в то смутное, сумеречное время, время сожалений, похожих на надежды, надежд, похожих на сожаления, когда молодость прошла, а старость еще не настала.
Она была очень набожна и чувствительна, верила во всевозможные приметы, гаданья, заговоры, сны; верила
в юродивых,
в домовых,
в леших,
в дурные встречи,
в порчу,
в народные лекарства,
в четверговую соль,
в скорый конец света; верила, что если
в светлое воскресение на всенощной не погаснут свечи, то гречиха хорошо уродится, и что гриб больше не
растет, если его человеческий
глаз увидит; верила, что черт любит быть там, где вода, и что у каждого жида на груди кровавое пятнышко; боялась мышей, ужей, лягушек, воробьев, пиявок, грома, холодной воды, сквозного ветра, лошадей, козлов, рыжих людей и черных кошек и почитала сверчков и собак нечистыми животными; не ела ни телятины, ни голубей, ни раков, ни сыру, ни спаржи, ни земляных груш, ни зайца, ни арбузов, потому что взрезанный арбуз напоминает голову Иоанна Предтечи; [Иоанн Предтеча — по преданию, предшественник и провозвестник Иисуса Христа.
— Совершенно согласен, — одобрил красавец мужчина. Приятный баритон его звучал все самоуверенней,
в пустоватых
глазах светилась легкая улыбочка, и казалось, что пышные усы
растут, становятся еще пышней.
Слезы текли скупо из его
глаз, но все-таки он ослеп от них, снял очки и спрятал лицо
в одеяло у ног Варвары. Он впервые плакал после дней детства, и хотя это было постыдно, а — хорошо: под слезами обнажался человек, каким Самгин не знал себя, и
росло новое чувство близости к этой знакомой и незнакомой женщине. Ее горячая рука гладила затылок, шею ему, он слышал прерывистый шепот: