Неточные совпадения
— От зависти да со зла! Скворцы да воробьи
в бога не
верят, оттого им своей песни и не дано. Так же и люди: кто
в бога не
верит — ничего не может сказать…
— Я, брат,
в эти штуки не
верю, нет! — весело сказал отец. — Я, брат, колдунов этих и
в будни и
в праздники по мордам бивал, —
в работниках жил у колдуна — мельник он, так однажды, взяв его за грудки…
Есть на Руси такие особые люди: будто он хороший и будто честно говорит — а внутри себя просто гнилой жулик: ни
в нём нет веры ни во что, ни ему, сукиному сыну, ни
в чём
верить нельзя.
Выйти не смею никуда, подружек — нет; может, и нашла бы я хороших людей — батюшка из дома не пускает, не
верит он
в совесть мою.
Матвей не
поверил, но Палага убедила его
в правде своих слов.
Медь поёт робко и уныло, — точно кто-то заплутался
в темноте и устало кричит, уже не
веря, что его услышат. Разбуженные собаки дремотно тявкают, и снова город утопает
в глубоком омуте сырой тишины.
— Они с Пушкарёвым — особенные!
В бога твёрдо
верят, например…
Наш Никольский поп превосходно
в домового
верит, я те побожусь
в этом!
И
в судьбу твёрдо
верит: такая — говорит мне — твоя судьба, Яким!
— Вы
в бога
верите? — вдруг спросила постоялка, наклоняясь вперёд.
— Подождите, — перебила постоялка его речь, — значит, вы
верите в бога?
—
В долю все
верят! — сказала Наталья, мельком взглянув на Шакира. — Про неё и
в песнях поётся…
Третьего дня Петухова горка, почитай, сплошь выгорела, девятнадцать домов слизал огонь. Прошёл слух, будто сапожник Сетунов, который дразнил меня, бывало, по злобе на соседей поджёг, однако не
верю этому. Утром вчера пымали его на своём пепелище, когда он вьюшки печные вырывал, свели
в пожарную, а
в ночь — умер».
Ему
в этом
верить можно, зверь».
Многие не
верят, что настоящая, а Базунов даже кричал, что Самара на Волге, а не на Тигре, и что Тигр-река давно
в землю ушла.
— А ведь сами-то вы, Петрович, не
верите в эти сказки!
Среди образованных не верующие ни во что всё-таки хоть
в себя
верили,
в свою личность,
в силу своей воли, — а ведь этот себя не видит, не чувствует!
Набитые полуслепыми людьми, которые равнодушно
верят всему, что не тревожит, не мешает им жить
в привычном, грязном, зазорном покое, — распластались, развалились эти чужие друг другу города по великой земле, точно груды кирпича, брёвен и досок, заготовленных кем-то, кто хотел возвести сказочно огромное здание, но тот, кто заготовил всё это богатство, — пропал, исчез, и весь дорогой материал тоже пропадает без строителя и хозяина, медленно сгнивая под зимними снегами и дождями осени.
— Я кулаку не
верю! — забросив глаза
в переносье, сказал новый человек.
— Никто ничего не знает этого. Это всё врут на меня, ты не
верь. Закон есть, по закону Ваське приводится
в остроге сидеть, а нам с тобой на воле гулять! Идём
в избу-то!
Он не
верил, что всё и навсегда кончено. Было странно, что Евгении нет
в доме, и казалось, что к этому никогда нельзя привыкнуть. Унылые, надутые лица Шакира и Натальи, острые улыбочки Алексея как будто обвиняли его.
— Не уважаю, — говорит, — я народ: лентяй он, любит жить
в праздности, особенно зимою, любови к делу не носит
в себе, оттого и покоя
в душе не имеет. Коли много говорит, это для того, чтобы скрыть изъяны свои, а если молчит — стало быть, ничему не
верит. Начало
в нём неясное и непонятное, и совсем это без пользы, что вокруг его такое множество властей понаставлено: ежели
в самом человеке начала нет — снаружи начало это не вгонишь. Шаткий народ и неверующий.
— Что ты — и все вы — говорите человеку? Человек, — говорите вы, — ты плох, ты всесторонне скверен, ты погряз во грехах и скотоподобен. Он
верит вам, ибо вы не только речами, но и поступками свидетельствуете ваше отрицание доброго начала
в человеке, вы отовсюду внушаете ему безнадёжность, убеждая его
в неодолимой силе зла, вы
в корне подрываете его веру
в себя,
в творящее начало воли его, и, обескрылив человека, вы, догматики, повергаете его ещё глубже
в грязь.
