Неточные совпадения
— Евгений Васильев, — отвечал Базаров ленивым, но мужественным голосом и, отвернув воротник балахона, показал Николаю Петровичу все свое лицо. Длинное и худое,
с широким лбом, кверху плоским, книзу заостренным носом, большими зеленоватыми
глазами и висячими бакенбардами песочного цвету,
оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум.
— Я? — спросила она и медленно подняла на
него свой загадочный взгляд. — Знаете ли, что это очень лестно? — прибавила она
с незначительною усмешкой, а
глаза глядели все так же странно.
Он начал
с большим вниманием глядеть на нее в церкви, старался заговаривать
с нею. Сначала она
его дичилась и однажды, перед вечером, встретив
его на узкой тропинке, проложенной пешеходами через ржаное поле, зашла в высокую, густую рожь, поросшую полынью и васильками, чтобы только не попасться
ему на
глаза.
Он увидал ее головку сквозь золотую сетку колосьев, откуда она высматривала, как зверок, и ласково крикнул ей...
Вспомните, милостивый государь (при этих словах Базаров поднял
глаза на Павла Петровича), вспомните, милостивый государь, — повторил
он с ожесточением, — английских аристократов.
— Вот и изменило вам хваленое чувство собственного достоинства, — флегматически заметил Базаров, между тем как Аркадий весь вспыхнул и засверкал
глазами. — Спор наш зашел слишком далеко… Кажется, лучше
его прекратить. А я тогда буду готов согласиться
с вами, — прибавил
он вставая, — когда вы представите мне хоть одно постановление в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания.
Аркадий оглянулся и увидал женщину высокого роста, в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила
его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали
с блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые
глаза из-под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица.
Аркадий отошел в сторону, но продолжал наблюдать за нею:
он не спускал
с нее
глаз и во время кадрили.
«Вот тебе раз! бабы испугался!» — подумал
он и, развалясь в кресле не хуже Ситникова, заговорил преувеличенно развязно, а Одинцова не спускала
с него своих ясных
глаз.
Катя, которая не спеша подбирала цветок к цветку,
с недоумением подняла
глаза на Базарова — и, встретив
его быстрый и небрежный взгляд, вспыхнула вся до ушей. Анна Сергеевна покачала головой.
Базаров говорил все это
с таким видом, как будто в то же время думал про себя: «Верь мне или не верь, это мне все едино!»
Он медленно проводил своими длинными пальцами по бакенбардам, а
глаза его бегали по углам.
Раз она где-то за границей встретила молодого красивого шведа
с рыцарским выражением лица,
с честными голубыми
глазами под открытым лбом;
он произвел на нее сильное впечатление, но это не помешало ей вернуться в Россию.
Вдруг
ему представится, что эти целомудренные руки когда-нибудь обовьются вокруг
его шеи, что эти гордые губы ответят на
его поцелуй, что эти умные
глаза с нежностию — да,
с нежностию остановятся на
его глазах, и голова
его закружится, и
он забудется на миг, пока опять не вспыхнет в
нем негодование.
Одинцова раза два — прямо, не украдкой — посмотрела на
его лицо, строгое и желчное,
с опущенными
глазами,
с отпечатком презрительной решимости в каждой черте, и подумала: «Нет… нет… нет…» После обеда она со всем обществом отправилась в сад и, видя, что Базаров желает заговорить
с нею, сделала несколько шагов в сторону и остановилась.
Арина Власьевна не замечала Аркадия, не потчевала
его; подперши кулачком свое круглое лицо, которому одутловатые, вишневого цвета губки и родинки на щеках и над бровями придавали выражение очень добродушное, она не сводила
глаз с сына и все вздыхала; ей смертельно хотелось узнать, на сколько времени
он приехал, но спросить она
его боялась.
Встав
с постели, Аркадий раскрыл окно — и первый предмет, бросившийся
ему в
глаза, был Василий Иванович. В бухарском шлафроке, подпоясанный носовым платком, старик усердно рылся в огороде.
Он заметил своего молодого гостя и, опершись на лопатку, воскликнул...
«Молодые люди до этого не охотники», — твердил
он ей (нечего говорить, каков был в тот день обед: Тимофеич собственною персоной скакал на утренней заре за какою-то особенною черкасскою говядиной; староста ездил в другую сторону за налимами, ершами и раками; за одни грибы бабы получили сорок две копейки медью); но
глаза Арины Власьевны, неотступно обращенные на Базарова, выражали не одну преданность и нежность: в
них виднелась и грусть, смешанная
с любопытством и страхом, виднелся какой-то смиренный укор.
Впрочем, Базарову было не до того, чтобы разбирать, что именно выражали
глаза его матери;
он редко обращался к ней, и то
с коротеньким вопросом. Раз
он попросил у ней руку «на счастье»; она тихонько положила свою мягкую ручку на
его жесткую и широкую ладонь.
