Неточные совпадения
После завтрака, состоявшего из горы мяса, картофеля и овощей, то
есть тяжелого
обеда, все расходились: офицеры в адмиралтейство на фрегат
к работам, мы, не офицеры, или занимались дома, или шли за покупками, гулять, кто в Портсмут, кто в Портси, кто в Саутси или в Госпорт — это названия четырех городов, связанных вместе и составляющих Портсмут.
Потом часам
к шести сходились обедать во второй раз, так что отец Аввакум недоумевал, после которого
обеда надо
было лечь «отдохнуть».
Четвертый час — надо
было торопиться
к обеду.
Действительно, нет лучше плода: мягкий, нежный вкус, напоминающий сливочное мороженое и всю свежесть фрукта с тонким ароматом. Плод этот, когда
поспеет, надо
есть ложечкой. Если не ошибаюсь, по-испански он называется нона.
Обед тянулся довольно долго, по-английски, и кончился тоже по-английски: хозяин сказал спич, в котором изъявил удовольствие, что второй раз уже угощает далеких и редких гостей, желал счастливого возвращения и звал вторично
к себе.
Хотя наш плавучий мир довольно велик, средств незаметно проводить время
было у нас много, но все плавать да плавать! Сорок дней с лишком не видали мы берега. Самые бывалые и терпеливые из нас с гримасой смотрели на море, думая про себя: скоро ли что-нибудь другое? Друг на друга почти не глядели, перестали заниматься, читать. Всякий знал, что подадут
к обеду, в котором часу тот или другой ляжет спать, даже нехотя заметишь, у кого сапог разорвался или панталоны выпачкались в смоле.
Приехав на место, рыщут по этому жару целый день, потом являются на сборное место
к обеду, и каждый
выпивает по нескольку бутылок портера или элю и после этого приедут домой как ни в чем не бывало; выкупаются только и опять готовы
есть.
К обеду, то
есть часов в пять, мы, запыленные, загорелые, небритые, остановились перед широким крыльцом «Welch’s hotel» в Капштате и застали в сенях толпу наших. Каролина
была в своей рамке, в своем черном платье, которое
было ей так
к лицу, с сеточкой на голове. Пошли расспросы, толки, новости с той и с другой стороны. Хозяйки встретили нас, как старых друзей.
Но это все неважное: где же важное? А вот: 9-го октября, после
обеда, сказали, что едут гокейнсы. И это не важность: мы привыкли. Вахтенный офицер посылает сказать обыкновенно
К. Н. Посьету. Гокейнсов повели в капитанскую каюту. Я
был там. «А! Ойе-Саброски! Кичибе!» — встретил я их, весело подавая руки; но они молча, едва отвечая на поклон, брали руку. Что это значит? Они, такие ласковые и учтивые, особенно Саброски: он шутник и хохотун, а тут… Да что это у всех такая торжественная мина; никто не улыбается?
Сзади всех подставок поставлена
была особо еще одна подставка перед каждым гостем, и на ней лежала целая жареная рыба с загнутым кверху хвостом и головой. Давно я собирался придвинуть ее
к себе и протянул
было руку, но второй полномочный заметил мое движение. «Эту рыбу почти всегда подают у нас на
обедах, — заметил он, — но ее никогда не
едят тут, а отсылают гостям домой с конфектами». Одно путное блюдо и
было, да и то не
едят! Ох уж эти мне эмблемы да символы!
После
обеда адмирал подал Кавадзи золотые часы; «
к цепочке, которую вам сейчас подарили», — добавил он. Кавадзи
был в восторге: он еще и в заседаниях как будто напрашивался на такой подарок и все показывал свои толстые, неуклюжие серебряные часы, каких у нас не найдешь теперь даже у деревенского дьячка. Тсутсую подарили часы поменьше, тоже золотые, и два куска шелковой материи. Прочим двум по куску материи.
