А только ль там очарований? // А разыскательный лорнет? // А закулисные свиданья? // A prima donna? а балет? // А
ложа, где, красой блистая, // Негоциантка молодая, // Самолюбива и томна, // Толпой рабов окружена? // Она и внемлет и не внемлет // И каватине, и мольбам, // И шутке с лестью пополам… // А муж —
в углу за нею дремлет, // Впросонках фора закричит, // Зевнет и — снова захрапит.
Пользуясь тем, что она сидела
в совершенно почти темном
углу ложи, маску свою она сняла и, совершенно опустив
в землю глаза, нетерпеливой рукой, сама, кажется, не замечая того, вертела свое домино до того, что изорвала даже его.
Юрий спал на мягком ковре
в своей палатке; походная лампада догорала
в углу и по временам неверный блеск пробегал по полосатым стенам шатра, освещая серебряную отделку пистолетов и сабель, отбитых у врага и живописно развешанных над
ложем юноши;
И он поспешно входит
в тот покой, // Где часто с Тирзой пламенные ночи // Он проводил… Всё полно тишиной // И сумраком волшебным; прямо
в очи // Недвижно смотрит месяц золотой // И на стекле
в узоры ледяные // Кидает искры, блески огневые, // И голубым сиянием стена // Игриво и светло озарена. // И он (не месяц, но мой Сашка) слышит, //
В углу на
ложе кто-то слабо дышит.
В 1800-х годах,
в те времена, когда не было еще ни железных, ни шоссейных дорог, ни газового, ни стеаринового света, ни пружинных низких диванов, ни мебели без лаку, ни разочарованных юношей со стеклышками, ни либеральных философов-женщин, ни милых дам-камелий, которых так много развелось
в наше время, —
в те наивные времена, когда из Москвы, выезжая
в Петербург
в повозке или карете, брали с собой целую кухню домашнего приготовления, ехали восемь суток по мягкой, пыльной или грязной дороге и верили
в пожарские котлеты,
в валдайские колокольчики и бублики, — когда
в длинные осенние вечера нагорали сальные свечи, освещая семейные кружки из двадцати и тридцати человек, на балах
в канделябры вставлялись восковые и спермацетовые свечи, когда мебель ставили симметрично, когда наши отцы были еще молоды не одним отсутствием морщин и седых волос, а стрелялись за женщин и из другого
угла комнаты бросались поднимать нечаянно и не нечаянно уроненные платочки, наши матери носили коротенькие талии и огромные рукава и решали семейные дела выниманием билетиков, когда прелестные дамы-камелии прятались от дневного света, —
в наивные времена масонских
лож, мартинистов, тугендбунда, во времена Милорадовичей, Давыдовых, Пушкиных, —
в губернском городе К. был съезд помещиков, и кончались дворянские выборы.