Продолжительное отсутствие сына начинало беспокоить Николая Петровича;
он вскрикнул, заболтал ногами и подпрыгнул на диване, когда Фенечка вбежала к
нему с сияющими
глазами и объявила о приезде «молодых господ»; сам Павел Петрович почувствовал некоторое приятное волнение и снисходительно улыбался, потрясая руки возвратившихся странников.
— Все это вздор… Я не нуждаюсь ни в чьей помощи, — промолвил
с расстановкой Павел Петрович, — и… надо… опять… —
Он хотел было дернуть себя за ус, но рука
его ослабела,
глаза закатились, и
он лишился чувств.
Но усовершенствованный слуга, казалось, не понимал
его слов и не двигался
с места. Павел Петрович медленно открыл
глаза. «Кончается!» — шепнул Петр и начал креститься.
Виновник всего этого горя взобрался на телегу, закурил сигару, и когда на четвертой версте, при повороте дороги, в последний раз предстала
его глазам развернутая в одну линию кирсановская усадьба
с своим новым господским домом,
он только сплюнул и, пробормотав: «Барчуки проклятые», плотнее завернулся в шинель.
«Уж не несчастье ли какое у нас дома?» — подумал Аркадий и, торопливо взбежав по лестнице, разом отворил дверь. Вид Базарова тотчас
его успокоил, хотя более опытный
глаз, вероятно, открыл бы в энергической по-прежнему, но осунувшейся фигуре нежданного гостя признаки внутреннего волнения.
С пыльною шинелью на плечах,
с картузом на голове, сидел
он на оконнице;
он не поднялся и тогда, когда Аркадий бросился
с шумными восклицаниями к
нему на шею.
— Где понять! — отвечал другой мужик, и, тряхнув шапками и осунув кушаки, оба
они принялись рассуждать о своих делах и нуждах. Увы! презрительно пожимавший плечом, умевший говорить
с мужиками Базаров (как хвалился
он в споре
с Павлом Петровичем), этот самоуверенный Базаров и не подозревал, что
он в
их глазах был все-таки чем-то вроде шута горохового…
Часу в первом утра
он,
с усилием раскрыв
глаза, увидел над собою при свете лампадки бледное лицо отца и велел
ему уйти; тот повиновался, но тотчас же вернулся на цыпочках и, до половины заслонившись дверцами шкафа, неотвратимо глядел на своего сына.
— Евгений, — продолжал Василий Иванович и опустился на колени перед Базаровым, хотя тот не раскрывал
глаз и не мог
его видеть. — Евгений, тебе теперь лучше; ты, бог даст, выздоровеешь; но воспользуйся этим временем, утешь нас
с матерью, исполни долг христианина! Каково-то мне это тебе говорить, это ужасно; но еще ужаснее… ведь навек, Евгений… ты подумай, каково-то…
Голос старика перервался, а по лицу
его сына, хотя
он и продолжал лежать
с закрытыми
глазами, проползло что-то странное.
Она взглянула на Базарова… и остановилась у двери, до того поразило ее это воспаленное и в то же время мертвенное лицо
с устремленными на нее мутными
глазами. Она просто испугалась каким-то холодным и томительным испугом; мысль, что она не то бы почувствовала, если бы точно
его любила, — мгновенно сверкнула у ней в голове.
— Прощайте, — проговорил
он с внезапной силой, и
глаза его блеснули последним блеском. — Прощайте… Послушайте… ведь я вас не поцеловал тогда… Дуньте на умирающую лампаду, и пусть она погаснет…
Неточные совпадения
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за
ним судья
с растопыренными руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» За
ним Коробкин, обратившийся к зрителям
с прищуренным
глазом и едким намеком на городничего; за
ним, у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский
с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг на друга
глазами.
Помещик так растрогался, // Что правый
глаз заплаканный //
Ему платочком вытерла // Сноха
с косой распущенной // И чмокнула старинушку // В здоровый этот
глаз. // «Вот! — молвил
он торжественно // Сынам своим наследникам // И молодым снохам. — // Желал бы я, чтоб видели // Шуты, врали столичные, // Что обзывают дикими // Крепостниками нас, // Чтоб видели, чтоб слышали…»
Спустили
с возу дедушку. // Солдат был хрупок на ноги, // Высок и тощ до крайности; // На
нем сюртук
с медалями // Висел, как на шесте. // Нельзя сказать, чтоб доброе // Лицо имел, особенно // Когда сводило старого — // Черт чертом! Рот ощерится. //
Глаза — что угольки!
С козою
с барабанщицей // И не
с простой шарманкою, // А
с настоящей музыкой // Смотрели тут
они. // Комедия не мудрая, // Однако и не глупая, // Хожалому, квартальному // Не в бровь, а прямо в
глаз! // Шалаш полным-полнехонек. // Народ орешки щелкает, // А то два-три крестьянина // Словечком перекинутся — // Гляди, явилась водочка: // Посмотрят да попьют! // Хохочут, утешаются // И часто в речь Петрушкину // Вставляют слово меткое, // Какого не придумаешь, // Хоть проглоти перо!
Простаков. Да
он сам
с Правдиным из
глаз у меня сгиб да пропал. Я чем виноват?