Королевский маскарад

Оксана Демченко, 2010

«Свобода!» – сказала сбежавшая от подданных королева, и вздрогнула империя, на которую направила свое внимание эта милая и совсем не злая ведьма, не умеющая жить тихо. Увы, ее дети тоже не промолчали, все шесть, да и король наточил клинки и снарядил лук… Все надели маски, желая сохранить тайну своего пребывания в большом мире. И начался большой королевский маскарад, о котором люди вряд ли забудут даже много поколений спустя. На этом маскараде кое-кто под маской найдет судьбу, а иные просто развлекутся от души, обучая пустынных злодеев шамииров щедрости, эфрита – жизнелюбию, гномов, сказать страшно… высотному пилотажу. Некоторые останутся серьезны: они заняты плетением политических интриг, это дело ответственное и непростое. Впрочем, и его можно уладить без лишних проблем. Вот как сделали люди льда: предложили эльфу двух покладистых жен, чум и оленей в придачу – и обрели в итоге немало, на зависть всем соседям…

Глава 4

Лэйли: У людей нет истины, их правда — многолика

Лэйли-а-Тэи знала, что общаться с теми, кто далеко, достаточно трудно. Этому самых одаренных учат долгие десятилетия. И всегда — вышедших успешно из четвертого круга, совсем взрослых, обычно отметивших десятивековой юбилей. Но Лэйли с младенчества была талантлива и упряма. Она дочь ведьмы и освоила свои способы, не одобряемые эльфами, но вполне результативные. Сплести полноценное заклинание не получится? Но использовать узкую тропинку, ведущую к общению по границе сна… а потом понадеяться на чужие полноценные способности дальнего общения.

Глава Совета мудрых долины Рэлло, Эриль, появилась перед внутренним взором принцессы хмурая, если не сказать сердитая. А кому приятно ощущать, как подаренный перстенек-змейка кусает палец, бесцеремонно погружая в нелепое подобие обморока?

— Почему у короля не родилось шесть сыновей? — вздохнула мудрая. — Все лучше, чем такие нахальные ведьмы! Ты сбежала, уже знаю. Давно. Что дальше? И не морщи нос, я не хочу слушать безобразную мешанину из слов, пересыпанных маминым любимым «того».

— Так и правда — того, — вздохнула Лэйли. — Я не про то даже, что вообще плохо — рабы, людишки мерзкие и пустыня. Дело в ином. У них есть маги, пьющие жизнь для восполнения сил. И еще есть…

Она рассказывала долго. Сначала нервно и сбивчиво, перескакивая с событий на впечатления. Постепенно успокоилась, речь ее стала плавной и внятной. Эриль слушала молча, ее голубые глаза приметно потемнели. Обычно это означало внимание и беспокойство. Когда принцесса закончила излагать события и снабжать их своими многочисленными и не всегда здравыми догадками и идеями, мудрая кивнула.

И стала говорить. Медленно, задумчиво, почти нехотя.

Триста сорок лет назад, когда эльфы еще жили только в долине Лирро и страдали под властью иного короля, а сама Эриль далеко на юге учила магов-людей, у нее были воспитанники с востока, целая дюжина, и их собирались выгнать с восьмого года обучения. Не просто выгнать, но стереть память. Такое наказание применяется редко. Крайне редко. Эти люди учили не боевую магию, а целительство и заклинание погоды. Может, потому к ним и не приглядывались тщательно, не приметили беду раньше. Эриль в первую очередь оценивала душу тех, кто обретал знания причинения смерти, — они особенно опасны для своих же сородичей. Эльфы не позволяют ученикам быть безмерно корыстными, не допуская к совершенствованию в магии склонных к холодной расчетливости без намека на доброту или верность присяге. А восточные маги как раз полагали, что добытое у эльфов знание удастся обратить в золото и власть.

Стерли троих, остальные успели бежать. Тогда не было ни сил, ни возможности преследовать бывших учеников. К тому же заклятий боя маги не учили… Про отступников со временем забыли.

Эриль вздохнула и виновато глянула на Лэйли. Признала с огорчением — напрасно забыли. Беглецы, теперь это очевидно, не утратили магию, а дикости к ней примешали столько, что слушать страшно. И самое неприятное — у нее, мудрой, нет уверенности в том, что хозяин Гэхира шел в Рэлло именно за помощью, а не затевал новый обман. Бывший раб прав: эльфы для обратившихся ко злу заклинателей — богатейший источник жизненной и магической силы.

