Неточные совпадения
Тут вся верхняя Волга в старину-то разбоем жила,
тем Воргород и славен,
тем он и крепко
встал.
Взяла, перекрестясь, даёт мужику, видно, мужу: «Ешь, говорит, Миша, а грех — на меня!» На коленки даже
встала перед ним, воет: «Поешь, Миша, не стерплю я, как начнут тебя пороть!» Ну, Миша этот поглядел на стариков, —
те отвернулись, — проглотил.
— Ты
встань! Нет, ты постой! Я
те додам ещё разок! Ты мне за шлею недодал, дак я
те…
— Что же будет? — соображал он вслух. — Ну, вот, позвали здешних, а им ничего, кроме Окурова, не надобно и ничего неизвестно; дрёмовцам — кроме Дрёмова, мямлинцам — кроме Мямлина, да так все одиннадцать уездов, каждый сам за себя, и начнётся между ними неразберимая склока, а воргородские — поумней да и побойчей всех, их верх и будет! Они, конечно,
встанут за
те уезды, что на полдень живут,
те им дороже…
Оба раза вслед за попом являлась попадья, садилась и уголок, как страж некий, и молчала, скрестя руки на плоской груди, а иногда,
встав, подходила осторожно к окошку и, прищурившись, смотрела во
тьму. Дядя, наблюдая за нею, смеялся и однажды сказал...
Во
тьме ныли и кусались комары, он лениво давил их, неотрывно думая о женщине, простой и кроткой, как Горюшина, красивой и близкой, какой была Евгения в иные дни; думал и прислушивался, как в нём разрушается что-то, ощущал, что из хаоса всё настойчивее
встаёт знакомая тяжёлая тоска. И вдруг вскочил, весь налившись гневом и страхом: на дворе зашумело, было ясно, что кто-то лезет через забор.
Татарин согнул спину, открыл ею дверь и исчез, а Кожемякин
встал, отошёл подальше от окна во двор и, глядя в пол, замер на месте, стараясь ни о чём не думать, боясь задеть в груди
то неприятное, что всё росло и росло, наполняя предчувствием беды.
— И было ему тридцать шесть годов о
ту пору, как отец послал его в Питер с партией сала, и надумал он отца обойти, прибыл в Питер-то да депеш отцу и пошли: тятенька-де, цены на сало нет никакой! Получил старый-то Аржанов депеш, взял медный таз, вышел в прихожую горницу,
встал на колени да, наклоня голову-то над тазом, — чирк себя ножиком по горлу, тут и помер.
Уже при въезде во двор Кожемякин испуганно почувствовал, что дома случилось неладное; Шакир, ещё более пожелтевший и высохший, бросился к нему, взвизгивая и всхлипывая, не
то плача, не
то смеясь, завертелся, схватил за руку, торопливо ввёл в дом, прихлопнул дверь и
встал перед ним, вытянув изрезанную морщинами шею, захлёбываясь словами...
Была она очень красива, и Кожемякин видел, что она сама знает это. Обрадованный
тем, что всё обещает кончиться хорошо, без скандала, тронутый её простыми словами, увлечённый красотой, он
встал пред нею, веско и серьёзно сказав...
А хитрые эти люди, — я думаю, что предварительно — немцы, хотя видимость и показывает на жидов, — так вот они и сообразили, что ежели так пойдёт,
то Русь сама выправится,
встанет на ноги, и — это же им невыгодно, совсем невыгодно!
Неточные совпадения
И
встань и сядь с приметою, // Не
то свекровь обидится;
Правдин. Лишь только из-за стола
встали, и я, подошед к окну, увидел вашу карету,
то, не сказав никому, выбежал к вам навстречу обнять вас от всего сердца. Мое к вам душевное почтение…
Он спал на голой земле и только в сильные морозы позволял себе укрыться на пожарном сеновале; вместо подушки клал под головы́ камень;
вставал с зарею, надевал вицмундир и тотчас же бил в барабан; курил махорку до такой степени вонючую, что даже полицейские солдаты и
те краснели, когда до обоняния их доходил запах ее; ел лошадиное мясо и свободно пережевывал воловьи жилы.
Председатель
вставал с места и начинал корчиться; примеру его следовали другие; потом мало-помалу все начинали скакать, кружиться, петь и кричать и производили эти неистовства до
тех пор, покуда, совершенно измученные, не падали ниц.
Тогда бригадир
встал перед миром на колени и начал каяться. ("И было
то покаяние его а́спидово", [Аспид (греч.) — легендарный змей;"а́спидово покаяние" — ложное, коварное покаяние.] — опять предваряет события летописец.)