Неточные совпадения
— Вовсе нет,
дядя Мотя, честное
слово!
Серая попадья, подняв очки на лоб, положив на колени руки и шитьё, сидела у окна, изредка вставляя в речь
дяди два-три негромких
слова, а поп, возбуждённый и растрёпанный, то вскакивал и летел куда-то по комнате, сбивая стулья, то, как бы в отчаянии, падал на клеёнчатый диван и, хватаясь за голову руками, кричал...
«Он — Евгению?» — думал Кожемякин, не без приятного чувства. Было странно слушать резкие
слова, произносимые без крика, спокойным баском, но думы о Евгении мешали Кожемякину следить за ходом речи
дяди Марка.
— Ты бы, Максим, погодил со
словами! — недовольно проворчал Кожемякин, а
дядя Марк, быстрым жестом распахнув бороду, спросил...
Являясь на эти беседы, Кожемякин смущённо хмурился; без
слов здороваясь с людьми и проходя вперёд, садился за стол рядом с
дядей Марком, стараясь смотреть на всех внушительно и развязно, но чувствуя неодолимое смущение перед этими людьми.
— Позвольте! — сразу прекратив шум, воскликнул
дядя Марк и долго, мягко говорил что-то утешительное, примиряющее. Кожемякин, не вслушиваясь в его
слова, чувствовал себя обиженным, грустно поддавался звукам его голоса и думал...
И снова Кожемякин ходил вдоль забора плечо о плечо с
дядей Марком, невнимательно слушая его
слова, мягкие, ласковые, но подавлявшие желание возражать и защищаться. Ещё недавно приятно возвышавшие душу, эти
слова сегодня гудели, точно надоедные осенние мухи, кружились, не задевая сердца, всё более холодевшего под их тоскливую музыку.
Пробовал читать оставшиеся после
дяди Марка книги; одна из них начиналась
словами...
В лавку устало опускался шум улицы, странные слова тали в нём, точно лягушки на болоте. «Чего они делают?» — опасливо подумал мальчик и тихонько вздохнул, чувствуя, что отовсюду на него двигается что-то особенное, но не то, чего он робко ждал. Пыль щекотала нос и глаза, хрустела на зубах. Вспомнились
слова дяди о старике:
Митрий, олицетворенная черноземная сила, вдруг отмяк от одного ласкового
слова дяди Силантия и присел на корточки около его таинственного бурака.
Разговоры в совхозе приняли странный и двусмысленный для Александра Семеновича оттенок, и в особенности потому, что со
слов дяди, по прозвищу Козий Зоб, известного смутьяна и мудреца из Концовки, стало известно, что якобы все птицы собрались в косяки и на рассвете убрались куда-то из Шереметева вон, на север, что было просто глупо.
Неточные совпадения
— Так! — вся орда вахлацкая // На
слово Клима Лавина // Откликнулась. — На подати! // Согласен,
дядя Влас?
Это было ему тем более неприятно, что по некоторым
словам, которые он слышал, дожидаясь у двери кабинета, и в особенности по выражению лица отца и
дяди он догадывался, что между ними должна была итти речь о матери.
Перескажу простые речи // Отца иль дяди-старика, // Детей условленные встречи // У старых лип, у ручейка; // Несчастной ревности мученья, // Разлуку, слезы примиренья, // Поссорю вновь, и наконец // Я поведу их под венец… // Я вспомню речи неги страстной, //
Слова тоскующей любви, // Которые в минувши дни // У ног любовницы прекрасной // Мне приходили на язык, // От коих я теперь отвык.
«Молчи,
дядя, — возразил мой бродяга, — будет дождик, будут и грибки; а будут грибки, будет и кузов. А теперь (тут он мигнул опять) заткни топор за спину: лесничий ходит. Ваше благородие! за ваше здоровье!» — При сих
словах он взял стакан, перекрестился и выпил одним духом. Потом поклонился мне и воротился на полати.
Катин заговорил тише, менее оживленно. Климу показалось, что, несмотря на радость, с которой писатель встретил
дядю, он боится его, как ученик наставника. А сиповатый голос
дяди Якова стал сильнее, в
словах его явилось обилие рокочущих звуков.