Возникают очень неприятные мысли: кому и зачем мог понадобиться такой источник?

— Одним словом, пойди и глянь, — нехотя разрешила Эриль. — Заклинать не смей! Если станет худо, пользуйся своими способностями ведьмы и гномьим знахарством, их не знают и не отследят… наверное. В местную жизнь не вмешивайся. Если до зимы не подашь о себе вестей, мы будем полагать, что дело у тебя совсем плохо. И станем спешно собирать тебе в помощь кого следует.

— Эри, ну я же понимаю, я буду осторожна и вообще — умница.

— Верится с трудом. Просто пожалей старую Эри и свою маму тоже. Как мы будем жить, если ты пострадаешь?

— Честное ведьминское, я прямо ни-ни, тише тихого. Я даже Лилю обещала.

— Он за мамой отправился, приглядеть и проводить?

— Да.

— Хоть один серьезный эльф среди вас. За него-то я спокойна, в глупости не полезет. Береги себя, котенок. И помни: твой спутник тебя не обманывает, как не будут обманывать и многие другие вполне нормальные люди. Просто он говорит то, что считает правдой. А тебе следует увидеть, насколько оно — настоящее. Понимаешь? Люди такое иногда за словами прячут — диву даешься. Живут они мало, но и за одну жизнь успевают трижды, а то и чаще, вывернуть правду наизнанку и перекроить под свои интересы. И еще: любой маг людей слабее нас. Но это не должно тебя вводить в заблуждение. Твоей маме, тогда еще человеку, было шестнадцать, когда она умудрялась делать невозможное. И дурить голову папе, взрослому эльфу. Да и мне тоже.

— Мама — особый случай. Она…

— Я знаю много лучше тебя, кто она. Но имею в виду иное. Нелепый случай иногда помогает слабым обрести власть над сильными. И там, куда ты идешь, эту власть не собираются использовать во имя добра. Описанное тобою — шепот — очень похоже на частичный контроль. Они полагают, что нечто им подчиняется. А закончиться все может в любой момент, и страшно. Будь осмотрительна, не принимай чужих слов на веру. Если говорят черное — это не всегда зло.

— Знаю я твои поучения: «и необязательно добро». И про мамины добрые глаза темнее ночи — знаю. Я буду жутко осторожной и взрослой. Спокойной ночи.

— Теперь? — усмехнулась Эриль. — Котенок, да я вообще от твоих сообщений сон потеряю! Риола сбежала, Лоэль сгинул, все криво. Словно мало мне нашей бормотухи…

— Чего? — опешила Лэйли.

— У гномов пропало их новейшее изобретение, а я не в состоянии даже правильно его назвать! — пожаловалась Эриль. — Пока выучу слово, они войной уже пойдут. Куда, на кого — как раз сейчас решают. Ли, я потрясена: стоило королю сбежать, как наш покой рухнул в один день!

Вид ночной долины Рэлло за окнами спальни Эриль постепенно угас. Как и ее встревоженное бледное лицо. Лэйли еще успела заметить на небольшой подушечке в углу кровати рыжую гномью поисковую крысу — таких в доме Эриль держали с самого дня его постройки. Еще бы, гномы упорно числят мужа мудрой своим знахарем, прошедшим полное обучение. А еще — подгорным спасателем. И, судя по всему, он очередной раз пропадает где-то в пещерах Иллора, добавляя жене беспокойства своим отсутствием. А рыжая крыса ловко бегает и передает сообщения для Лоэльви, сознавая на расстоянии, жива ли и насколько здорова ее сестра, состоящая на службе у мужа Эриль, работающая в шахтах вместе с ним.

По мнению Лэйли, переживать за Лоэльви его жене не стоило совершенно. Скорее гномы сами лягут до единого, чем позволят пострадать обожаемому знахарю, которого лично первый король Иллора, Рртых, назначил Становым, то есть главным, и даже, по сути, соправителем страны.

Лэйли зевнула, переходя из своей ведьминской полудремы в обычный сон. И всхлипнула: дядюшка Рртых был лучшим. Всегда.

Когда ей исполнилось десять, папа Орильр неосторожно рассказал сказку людей о бобовом ростке. Утром росток уже пер вверх, послушавшись детского восторженного шепота. Всего-то и хотелось понять: каковы плоды в громадном стручке? Вдруг долине одного боба на всю зиму для прокорма хватит? А вышло…

Эльфы хватались за головы, гномы хором ревели знахарские песни, случайно заглянувшее посольство людей радовалось ожившей небыли.

