Неточные совпадения
Около полуночи Клим незаметно ушел к себе, тотчас разделся и лег, оглушенный, усталый. Но он забыл запереть дверь, и через несколько
минут в комнату влез Дмитрий, присел на кровать и заговорил, счастливо улыбаясь...
Пошли.
В столовой Туробоев жестом фокусника снял со стола бутылку вина, но Спивак взяла ее из руки Туробоева и поставила на пол. Клима внезапно ожег злой вопрос: почему жизнь швыряет ему под ноги таких женщин, как продажная Маргарита или Нехаева? Он вошел
в комнату брата последним и через несколько
минут прервал спокойную беседу Кутузова и Туробоева, торопливо говоря то, что ему давно хотелось сказать...
Минуты две четверо
в комнате молчали, прислушиваясь к спору на террасе, пятый, Макаров, бесстыдно спал
в углу, на низенькой тахте. Лидия и Алина сидели рядом, плечо к плечу, Лидия наклонила голову, лица ее не было видно, подруга что-то шептала ей
в ухо. Варавка, прикрыв глаза, курил сигару.
Но через
минуту, взглянув
в комнату, он увидел, что бледное лицо Туробоева неестественно изменилось, стало шире, он, должно быть, крепко сжал челюсти, а губы его болезненно кривились.
Дядя Хрисанф, пылая, волнуясь и потея, неустанно бегал из
комнаты в кухню, и не однажды случалось так, что
в грустную
минуту воспоминаний о людях, сидящих
в тюрьмах, сосланных
в Сибирь, раздавался его ликующий голос...
Это прозвучало так обиженно, как будто было сказано не ею. Она ушла, оставив его
в пустой, неприбранной
комнате,
в тишине, почти не нарушаемой робким шорохом дождя. Внезапное решение Лидии уехать, а особенно ее испуг
в ответ на вопрос о женитьбе так обескуражили Клима, что он даже не сразу обиделся. И лишь посидев минуту-две
в состоянии подавленности, сорвал очки с носа и, до боли крепко пощипывая усы, начал шагать по
комнате, возмущенно соображая...
Через пять
минут Иноков, сидя
в комнате Самгина с папиросой
в зубах, со стаканом вина
в руке, жаловался...
Он снова улыбался своей улыбочкой, как будто добродушной, но Самгин уже не верил
в его добродушие. Когда рабочий ушел, он несколько
минут стоял среди
комнаты, сунув руки
в карманы, решая: следует ли идти к Варваре? Решил, что идти все-таки надобно, но он пойдет к Сомовой, отнесет ей литографированные лекции Ключевского.
«Что же я тут буду делать с этой?» — спрашивал он себя и, чтоб не слышать отца, вслушивался
в шум ресторана за окном. Оркестр перестал играть и начал снова как раз
в ту
минуту, когда
в комнате явилась еще такая же серая женщина, но моложе, очень стройная, с четкими формами,
в пенсне на вздернутом носу. Удивленно посмотрев на Клима, она спросила, тихонько и мягко произнося слова...
Она сказала это, когда Дмитрий на
минуту вышел из
комнаты. Вернулся он с серебряной табакеркой
в руке.
Бывали
минуты, когда Клим Самгин рассматривал себя как иллюстрированную книгу, картинки которой были одноцветны, разнообразно неприятны, а объяснения к ним, не удовлетворяя, будили грустное чувство сиротства. Такие
минуты он пережил, сидя
в своей
комнате,
в темном уголке и тишине.
Возвратясь
в Москву, он остановился
в меблированных
комнатах, где жил раньше, пошел к Варваре за вещами своими и был встречен самой Варварой. Жестом человека, которого толкнули
в спину, она протянула ему руки, улыбаясь, выкрикивая веселые слова. На
минуту и Самгин ощутил, что ему приятна эта девица, смущенная несдержанным взрывом своей радости.
Варвара явилась после одиннадцати часов. Он услышал ее шаги на лестнице и сам отпер дверь пред нею, а когда она, не раздеваясь, не сказав ни слова, прошла
в свою
комнату, он, видя, как неверно она шагает, как ее руки ловят воздух, с
минуту стоял
в прихожей, чувствуя себя оскорбленным.
Она как будто начинала бредить. Потом вдруг замолкла. Это было так странно, точно она вышла из
комнаты, и Самгин снова почувствовал холод испуга. Посидев несколько
минут, глядя
в заостренное лицо ее, послушав дыхание, он удалился
в столовую, оставив дверь открытой.
