Неточные совпадения
— А и в будни не больно весело! — Кожемякин крепко стиснул сына коленями и как будто немного оживился. — Прежде веселее
было. Не столь спокойно, зато — веселее. Вот я тебе когда-нибудь, вместо бабьих-то сказок, про настоящее поведаю. Ты уж большой,
пора тебе знать, как я жил…
От этого человека всегда веяло неизбывной тоской; все в доме не любили его, ругали лентяем, называли полоумным. Матвею он тоже не нравился — с ним
было всегда скучно,
порою жутко, а иногда его измятые слова будили в детской душе нелюдимое чувство, надолго загонявшее мальчика куда-нибудь в угол, где он, сидя одиноко целыми часами, сумрачно оглядывал двор и дом.
Но глубже всех рассказов той
поры в память Матвея Кожемякина врезался рассказ отца про Волгу.
Было это весенним днём, в саду, отец только что воротился из уезда, где скупал пеньку. Он приехал какой-то особенно добрый, задумчивый и говорил так, точно провинился пред всем миром.
Я о ту
пору там
был, в Елатьме этой, как били их, стоял в народе, глядь девица на земле бьётся, как бы чёрной немочью схвачена.
Прошло множество тяжких минут до
поры, пока за тонкою переборкою чётко посыпалась речь солдата, — он говорил, должно
быть, нарочно громко и так, словно сам видел, как Матвей бросился на Савку.
Солнце точно погасло, свет его расплылся по земле серой, жидкой мутью, и трудно
было понять, какой час дня проходит над пустыми улицами города, молча утопавшими в грязи. Но
порою — час и два — в синевато-сером небе жалобно блестело холодное бесформенное пятно, старухи называли его «солнышком покойничков».
«Худоват, ножонки-то жидкие; я в эту
пору не таков
был — сытее гораздо!»
И
была другая причина, заставлявшая держать Маркушу: его речи о тайных, необоримых силах, которые управляют жизнью людей, легко и плотно сливались со всем, о чём думалось по ночам, что
было пережито и узнано; они склеивали всё прошлое в одно крепкое целое, в серый круг высоких стен, каждый новый день влагался в эти стены, словно новый кирпичик, — эти речи усыпляли душу, пытавшуюся
порою приподняться, заглянуть дальше завтрашнего дня с его клейкой, привычной скукой.
С недавней
поры он почти каждый день являлся под вечер к воротам и, прохаживаясь по тротуару,
пел, негромко, отчётливо...
Хворала она недель пять, и это время
было его праздником. Почти каждый день он приходил справляться о её здоровье и засиживался в тесной комнатке у ног женщины до
поры, пока не замечал, что она устала и не может говорить.
Наступили тяжёлые дни, каждый приносил новые, опрокидывающие толчки, неизведанные ощущения, пёстрые мысли;
порою Кожемякину казалось, что грудь его открыта, в неё спешно входит всё злое и тяжкое, что
есть на земле, и больно топчет сердце.
— Да! — согласился Дроздов, кивая головой. — В ту
пору я
был совсем не в уме, это и адвокат заметил, и судьи.
Ела она с некоторой
поры, действительно, через меру: до того, что даже глаза остановятся, едва дышит, руки опустит плетями, да так и сидит с минуту, пока не отойдёт, даже смотреть неприятно, и Максим всё оговаривал её, а Шакиру стыдно, покраснеет весь, и уши — как раскалённые.
А придя домой, рассказал: однажды поп покаялся духовнику своему, что его-де одолевает неверие, а духовник об этом владыке доложил, поп же и прежде
был замечен в мыслях вольных, за всё это его, пожурив, выслали к нам, и с той
поры попадья живёт в страхе за мужа, как бы его в монастырь не сослали. Вот почему она всё оговаривает его — Саша да Саша.
— И
было ему тридцать шесть годов о ту
пору, как отец послал его в Питер с партией сала, и надумал он отца обойти, прибыл в Питер-то да депеш отцу и пошли: тятенька-де, цены на сало нет никакой! Получил старый-то Аржанов депеш, взял медный таз, вышел в прихожую горницу, встал на колени да, наклоня голову-то над тазом, — чирк себя ножиком по горлу, тут и помер.
Вы присмотритесь к дворянам:
было время, они сами себе исправников выбирали — кого хотят, а предводителя у них и по сию
пору — свои люди!
— И всё это от матерей, от баб. Мало они детям внимания уделяют, растят их не из любви, а чтоб скорей свой сок из них выжать, да с избытком! Учить бы надо ребят-то, ласковые бы эдакие училища завести, и девчонкам тоже. Миру надобны умные матери —
пора это понять! Вот бы тебе над чем подумать, Матвей Савельев, право! Деньги у тебя
есть, а куда тебе их?
Конечно, у него
есть своя мысль на это, ибо — скажем прямо — господа его жгли живьём в свою
пору, а всё-таки усадьба — не виновата!
Днём ему не позволяли долго сидеть за столом, да и много народу
было в доме, много шума; он писал ночами, в строгой тишине, внимательно слушавшей его шёпот, когда он искал нужное слово. Скрип пера стал для него музыкой, она успокаивала изношенное, неверно работавшее сердце, и
порою ему
было до слёз приятно видеть на бумаге только что написанные, ещё влажные, круглые слова...
Неточные совпадения
Аммос Федорович (в сторону).Вот выкинет штуку, когда в самом деле сделается генералом! Вот уж кому пристало генеральство, как корове седло! Ну, брат, нет, до этого еще далека песня. Тут и почище тебя
есть, а до сих
пор еще не генералы.
Артемий Филиппович. Человек десять осталось, не больше; а прочие все выздоровели. Это уж так устроено, такой порядок. С тех
пор, как я принял начальство, — может
быть, вам покажется даже невероятным, — все как мухи выздоравливают. Больной не успеет войти в лазарет, как уже здоров; и не столько медикаментами, сколько честностью и порядком.
Влас наземь опускается. // «Что так?» — спросили странники. // — Да отдохну пока! // Теперь не скоро князюшка // Сойдет с коня любимого! // С тех
пор, как слух прошел, // Что воля нам готовится, // У князя речь одна: // Что мужику у барина // До светопреставления // Зажату
быть в горсти!..
Тотчас же за селением // Шла Волга, а за Волгою //
Был город небольшой // (Сказать точнее, города // В ту
пору тени не
было, // А
были головни: // Пожар все снес третьеводни).
Пришел и сам Ермил Ильич, // Босой, худой, с колодками, // С веревкой на руках, // Пришел, сказал: «
Была пора, // Судил я вас по совести, // Теперь я сам грешнее вас: // Судите вы меня!» // И в ноги поклонился нам.