Рыжий Рртых нашел устроившую все это безобразие малявку на чердаке трактира короля эльфов. Гном первым догадался, что прятаться она побежит в самое надежное место, на мамину кровать. Там и откопал, перерыв все подушки. Усадил на колени, погладил своей похожей на лопату ладонью. И стал успокаивать.

«Подумаешь — росток-переросток! Избушку в небо унес! Экая беда», — басил Рртых. Усмехался: курица с плетня сразу спаслась, потому как умная. Домик не пострадал, его гномы строили, они плохо не делают. А дурень хозяин пусть орет, глотка будет здоровее. Уважающий себя гном не боится ни подгорных обвалов, ни высоты. Вот он спустится, и король Рртых его лично допросит. Почему впал в панику? Отчего выл, беспричинно перебудив столицу? Всякий гном имеет при себе кирку и веревку. Вот и спускался бы без суеты, как подобает солидному подгорнику, затем нашел Станового знахаря и сообщил о странном ростке без всяких завываний…

Лэйли в последний раз всхлипнула и неуверенно глянула вверх, в рыжую бороду. Гномий король, точно, улыбался, а совсем даже не сердился. Достал большой платок, сосредоточенно вытер последние слезинки, катившиеся по нежным щечкам.

— Ну, с сыростью покончила? Плотина надежная?

— Да. Ты, дядюшка, не сердись, я хотела как лучше. Чтоб вкусно и всем хватило бобов этих, ну… здоровенных.

— Не знаю, как бобов, а прочего и правда теперь в достатке. Что ж ты удумала, котенок, ведь испокон века заведено, что лишнего просить нельзя, раз нужды в пище нет. Больше не шали, не разобравшись. Договорились?

— Конечно.

— Ты, как взрослая девочка, сама пойдешь и извинишься перед этим остолопом, когда его снимут. И папе с мамой все объяснишь, должна понимать: натворила — отвечай. А то придумала завал из подушек строить! Что я тебе, «подушковый» спасатель, что ли? — Рртых улыбнулся и покрепче обнял серьезно кивнувшую Лэйли. — За что и люблю тебя: от вины не уворачиваешься и дважды одинаковых глупостей не делаешь. Ладно, сиди, я тебе настоящую историю расскажу, не сказочку бестолковую. Про Труженика поведаю и его огненные горны.

Слушать истории дядюшки Рртыха всегда было интересно. Его бог в рассказах получался очень живым и обстоятельным гномом. Лэйли полагала: он ничуть не отличался внешне от короля — такой же большой, широкий, работящий и рыжий, обязательно синеглазый и добрый. Если, само собой, не злить его, не лениться и не трусить.

Рртых в свою очередь полагал, что Творец, которого почитают эльфы, просто иной лик Труженика. Покровитель эльфов — изначальный создатель. А вот рыжий бог гномов не ушел делать другие миры, не стал подправлять лучи звездочкам и выбивать пыль из небесного бархата. Труженик накрепко привязан к миру Саймили. Именно он ковал его, лепил, обжигал в печи, месил и выхаживал, как тесто, — что там вообще делают с миром? Вот все это — совершил он. Начал с пустого и неопределенного и постепенно отстроил Саймиль обстоятельно, крепко.

Королю гномов нравилось рассказывать истории самой непоседливой из дочерей Орильра. Она замирала и слушала, целиком, вся, отдаваясь повествованию. Охала, жмурила странные кошачьи глаза, повторяла сложные гномьи слова, стараясь запомнить все до единого.

Тот раз речь шла о помощниках Труженика, ведь не один он ковал Саймиль. Главным помощником в работе, по мнению гномов, был огонь.

Рртых выделял много видов пламени, но особо отметил в своем рассказе два: солнечное, дарующее свет миру Саймили, питающее всяческую зелень и даже огромные бобы, если их очень хотят увидеть наивные ведьмочки. Небесный огонь гномы именуют «вершинным горном». Пара ему — подгорное пламя, мирно греющее недра, плавящее руду. И даже временами разрушающее целые страны (если они неугодны плану Труженика), чтобы воздвигнуть новые горы. Оно — нижний горн, глубинный.

— Огонь — помощник Труженика и его кара для отступников, — серьезно говорил Рртых. — Душа горнов. Разрушение и созидание слиты в нем. Состоит огонь из отдельных малых лепестков. Когда-то в мире Саймили жили первые существа. Мы верим, что они пришли раньше эльфов, прежде всех нас. Духи огня помогали выстроить для нас этот дом.