— Ты прошлый раз говорил, что
в чертей не
веришь?
— Так. А весьма уважаемый наш писатель Серафим Святогорец говорит: «Если не
верить в существование демонов, то надобно всё священное писание и самую церковь отвергать, а за это
в первое воскресенье великого поста полагается на подобных вольнодумцев анафема». Как же ты теперь чувствуешь себя, еретик?
А они продолжают не
верить, покуда — тайно, а потом — явно не
поверят, и
в ту пору наступят для всех очень плохие, чёрные дни.
— Доля правды, — говорит, — и тут есть: способствовал пагубе нашей этот распалённый протопоп. Его невежеству и ошибкам благодаря изобидели людей, загнали их
в тёмные углы, сидят они там почти три века, обиды свои лелея и ни во что, кроме обид, не
веря, ничему иному не видя цены.
— Тело у нас — битое, а душа — крепка и не жила ещё, а всё пряталась
в лесах, монастырях,
в потёмках,
в пьянстве, разгуле, бродяжестве да
в самой себе. Духовно все мы ещё подростки, и жизни у нас впереди — непочат край. Не робь, ребята, выкарабкивайся! Встанет Русь, только
верь в это, верою всё доброе создано, будем
верить — и всё сумеем сделать.
Одетая
в тёмное, покрытая платком, круглая и небольшая, она напоминала монахиню, и нельзя было сказать, красива она или нет. Глаза были прикрыты ресницами, она казалась слепой.
В ней не было ничего, что, сразу привлекая внимание, заставляет догадываться о жизни и характере человека, думать, чего он хочет, куда идёт и можно ли
верить ему.
— Если вы
верите в то, что ещё недавно восхищало вас, вы должны бы подумать…
«
Верит», — думал Кожемякин. И всё яснее понимал, что эти люди не могут стать детьми, не смогут жить иначе, чем жили, — нет мира
в их грудях, не на чем ему укрепиться
в разбитом, разорванном сердце. Он наблюдал за ними не только тут, пред лицом старца, но и там, внизу,
в общежитии; он знал, что
в каждом из них тлеет свой огонь и неслиянно будет гореть до конца дней человека или до опустошения его, мучительно выедая сердцевину.
Сидели
в трактире, тесно набитом людьми, окуровский человек исподлобья следил за ними и не
верил им: веселились они шумно, но как будто притворно, напоказ друг другу.
В дымной комнате, полной очумелых мух, люди, покрасневшие от пива, водки и жары, судорожно размахивали руками, точно утопая или собираясь драться; без нужды кричали, преувеличенно хвалили друг друга, отчаянно ругались из-за пустяков и тотчас же мирились, целуясь громко.
Накричит, побьёт, потом — обласкает, оцелует и, хитро так подмигивая, скажет: «Сене с Машей скажи, что — простила, а что целовала — молчи!» Им тоже заказывала говорить мне, что, побив, — приласкала их, это она для того, чтоб
в строгость её
верили…
Кожемякин не
верил, что Марфу можно бить, но
в то же время у него просыпалась тихая жалость к этому здоровому телу, и он думал...
Марья же очень удивилась, долго смотрела
в лицо Кожемякина круглыми глазами, видимо, не
веря ему, и брови её дрожали.
— Это не народ, а — сплошь препятствие делу-с! То есть не
поверите, Матвей Савельевич, какие люди, — столь ленивы и —
в ту же минуту — жадны,
в ту самую минуту-с! Как может человек быть жаден, но — ленив? Невозможно понять! Даже как будто не город, а разбойничий лагерь — извините, собрались эдакие шиши и ждут случая, как бы напасть на неосторожного человека и оного ограбить.
Он не
верил ей, качал головой и не расспрашивал больше:
в синих зрачках Любы блестели искры догадливой улыбки, это смущало его, напоминая умную, скользкую улыбку Евгении.
— А папа — несчастный, он не
верит в это и смеялся, оттого мамочка и умерла, конечно! Мне надо идти к нему, я опоздала уже… Милый, — просила она, ласково заглядывая
в глаза ему, — я приду завтра после обеда сейчас же, вы прочитаете всё, до конца?
— То есть — это как же? Ведь какие люди — вопрос!
В евреев — не верю-с, но есть люди значительно опаснее их, это совсем лишние люди и, действительно, забегают вперёд, нарушая порядок жизни, да-с!
Юность — сердце мира,
верь тому, что говорит она
в чистосердечии своём и стремлении к доброму, — тогда вечно светел будет день наш и вся земля облечётся
в радость и свет, и благословим её — собор вселенского добра».