Неточные совпадения
Другой берег, плоский и песчаный, густо и нестройно покрыт тесною кучей хижин Заречья; черные от старости,
с клочьями зеленого мха на прогнивших крышах,
они стоят на песке косо, криво, безнадежно глядя на реку маленькими больными
глазами: кусочки стекол в окнах, отливая опалом, напоминают бельма.
Жизнь
его была загадочна: подростком лет пятнадцати
он вдруг исчез куда-то и лет пять пропадал, не давая о себе никаких вестей отцу, матери и сестре, потом вдруг был прислан из губернии этапным порядком, полубольной, без правого
глаза на темном и сухом лице,
с выбитыми зубами и
с котомкой на спине, а в котомке две толстые, в кожаных переплетах, книги, одна — «Об изобретателях вещей», а другая — «Краткое всемирное позорище, или Малый феатрон».
Неизвестно было, на какие средства
он живет; сам
он явно избегал общения
с людьми, разговаривал сухо и неохотно и не мог никому смотреть в лицо, а всё прятал свой
глаз, прищуривая
его и дергая головой снизу вверх.
— Вот, тоже, песок… Что такое — песок, однако? Из сумрака появляется сутулая фигура Симы, на плечах у
него удилища, и
он похож на какое-то большое насекомое
с длинными усами.
Он подходит бесшумно и, встав на колени, смотрит в лицо Бурмистрова, открыв немного большой рот и выкатывая бездонные
глаза. Сочный голос Вавилы тяжело вздыхает...
— Но вот, — продолжал Тиунов, — встретил я старичка, пишет
он историю для нас и пишет ее тринадцать лет: бумаги исписано
им с полпуда, ежели на
глаз судить.
Его крик подчеркнул слова Тиунова, и все недоверчиво,
с усмешками на удивленных лицах, посмотрели друг на друга как бы несколько обновленными
глазами. Стали вспоминать о своих столкновениях
с полицией и земской управой, заговорили громко и отрывисто, подшучивая друг над другом, и, ласково играючи, толкались.
Во дни таких подвигов
его красивое законченное лицо становилось плоским, некоторые черты как бы исчезали
с него, на губах являлась растерянная, глуповатая улыбка, а
глаза, воспаленные бессонницей, наливались мутной влагой и смотрели на всё злобно,
с тупой животной тоской.
Но наконец утомился, и тогда пред
ним отчетливо встало лицо кривого: Яков Тиунов, сидя за столом, положил свои острые скулы на маленькие, всегда сухие ладони и, обнажив черные верхние зубы, смотрел в
глаза ему с улыбкой, охлаждавшей возбуждение Вавилы.
— Малина
с молоком! — называет, восхищаясь, Лодку веселый доктор Ряхин и осторожно, со смущенной улыбкой на костлявом лице, отдаляется от нее.
Он тяготеет к неугомонной певунье, гибкой и сухонькой Розке, похожей на бойкую черную собачку: кудрявая, капризная,
с маленькими усиками на вздернутой губе и мелкими зубами, она обращается
с Ряхиным дерзко, называя
его в
глаза «зелененьким шкелетиком». Она всем дает прозвища: Жуков для нее — «Ушат Помоевич», уныло-злой помощник исправника Немцев — «Уксус Умирайлыч».
С нею
он и шел к Лодке. Женщина встречала
его покачиваясь, облизывая губы, ее серовато-синие
глаза темнели; улыбаясь пьяной и опьяняющей улыбкой, томным голосом, произнося слова в нос, она говорила
ему...
Случалось, что после такой сцены Бурмистров, осторожно поднимая голову
с подушки, долго и опасливо рассматривал утомленное и бледное лицо женщины.
Глаза у нее закрыты, губы сладко вздрагивают, слышно частое биение сердца, и на белой шее, около уха, трепещет что-то живое.
Он осторожно спускает ноги на пол —
ему вдруг хочется уйти поскорее и тихо, чтобы не разбудить ее.
«Некрасивый какой!» — заставила она себя подумать, пристально рассматривая желтоватое голодное лицо, измеряя сутулое тело
с длинными, как плети, руками и неподвижными, точно из дерева, пальцами. Но взгляд ее утопал в
глазах Симы, уходя куда-то всё дальше в
их светлую глубину; беспокойное тяготение заставляло ее подвигаться вплоть к юноше, вызывая желание дотронуться до
него.
Девушкин начал прятаться от людей, ходил в город всё реже и только когда не мог избежать этого. Ясно видел, что никому не нравится, все смотрят на
него с любопытством и нет людей, которые привлекали бы
его сердце.
Его длинная фигура,
с неуклюжею головою на уродливо тонкой шее, желтое, костлявое лицо и пустые
глаза,
его робость, скрипучий, срывающийся голос и неподвижные, лишние руки — весь
он не возбуждал в людях симпатии.