— А потом? — запереживала Лэйли. — Нас не будут сносить? Или вешать на бобовый росток — так, для проверки прочности?

— Дык они ж постарше тебя, — обнадежил гном. — Поосмотрительнее. Если не вычудим вовсе чего гадкого, то не будут перестраивать. Опять же, заняты они, ушли далеко, работают на иных стройках. Может, где и спят их искры — сынки там, дочурки непутевые, вроде тебя. Этого гномы не знают. Мы полагаем, что лепестки огня в наших рабочих горнах — тоже дети тех духов. И оттого для гнома всякий огонь живой.

Лэйли вздохнула, завозилась. Во сне ей было очень уютно. Казалось, большие руки гнома и теперь обнимают, как тогда. Он долго рассказывал о горнах. И о детях изначального огня. Говорил, что из них могут вырасти любые создания, все зависит от душевной силы, питающей пламя. Создаются ведь, укрепляются огнем и самые тонкие фарфоровые кружева, и опасные демоны. Кружево творят обычные люди, без дара магии и знахарства. Своим умением видеть все красивое, а также добротой и усердием. И вторых — демонов — те же разумные обитатели Саймили создают. Хитрющие злодеи, желающие беззаконно получить власть, подчиняющие огонь одному лишь разрушению. Исковерканные бездушной чернотой чужой воли помощники Труженика способны уничтожать его творение. И как далеко зайдут — одним богам ведомо…

Тут король заметил беспокойство в зеленых глазах Лэйли. Улыбнулся, показал свою широкую ладонь — сплошная мозоль, образовавшаяся от постоянной привычки полировать рукоять молота.

— Не переживай, мы с твоим папой славно таких вот испорченных злом обезвредили. Этими руками покарали. Р-раз, — он сжал кулак, — и вр-р-разумили. Ну мамка твоя тож молодец, побольше нашего. Мы только гасить пожар горазды, а она — к добру души поворачивать, новый свет в них зажигать. Потому и зовется она Сердцем эльфов. Она — ваш огонь, особенный, эльфийский. Пламя и свет добра. В тебе искорка тоже есть, я вижу. Ты шалишь не со зла. Накормить бобами хотела, занятное дело! Может, кому и пригодится потом, в иное время.

— Я буду крепко думать, прежде чем колдовать. Честное ведьминское.

— Вот и выковали мы верное решение. А теперь пошли, нас уже небось потеряли.

— Ты побудешь со мной, пока я буду извиняться?

— Куда ж я денусь, котенок! Я, клянусь кривой киркой, к вашему роду навсегда привязан. Первый Рртых в незапамятные времена стоял против зла с твоим папой, второй тож с Орильром был дружен. А я самый счастливый, я знаю всю семью короля. Идем, посажу тебя на плечо, и так ты сможешь говорить с папкой на равных, глаза в глаза.

Замечательный сон, из такого жаль уходить… Лэйли проснулась до зари и огорченно вздохнула. Горн Труженика скоро взойдет, а дядюшки Рртыха более нет в мире, озаренном его лучами. Как с таким смириться? Отец сказал, что гномы возрождаются. И подтвердил: бесподобный Рртых приходит в мир уже, по крайней мере, третий раз. Если она подождет, рыжий король еще появится, а уж спутать его ни с кем невозможно! Это хоть немного обнадеживало. А еще — солнце. Лэйли старалась не пропускать рассветов. Рыжий гном их очень любил, особенно в старости. Он говорил, что юность отдал целиком подгорному, нижнему, огню, а силу и красоту вершинного осознал по-настоящему много позже.

Открыв глаза, Лэйли некоторое время следила, как бледнеет восток. Как теплеют и меняются краски пустыни. Как серая полоска ночи наполняется мелкими деталями — рисуются тенями самые малые морщинки барханов, сухая слабая трава густеет длинными хвостами теней. Девушка прошептала несколько слов из маминых ведьминских заговоров:

Зорюшка-зоряница, красная девица,

проснись-пробудись,

в дольный мир всмотрись,

со мной пошепчись.

Что видится, что движется,

что копится, днем озарится,

явится-обновится,

на пути моем отразится…

На магию это мало похоже, точного результата не дает. К тому же работает не всякий раз, но чаще и точнее всего, когда не без повода спрошено.