«Зачем так много всего этого? — скажешь невольно, глядя на эти двадцать, тридцать блюд, — не лучше ли два-три блюда, как у нас?..» Впрочем, я не знаю, что лучше: попробовать ли понемногу от двадцати блюд или наесться двух так, что человек после
обеда часа два томится сомнением,
будет ли он жив
к вечеру, как это делают иные…
Дома мы узнали, что генерал-губернатор приглашает нас
к обеду. Парадное платье мое
было на фрегате, и я не поехал. Я сначала пожалел, что не попал на
обед в испанском вкусе, но мне сказали, что
обед был длинен, дурен, скучен, что испанского на этом
обеде только и
было, что сам губернатор да херес. Губернатора я видел на прогулке, с жокеями, в коляске, со взводом улан; херес пивал, и потому я перестал жалеть.
Мне несколько неловко
было ехать на фабрику банкира: я не
был у него самого даже с визитом, несмотря на его желание видеть всех нас как можно чаще у себя; а не
был потому, что за визитом неминуемо следуют приглашения
к обеду, за который садятся в пять часов, именно тогда, когда настает в Маниле лучшая пора глотать не мясо, не дичь, а здешний воздух, когда надо ехать в поля, на взморье, гулять по цветущим зеленым окрестностям — словом, жить.
Мы обедали в палатке; запах от кораллов так силен, что почти
есть нельзя.
Обед весь состоял из рыбы: уха, жареная рыба и гомар чудовищных размеров и блестящих красок; но его оставили
к ужину. Шея у него — самого чистого дикого цвета, как будто из шелковой материи, с коричневыми полосами; спина синяя, двуличневая, с блеском; усы в четверть аршина длиной, красноватые.
После
обеда я пошел
к товарищам, которые опередили меня. Через день они отправлялись далее; я хотел ехать вслед за ними, а мне еще надо
было запастись меховым платьем и обувью: на Лене могли застать морозы.
И они позвали его
к себе. «Мы у тебя
были, теперь ты приди
к нам», — сказали они и угощали его
обедом, но в своем вкусе, и потому он не
ел. В грязном горшке чукчанка сварила оленины, вынимала ее и делила на части руками — какими — Боже мой! Когда он отказался от этого блюда, ему предложили другое, самое лакомое: сырые оленьи мозги. «Мы
ели у тебя, так уж и ты, как хочешь, а
ешь у нас», — говорили они.
Вот эти два числа — 11 декабря, день землетрясения, и 6 января, высадки на берег, как знаменательные дни в жизни плавателей, и
были поводом
к собранию нашему за двумя вышеупомянутыми
обедами.
Неточные совпадения
К обеду Бородавкин возвращался домой и
пел благодарственную песнь.
День скачек
был очень занятой день для Алексея Александровича; но, с утра еще сделав себе расписанье дня, он решил, что тотчас после раннего
обеда он поедет на дачу
к жене и оттуда на скачки, на которых
будет весь Двор и на которых ему надо
быть.
К жене же он заедет потому, что он решил себе бывать у нее в неделю раз для приличия. Кроме того, в этот день ему нужно
было передать жене
к пятнадцатому числу, по заведенному порядку, на расход деньги.
Из театра Степан Аркадьич заехал в Охотный ряд, сам выбрал рыбу и спаржу
к обеду и в 12 часов
был уже у Дюссо, где ему нужно
было быть у троих, как на его счастье, стоявших в одной гостинице: у Левина, остановившегося тут и недавно приехавшего из-за границы, у нового своего начальника, только что поступившего на это высшее место и ревизовавшего Москву, и у зятя Каренина, чтобы его непременно привезти обедать.
Долли пошла в свою комнату, и ей стало смешно. Одеваться ей не во что
было, потому что она уже надела свое лучшее платье; но, чтоб ознаменовать чем-нибудь свое приготовление
к обеду, она попросила горничную обчистить ей платье, переменила рукавчики и бантик и надела кружева на голову.
Степан Аркадьич сел
к столу и начал шутить с Агафьей Михайловной, уверяя ее, что такого
обеда и ужина он давно не
ел.