Неточные совпадения
Беспомощный и бессильный, Матвей прошёл в сад, лёг под яблоней вверх лицом и
стал смотреть в небо. Глухо
гудел далёкий гром, торопливо обгоняя друг друга, плыли дымные клочья туч, вздыхал влажный жаркий ветер, встряхивая листья.
Слова его, проходя сквозь
густую заросль чёрных волос, тоже
становились чёрными и мохнатыми, подобно паукам.
Наталья
стала горячо доказывать ему свою правоту, но он ушёл к себе, встал перед окном, и ему казалось, что отовсюду поднимается душная муть, — точно вновь воскресла осень, — поднимается
густым облаком и, закрывая светлое пятно окна, гасит блеск юного дня весны.
Кожемякин с Шакиром отошли шагов на десять, и
густой снег погасил воющие голоса людей; на улице
стало тихо, а всё, что слышали они, точно скользнуло прочь из города в молчание белых полей.
По крыше тяжело стучали ещё редкие тёплые капли; падая на двор, они отскакивали от горячей земли, а пыль бросалась за ними, глотая их. Туча покрыла двор,
стало темно, потом сверкнула молния — вздрогнуло всё, обломанный дом Бубновых подпрыгнул и с оглушающим треском ударился о землю, завизжали дети, бросившись в амбар, и сразу — точно река пролилась с неба — со свистом хлынул
густой ливень.
Дядя Марк пришёл через два дня утром, и показалось, как будто в доме выставили рамы, а все комнаты налились бодрым весенним воздухом. Он сразу же остановился перед Шакиром, разглядел его серое лицо с коротко подстриженными седыми усами и ровной
густой бородкой и вдруг заговорил с ним по-татарски. Шакир как будто даже испугался, изумлённо вскинул вверх брови, открыл рот, точно задохнувшись, и, обнажая обломки чёрных, выкрошившихся зубов,
стал смеяться взвизгивающим, радостным смехом.
Пил он немало, а не пьянел, только
становился всё мягче, доверчивее, и слова его принимали особую убедительность. За окнами в саду металась февральская метель, шаркая о стены и ставни окон,
гудело в трубах, хлопали вьюшки и заслонки.
Он
становился гуще и гуще, разрастался, перешел в тяжелые рокоты грома и потом вдруг, обратившись в небесную музыку, понесся высоко под сводами своими поющими звуками, напоминавшими тонкие девичьи голоса, и потом опять обратился он в густой рев и гром и затих.
Все это совершалось в синеватом сумраке, наполненном дымом махорки, сумрак
становился гуще, а вздохи, вой и свист ветра в трубе печи — слышнее.
По мере приближения к Сихотэ-Алиню лес
становился гуще и больше был завален колодником. Дуб, тополь и липа остались позади, и место черной березы заняла белая.
Неточные совпадения
Еще радостнее были минуты, когда, подходя к реке, в которую утыкались ряды, старик обтирал мокрою
густою травой косу, полоскал ее
сталь в свежей воде реки, зачерпывал брусницу и угощал Левина.
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух
становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно
становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Чичиков разрешился тоже междуиметием смеха, но, из уважения к генералу, пустил его на букву э: хе, хе, хе, хе, хе! И туловище его также
стало колебаться от смеха, хотя плечи и не тряслись, потому что не носили
густых эполет.
И туловище генерала
стало колебаться от смеха. Плечи, носившие некогда
густые эполеты, тряслись, точно как бы носили и поныне
густые эполеты.
Все пестрое пространство ее охватывалось последним ярким отблеском солнца и постепенно темнело, так что видно было, как тень перебегала по нем, и она
становилась темно-зеленою; испарения подымались
гуще, каждый цветок, каждая травка испускала амбру, и вся степь курилась благовонием.