Эриль смущенно пожимала плечами, слушая деревенские стишки, и некоторые запоминала. Нормальное поисковое заклятие магу пятого и более высоких уровней даст и число идущих, и их настроение, и расстояние, да что там — даже портрет. Вот только сильный маг в опознаваемом отряде вполне способен ощутить поиск, направленный на него. Тем более здесь, в дикой пустыне, где не слоятся и не мешаются чужие настроения, не шумят голоса города, не толкутся люди, мешая сосредоточиться. А шепот ведьмы всегда сообщает разное, зато никому, кроме самой ведьмы, не внятен.

На сей раз ей ответили щедро и полно. Показали всю картинку взглядом старого коршуна, выбравшегося на раннюю охоту.

Караван, идущий с востока, состоял из трех десятков сильных верблюдов. Крытые носилки были только на одном, в самой середине цепочки. Прочие шли без седоков, с грузом, люди бежали рядом. Коршун хорошо видел темные клейма в основании шеи каждого. Еще он, парящий высоко, уже купающийся в первых лучах восхода, знал: караван доберется до стоянки Лэйли очень скоро, часа за три, а то и быстрее.

Когда проснулся Гэхир, его новая хозяйка уже усердно рыла убежище чуть в стороне от стоянки, в склоне бархана, рядом с группой крупных валунов. И так преуспела, что раб только удивленно покачал головой и молча выслушал просьбу. Вчера он воспринимал бы любые просьбы хозяев как злую и глупую насмешку: носящим клеймо приказывают. Ночь дала время подумать, отдохнуть и даже немножко вспомнить себя из прежней, свободной, жизни. Он не стал тратить время — кланяться, упираясь лбом в песок, долго приветствовать хозяйку подобающими словами. Просто кивнул и взялся собирать завтрак, а потом сортировать вьюки, упаковывая в пару небольших мешков то, что необходимо пешим путникам. Едва это дело было завершено, Лэйли устроила спутника в выкопанном убежище и взялась убирать лишние следы. Без всякой там глупой магии, разве зря с ней занимались лучшие следопыты эльфов?

Когда караван обозначился на горизонте крошечными темными точками, когда вытянулся муравьиной цепочкой, Лэйли уже закончила натягивать полог и засыпать его. Устроилась рядом с Гэхиром, и вдвоем они стали ждать. Узкая щель, позволяющая наблюдать за местностью, ловко пряталась в тени, в самой середине группы крупных камней. Вцепившаяся в песок трава выглядела нетронутой. Папа гордился бы своей младшей дочерью, довольно отметила Лэйли. Вздрогнула и торопливо зашептала, скатывая в пальцах клеймо, стирая его с шеи Гэхира. Ведь найдут по метке! Успела… Теперь и правда, кажется, все.

Пешие подбежали и упали на колени, едва заподозрив присутствие чужого мага. Три раба подставили плечи и спины, выстраивая ступени лестницы для своего хозяина, помогая ему покинуть седло.

Пожилой загорелый человек, сухой и рослый, с застывшим на лице, видимо давно и навсегда, отпечатком высокомерного презрения ко всему миру, спустился и прошел к шатру. Вчера вечером Гэхир устроил Фэриза, пребывающего в беспамятстве, со всем возможным почтением. Под пологом, на ковре, в многочисленных подушках. Прибывший вошел в шатер и оставался там недолго. Повелительно выкрикнул пару слов, и два крепких молодых раба послушно вползли в шатер. Несколькими минутами позже их вынесли вызванные на подмогу служители мага — синевато-бледных и, как показалось Лэйли, уже неспособных жить. Ей стало страшно. Такой опасной и холодной магию никогда не представлял себе ни один эльф, решила девушка.

Рабов бросили в песок, лицами вниз, подтверждая худшие подозрения Лэйли. Полог раздвинули руки мага. Точнее, магов, Фэриз уже стоял на собственных ногах. Выглядел он вполне здоровым, но расстроенным.

— Где теперь искать того, кто увел твоего раба? — насмешливо спросил прибывший. — Глупая затея, как я и полагал. Долгоживущие не дураки, следовало ли сомневаться, что им до нас нет дела? Запад не наполнит силой, но проблемы причинить может — так гласят подлинные летописи. Я не в состоянии найти следа их магии или ног… Что они, по воздуху улетели?

— Увы, нет и отклика от клейма Гэхира, — вздохнул Фэриз. — Но вы по-прежнему пытаетесь завладеть тем, от чего нас отодвинули, достойный учитель Ошгир. А я опасаюсь, как бы оно не завладело нами и всем краем Дэйгэ. Я действительно хотел просить о помощи. Увы, маги запада, как и вы, подозревали корысть, раз ушли и стерли свой след. Но все же были ко мне добры, сохранили жизнь.