Удовлетворив просьбу, Варвара предложила ему чаю, он благодарно и с достоинством сел ко столу, но через
минуту встал и пошел по
комнате, осматривая гравюры, держа руки
в карманах брюк.
Только
в эту
минуту он вспомнил о Митрофанове и рассказал о нем. Обмахивая лицо платком, Варвара быстро вышла из
комнаты, а он снова задумался...
Минут через десять Суслова заменил Гогин, но не такой веселый, как всегда. Он оказался более осведомленным и чем-то явно недовольным. Шагая по
комнате, прищелкивая пальцами, как человек
в досаде, он вполголоса отчетливо говорил...
Наблюдая за человеком
в соседней
комнате, Самгин понимал, что человек этот испытывает боль, и мысленно сближался с ним. Боль — это слабость, и, если сейчас,
в минуту слабости, подойти к человеку, может быть, он обнаружит с предельной ясностью ту силу, которая заставляет его жить волчьей жизнью бродяги. Невозможно, нелепо допустить, чтоб эта сила почерпалась им из книг, от разума. Да, вот пойти к нему и откровенно, без многоточий поговорить с ним о нем, о себе. О Сомовой. Он кажется влюбленным
в нее.
Через
минуту он стоял
в дверях большой классной
комнаты, оглушенный кипящим криком и говором.
Сердито, звонким голоском Морозов посоветовал ему сначала привести себя
в порядок, постричься, помыться. Через
минуту Гапон сидел на стуле среди
комнаты, а человек с лицом старика начал стричь его. Но, видимо, ножницы оказались тупыми или человек этот — неловким парикмахером, — Гапон жалобно вскрикнул...
А Миша постепенно вызывал чувство неприязни к нему. Молчаливый, скромный юноша не давал явных поводов для неприязни, он быстро и аккуратно убирал
комнаты, стирал пыль не хуже опытной и чистоплотной горничной, переписывал бумаги почти без ошибок, бегал
в суд,
в магазины, на почту, на вопросы отвечал с предельной точностью.
В свободные
минуты сидел
в прихожей на стуле у окна, сгибаясь над книгой.
Самгину показалось, что она хочет сесть на колени его, — он пошевелился
в кресле, сел покрепче, но
в магазине брякнул звонок. Марина вышла из
комнаты и через
минуту воротилась с письмами
в руке; одно из них, довольно толстое, взвесила на ладони и, небрежно бросив на диван, сказала...
Но все-таки он позвонил, явился дежурный слуга, и через пяток
минут, выпив стакан вкусного вина, Самгин осмотрел
комнату глазами человека, который только что вошел
в нее.
Какие-то неприятные молоточки стучали изнутри черепа
в кости висков. Дома он с
минуту рассматривал
в зеркале возбужденно блестевшие глаза, седые нити
в поредевших волосах, отметил, что щеки стали полнее, лицо — круглей и что к такому лицу бородка уже не идет, лучше сбрить ее. Зеркало показывало, как
в соседней
комнате ставит на стол посуду пышнотелая, картинная девица, румянощекая, голубоглазая, с золотистой косой ниже пояса.
— Я Варваре Кирилловне служу, и от нее распоряжений не имею для вас… — Она ходила за Самгиным, останавливаясь
в дверях каждой
комнаты и, очевидно, опасаясь, как бы он не взял и не спрятал
в карман какую-либо вещь, и возбуждая у хозяина желание стукнуть ее чем-нибудь по голове. Это продолжалось
минут двадцать, все время натягивая нервы Самгина. Он курил, ходил, сидел и чувствовал, что поведение его укрепляет подозрения этой двуногой щуки.
В эту
минуту явилась необходимость посетить уборную, она помещалась
в конце коридора, за кухней, рядом с
комнатой для прислуги. Самгин поискал
в столовой свечу, не нашел и отправился, держа коробку спичек
в руках.
В коридоре кто-то возился, сопел, и это было так неожиданно, что Самгин, уронив спички, крикнул...
Через несколько
минут Самгин оказался
в комнате, где собралось несколько десятков людей, человек тридцать сидели на стульях и скамьях, на подоконниках трех окон, остальные стояли плечо
в плечо друг другу настолько тесно, что Фроленков с трудом протискался вперед, нашептывая строго, как человек власть имущий...
Потом
минут десять сидели
в полутемной
комнате, нагруженной сундуками, шкафами с посудой. Денисов, заглянув
в эту
комнату, — крякнул и скрылся, а Фроленков, ласково глядя на гостя из столицы, говорил...