Неточные совпадения
Дома его
ждал толстый конверт с надписью почерком Лидии; он
лежал на столе, на самом видном месте. Самгин несколько секунд рассматривал его, не решаясь взять в руки, стоя в двух шагах от стола. Потом, не сходя с места, протянул руку, но покачнулся
и едва не упал, сильно ударив ладонью по конверту.
У него незаметно сложилось странное впечатление: в России бесчисленно много лишних людей, которые не знают, что им делать, а может быть, не хотят ничего делать. Они сидят
и лежат на пароходных пристанях, на станциях железных дорог, сидят на берегах рек
и над морем, как за столом,
и все они чего-то
ждут. А тех людей, разнообразным трудом которых он восхищался на Всероссийской выставке, тех не было видно.
Это было хорошо, потому что от неудобной позы у Самгина болели мускулы.
Подождав, когда щелкнул замок ее комнаты, он перешел на постель, с наслаждением вытянулся, зажег свечу, взглянул на часы, — было уже около полуночи. На ночном столике
лежал маленький кожаный портфель, из него торчала бумажка, — Самгин машинально взял ее
и прочитал написанное круглым
и крупным детским почерком...
Он жил и дрожал — только и всего. Даже вот теперь: смерть у него на носу, а он все дрожит, сам не знает, из-за чего. В норе у него темно, тесно, повернуться негде, ни солнечный луч туда не заглянет, ни теплом не пахнёт. И он лежит в этой сырой мгле, незрячий, изможденный, никому не нужный,
лежит и ждет: когда же наконец голодная смерть окончательно освободит его от бесполезного существования?
Неточные совпадения
Питая горьки размышленья, // Среди печальной их семьи, // Онегин взором сожаленья // Глядит на дымные струи //
И мыслит, грустью отуманен: // Зачем я пулей в грудь не ранен? // Зачем не хилый я старик, // Как этот бедный откупщик? // Зачем, как тульский заседатель, // Я не
лежу в параличе? // Зачем не чувствую в плече // Хоть ревматизма? — ах, Создатель! // Я молод, жизнь во мне крепка; // Чего мне
ждать? тоска, тоска!..
Никто не знал
и не видал этой внутренней жизни Ильи Ильича: все думали, что Обломов так себе, только
лежит да кушает на здоровье,
и что больше от него нечего
ждать; что едва ли у него вяжутся
и мысли в голове. Так о нем
и толковали везде, где его знали.
Но беззаботность отлетела от него с той минуты, как она в первый раз пела ему. Он уже жил не прежней жизнью, когда ему все равно было,
лежать ли на спине
и смотреть в стену, сидит ли у него Алексеев или он сам сидит у Ивана Герасимовича, в те дни, когда он не
ждал никого
и ничего ни от дня, ни от ночи.
В полуразвалившейся беседке
ждал Марк. На столе
лежало ружье
и фуражка. Сам он ходил взад
и вперед по нескольким уцелевшим доскам. Когда он ступал на один конец доски, другой привскакивал
и падал со стуком.
— Я все
жду… все думаю, не опомнится ли! — мечтал он, —
и ночью пробовал вставать, да этот разбойник Марк, точно железной ручищей, повалит меня
и велит
лежать. «Не воротится, говорит,
лежи смирно!» Боюсь я этого Марка.