Неточные совпадения
В сумраке вечера, в мутной мгле падающего снега
голоса звучали глухо, слова падали на голову, точно камни; появлялись и исчезали дома, люди; казалось, что
город сорвался с места и поплыл куда-то, покачиваясь и воя.
Вот старик Базунов, его вели под руки сын и зять; без шапки, в неподпоясанной рубахе и чёрном чапане [Крестьянский верхний кафтан — вост. азям; чапаном зовут и сермяжный, и синий, халатом или с борами, и даже полукафтанье — Ред.] поверх неё, он встал как-то сразу всем поперёк дороги и хриплым
голосом объявил на весь
город...
Кожемякин с Шакиром отошли шагов на десять, и густой снег погасил воющие
голоса людей; на улице стало тихо, а всё, что слышали они, точно скользнуло прочь из
города в молчание белых полей.
— И вдруг — эти неожиданные, страшные ваши записки! Читали вы их, а я слышала какой-то упрекающий
голос, как будто из дали глубокой, из прошлого, некто говорит: ты куда ушла, куда? Ты французский язык знаешь, а — русский? Ты любишь романы читать и чтобы красиво написано было, а вот тебе — роман о мёртвом мыле! Ты всемирную историю читывала, а историю души
города Окурова — знаешь?
После ужина, когда работа кончена и душная ночь, обнимая
город и людей липким, потным объятием, безнадёжно стонала о чём-то тысячами тонких и унылых комариных
голосов, — сидели впятером на крыльце или в саду. Шакир разводил небольшой дымник и, помахивая над ним веткой полыни, нагонял на хозяина и постоялку синие струйки едкого курева. Люди морщились, кашляли, а комары, пронизывая кисейные ткани дыма, неугомонно кусались и ныли.
Над головой его тускло разгорались звёзды; в мутной дали востока колыхалось зарево должно быть, горела деревня. Сквозь тишину, как сквозь сон, пробивались бессвязные звуки, бредил
город. Устало, чуть слышно, пьяный
голос тянул...
— Какой же вы голова
городу, ежели не понимаете общего интереса жителей? — ехидно спрашивал кривой, а Сухобаев, глядя на него сбоку, говорил вздрагивающим
голосом...
Глухой гул человечьих
голосов плавал по
городу, а стука бондарей — не слышно, и это было непривычно уху.
Удалившись несколько от города, юноша остановился, долго слушал исчезающий, раздробленный
голос города и величественный, единый голос моря [Le Seigneur Mele eternellement dans un fatal hymen Le chant de la nature au cri du genre humain. V. Hugo. (Господь вечно сливает в роковом супружестве песнь природы с криком рода человеческого. В. Гюго франц.)]… Потом, как будто укрепленный этой симфониею, остановил свой влажный взор на едва виднеющейся Александрии.
— Однако, господа, мы здесь говорим, пьем и едим, — возвысил
голос Городов, — а о деле, для которого собрались, мало думаем. Надо решить! И на что это похоже — все собрались, а председателя нет. Заставляет себя дожидаться. Странно что-то. Я бы уже этого не дозволил себе на его месте. — Он встал и подошел к сгруппировавшимся посреди залы.
Неточные совпадения
— Пан полковник, пан полковник! — говорил жид поспешным и прерывистым
голосом, как будто бы хотел объявить дело не совсем пустое. — Я был в
городе, пан полковник!
— Благодарю, — сказал Грэй, вздохнув, как развязанный. — Мне именно недоставало звуков вашего простого, умного
голоса. Это как холодная вода. Пантен, сообщите людям, что сегодня мы поднимаем якорь и переходим в устья Лилианы, миль десять отсюда. Ее течение перебито сплошными мелями. Проникнуть в устье можно лишь с моря. Придите за картой. Лоцмана не брать. Пока все… Да, выгодный фрахт мне нужен как прошлогодний снег. Можете передать это маклеру. Я отправляюсь в
город, где пробуду до вечера.
— Но, государи мои, — продолжал он, выпустив, вместе с глубоким вздохом, густую струю табачного дыму, — я не смею взять на себя столь великую ответственность, когда дело идет о безопасности вверенных мне провинций ее императорским величеством, всемилостивейшей моею государыней. Итак, я соглашаюсь с большинством
голосов, которое решило, что всего благоразумнее и безопаснее внутри
города ожидать осады, а нападения неприятеля силой артиллерии и (буде окажется возможным) вылазками — отражать.
Всюду ослепительно сверкали огни иллюминаций, внушительно гудел колокол Ивана Великого, и радостный звон всех церквей
города не мог заглушить его торжественный
голос.
Тяжелый, бесцветный
голос его звучал напряженно, и казалось, что глава
города надеется не на смысл слов, а только на силу
голоса.