После того, как Сима сблизился
с Лодкой, Жуков стал еще более неприятен
ему: порою
он представлял себе, как толстые красные руки этого человека тянутся к телу
его подруги — тогда в груди юноши разливался острый холод, ноги дрожали,
он дико выкатывал
глаза и мычал от горя.
Отворил калитку перед ней и, проводив
глазами белую фигуру ее до поры, пока она не скрылась в
его комнатенке, рядом
с кухней, привратник громко хлопнул створом и, широко расставив ноги, долго смотрел в землю, покачивая головой.
Осталась
с кривым старуха Маврухина — красные
глаза ее, залитые мутной влагой, смотрели в лицо
ему, чего-то ожидая, и Тиунову неловко было уйти от
них.
В
глазах деловых людей
их маленькие дела
с каждым часом вырастали во что-то огромное, затенявшее всю жизнь, и вот этому — смыслу жизни — откуда-то грозила непонятная и явная опасность.
Его большая голова вертелась во все стороны, голос срывался,
глаза налились испугом, на щеках блестели капли пота или слез. Трактир был полон, трещали стулья и столы,
с улицы теснился в дверь народ, то и дело звенели жалобно разбитые стекла, и Семянников плачевно кричал тонким голосом...
Тиунов по звуку понял, что Вавило далеко, на минутку остановился, отдышался и сошел
с моста на песок слободы, — песок хватал
его за ступни, тянул куда-то вниз, а тяжелая, густая тьма ночи давила
глаза.
Он мысленно поставил рядом
с Лодкой неуклюжего парня, уродливого и смешного, потом себя — красавца и силача, которого все боятся. «Чай, не колдун Симка?» — вяло подумал Бурмистров, стиснув зубы, вспомнив пустые
глаза Симы.
Пистолет шел рядом
с Вавилой, но не смотрел на
него. Ружье держал под мышкой вниз дулом, руки в карманах потертой короткой куртки из толстого синего драпа. На голове
его кожаный картуз, большой козырек закрывал
глаза, бросая на лицо черную тень.
Когда
они вошли на мост,
с горы на
них взглянул ряд пестрых домов, — окна
их были прикрыты ставнями, и казалось, что лучшая улица города испуганно зажмурила
глаза.
Жуков, тяжело ворочая шеей, смотрел на нос, оглядывался вокруг и молчал. Перед
ним всё задвигалось и поплыло: являлся шкаф, набитый бумагами, чайной посудой и бутылками, письменный стол, закиданный пакетами, конторка, диван
с пледом и подушкой и — два огромные
глаза — темные окна
с мертвыми стеклами.
О Симе
он почти не думал, но иногда в памяти
его вспыхивали прозрачные
глаза юноши,
он смотрел в глубину
их с жутким любопытством и смущенно убеждал покойника...
Из окна виден был двор полицейского правления, убранный истоптанною желтою травою, среди двора стояли, подняв оглобли к небу, пожарные телеги
с бочками и баграми. В открытых дверях конюшен покачивали головами лошади. Одна из
них, серая и костлявая, все время вздергивала губу вверх, точно усмехалась усталой усмешкой. Над
глазами у нее были глубокие ямы, на левой передней ноге — черный бинт, было в ней что-то вдовье и лицемерное.
Неточные совпадения
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за
ним судья
с растопыренными руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» За
ним Коробкин, обратившийся к зрителям
с прищуренным
глазом и едким намеком на городничего; за
ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский
с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга
глазами.
Помещик так растрогался, // Что правый
глаз заплаканный //
Ему платочком вытерла // Сноха
с косой распущенной // И чмокнула старинушку // В здоровый этот
глаз. // «Вот! — молвил
он торжественно // Сынам своим наследникам // И молодым снохам. — // Желал бы я, чтоб видели // Шуты, врали столичные, // Что обзывают дикими // Крепостниками нас, // Чтоб видели, чтоб слышали…»
Спустили
с возу дедушку. // Солдат был хрупок на ноги, // Высок и тощ до крайности; // На
нем сюртук
с медалями // Висел, как на шесте. // Нельзя сказать, чтоб доброе // Лицо имел, особенно // Когда сводило старого — // Черт чертом! Рот ощерится. //
Глаза — что угольки!
С козою
с барабанщицей // И не
с простой шарманкою, // А
с настоящей музыкой // Смотрели тут
они. // Комедия не мудрая, // Однако и не глупая, // Хожалому, квартальному // Не в бровь, а прямо в
глаз! // Шалаш полным-полнехонек. // Народ орешки щелкает, // А то два-три крестьянина // Словечком перекинутся — // Гляди, явилась водочка: // Посмотрят да попьют! // Хохочут, утешаются // И часто в речь Петрушкину // Вставляют слово меткое, // Какого не придумаешь, // Хоть проглоти перо!
Простаков. Да
он сам
с Правдиным из
глаз у меня сгиб да пропал. Я чем виноват?