— Доброта не есть категория мышления мага, — сухо усмехнулся старик. — Ты для нашего дела с самого начала не годился. Своих рабов пил не ради развития, а по мере необходимости. Глупо. Мир лежит у ног творящего подчинение, как эти тупые клейменые бараны. Я не дам тебе рабов, выпутывайся сам. Сила нового времени ищет себе хозяина, а ты трус, мой худший ученик. Тебя следовало пить, а не воспитывать, расходуя впустую слова и время. Подыхай тут, а я пойду к повелителю и поклонюсь ему. Стану сперва одним из немногих верных, а потом, очень может быть, и первым.

— Вы научили меня останавливать засухи, — усмехнулся Фэриз. — Но ваша душа теперь суха, и я ничего не могу изменить. Мне и самому стало много хуже, когда я пригубил из чаши чужой жизни. Идите, учитель. И поверьте, я глубоко чту обретенное знание, я вам не враг.

— Но и не опора, — зло отозвался Ошгир. — Я выучил этот урок: учеников надо клеймить, как и иных баранов. Тогда можно ожидать настоящей верности, а не глупых раздумий. Твоих верблюдов я беру в оплату лечения: чтобы поскорее поднять тебя, я пил своих рабов. Прощай, ты сделал свой последний выбор. Ложный, как и все прежние.

Рабы уже снова приготовили лестницу из спин, и старый маг взобрался в седло. Погонщики засуетились, поднимая верблюдов, готовясь выступить в обратный путь. Очень скоро караван перевалил ближний бархан и скрылся в ложбине.

Фэриз смотрел ему вслед недолго. Отвернулся, подошел к брошенным рабам и перевернул обоих лицами вверх. Тронул вену на шее, провел раскрытой ладонью над глазами. Вздохнул, недовольно покачал головой. Задумался ненадолго, скинул плащ, укрыл лица и ушел в шатер, нелепый крошечный приют тени посреди безводной пустыни. Лагерь этот — могила при жизни, поскольку нет для брошенного утомленного одиночки спасения от гибельной жажды.

Лэйли толкнула соседа локтем и зашептала ему в ухо:

— Он у тебя не самый мерзкий из всех, как теперь понятно.

— Пил меня много раз, но я жив, — согласился Гэхир. — А тот… в старике нет ни капли души. Я видел нескольких магов: все — как пустыня ночью. В Фэризе живет тепло, вот поэтому я и чтил его. Мы не бросим господина? Без верблюдов и воды он обречен.

— Паршиво у нас со скрытностью, — вздохнула Лэйли. — Кем назовем меня?

— Пленницей напавших на нас позавчера, — быстро прикинул возможные варианты Гэхир. — Имя у тебя… ох, у вас, хозяйка…

— Во-во, у тебя, — довольно кивнула Лэйли. — Говорила сразу — не нужен мне раб. Значит, западный маг одолел врагов, нас освободил и ушел.

— И еще он вернул нас сюда для помощи господину, — облегченно кивнул раб, теперь уже бывший. — Имя Лэйли почти подходяще, его можно переиначить в Лэйла, на южный манер… А далее — Алкей, обширный и уважаемый род в землях народа мухош. Ты дочь военного кошима, и он учил тебя, собираясь предложить для охраны женской части дворца, так иногда делают. В обычаях со временем разберешься, кошими девушки злые и упрямые. Чуть что — в драку лезут… Шипят, как дикие кошки. Многие полагают, что они невоспитанны. О себе не любят рассказывать.

— Когда ты начинаешь думать, а не кланяться, от твоей головы есть польза, — заулыбалась Лэйли. — Пошли.

Маг сидел в шатре в глубокой задумчивости. Собственно, он совершенно точно знал, что живым из песков не выберется. Учитель умел исправлять свои ошибки и Фэриза счел именно «ошибкой». Теперь обрушил на его голову месть. Покарал позорной и страшной смертью раба, изменившего магу. Сохнуть в пустыне — мучительно, и выхода из сложившегося положения нет. Фэриз перебрал вещи и усмехнулся — небольшой кувшинчик воды, имеющийся в шатре, предусмотрительный Ошгир пнул ногой и опрокинул, выходя. То есть уже тогда все решил…

Конец ознакомительного фрагмента.