Неточные совпадения
Многие оправдываются тем,
что они
не имеют между моряками знакомых и оттого затрудняются
сделать визит на корабль,
не зная, как «моряки примут».
Этого я
не видал: я
не проникал в семейства и
знаю только понаслышке и по весьма немногим признакам, между прочим по тому,
что англичанин, когда хочет познакомиться с вами покороче, оказать особенное внимание, зовет вас к себе, в свое святилище, обедать: больше уж он
сделать не в состоянии.
«
Что же это? как можно?» — закричите вы на меня… «А
что ж с ним
делать?
не послать же в самом деле в Россию». — «В стакан поставить да на стол». — «
Знаю,
знаю. На море это
не совсем удобно». — «Так зачем и говорить хозяйке,
что пошлете в Россию?»
Что это за житье — никогда
не солги!
Мы,
не зная, каково это блюдо, брали доверчиво в рот; но тогда начинались различные затруднения: один останавливался и недоумевал, как поступить с тем,
что у него во рту; иной, проглотив вдруг,
делал гримасу, как будто говорил по-английски; другой поспешно проглатывал и метался запивать, а некоторые, в том числе и барон, мужественно покорились своей участи.
Я стоял в воде на четверть выше ступни и
не знал, куда деться,
что делать.
Шагах в пятидесяти оттуда, на вязком берегу, в густой траве, стояли по колени в тине два буйвола. Они, склонив головы, пристально и робко смотрели на эту толпу,
не зная,
что им
делать. Их тут нечаянно застали: это было видно по их позе и напряженному вниманию, с которым они сторожили минуту, чтоб уйти; а уйти было некуда: направо ли, налево ли, все надо проходить чрез толпу или идти в речку.
В начале июня мы оставили Сингапур. Недели было чересчур много, чтоб познакомиться с этим местом. Если б мы еще остались день, то
не знали бы,
что делать от скуки и жара. Нет, Индия
не по нас! И англичане бегут из нее, при первом удобном случае, спасаться от климата на мыс Доброй Надежды, в порт Джаксон — словом, дальше от экватора, от этих палящих дней, от беспрохладных ночей, от мест, где нельзя безнаказанно есть и пить, как едят и пьют англичане.
Разглядываешь, от нечего
делать, их лица и
не знаешь,
что подумать о их происхождении.
Наконец,
не знаю в который раз, вбежавший Кичибе объявил,
что если мы отдохнули, то губернатор ожидает нас, то есть если устали, хотел он, верно, сказать. В самом деле устали от праздности. Это у них называется дело
делать. Мы пошли опять в приемную залу, и начался разговор.
Те остановились и
не знали,
что им
делать.
Меня звали, но я
не был готов, да пусть прежде
узнают,
что за место этот Шанхай, где там быть и
что делать? пускают ли еще в китайский город?
Мне досталась самая легкая роль: прикрыть отступление Воина Андреевича и Александра Егоровича,
что я
сделал, став к камину спиной и раздвинув немного, как
делают,
не знаю зачем, англичане, полы фрака.
После обеда нас повели в особые галереи играть на бильярде. Хозяин и некоторые гости,
узнав,
что мы собираемся играть русскую, пятишаровую партию, пришли было посмотреть,
что это такое, но как мы с Посьетом в течение получаса
не сделали ни одного шара, то они постояли да и ушли, составив себе, вероятно,
не совсем выгодное понятие о русской партии.
Бог
знает, когда бы кончился этот разговор, если б баниосам
не подали наливки и
не повторили вопрос: тут ли полномочные? Они объявили,
что полномочных нет и
что они будут
не чрез три дня, как ошибкой сказали нам утром, а чрез пять, и притом эти пять дней надо считать с 8-го или 9-го декабря… Им
не дали договорить. «Если в субботу, — сказано им (а это было в среду), — они
не приедут, то мы уйдем». Они стали торговаться, упрашивать подождать только до их приезда, «а там
делайте, как хотите», — прибавили они.
Адмирал согласился прислать два вопроса на другой день, на бумаге, но с тем, чтоб они к вечеру же ответили на них. «Как же мы можем обещать это, — возразили они, — когда
не знаем, в
чем состоят вопросы?» Им сказано,
что мы
знаем вопросы и
знаем,
что можно отвечать. Они обещали
сделать,
что можно, и мы расстались большими друзьями.
Мы часто повадились ездить в Нагасаки, почти через день. Чиновники приезжали за нами всякий раз, хотя мы просили
не делать этого, благо
узнали дорогу. Но им все еще хочется показывать народу,
что иностранцы
не иначе как под их прикрытием могут выходить на берег.
Я
не знаю, с
чем сравнить у нас бамбук, относительно пользы, какую он приносит там, где родится. Каких услуг
не оказывает он человеку!
чего не делают из него или им! Разве береза наша может, и то куда
не вполне, стать с ним рядом. Нельзя перечесть, как и где употребляют его. Из него строят заборы, плетни, стены домов, лодки,
делают множество посуды, разные мелочи, зонтики, вееры, трости и проч.; им бьют по пяткам; наконец его едят в варенье, вроде инбирного, которое
делают из молодых веток.
«Зачем так много всего этого? — скажешь невольно, глядя на эти двадцать, тридцать блюд, —
не лучше ли два-три блюда, как у нас?..» Впрочем, я
не знаю,
что лучше: попробовать ли понемногу от двадцати блюд или наесться двух так,
что человек после обеда часа два томится сомнением, будет ли он жив к вечеру, как это
делают иные…
Музыканты все тагалы: они очень способны к искусствам вообще. У них отличный слух: в полках их учат будто бы без нот.
Не знаю, сколько правды во всем этом, но
знаю только,
что игра их
сделала бы честь любому оркестру где бы то ни было — чистотой, отчетливостью и выразительностью.
Это обстоятельство осталось, однако ж, без объяснения: может быть, он
сделал это по привычке встречать проезжих, а может быть, и с целью щегольнуть дворянством и шпагой. Я
узнал только,
что он тут
не живет, а остановился на ночлег и завтра едет дальше, к своей должности, на какую-то станцию.
Никто о Сорокине
не кричит, хотя все его
знают далеко кругом и все находят,
что он
делает только «как надо».
Упомяну прежде о наших миссионерах. Здесь их, в Якутске, два: священники Хитров и Запольский.
Знаете,
что они
делают? Десять лет живут они в Якутске и из них трех лет
не прожили на месте, при семействах. Они постоянно разъезжают по якутам, тунгусам и другим племенам: к одним, крещеным, ездят для треб, к другим для обращения.
Ямщик пообедал, задал корму лошадям, потом лег спать, а проснувшись, объявил,
что ему ехать
не следует,
что есть мужик Шеин, который живет особняком, на юру,
что очередь за его сыновьями, но он богат и все отделывается. Я послал за Шеиным, но он рапортовался больным.
Что делать? вооружиться терпением, резигнацией? так я и
сделал. Я прожил полторы сутки, наконец созвал ямщиков, и Шеина тоже, и стал записывать имена их в книжку. Они так перепугались, а
чего — и сами
не знали,
что сейчас же привели лошадей.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. После? Вот новости — после! Я
не хочу после… Мне только одно слово:
что он, полковник? А? (С пренебрежением.)Уехал! Я тебе вспомню это! А все эта: «Маменька, маменька, погодите, зашпилю сзади косынку; я сейчас». Вот тебе и сейчас! Вот тебе ничего и
не узнали! А все проклятое кокетство; услышала,
что почтмейстер здесь, и давай пред зеркалом жеманиться: и с той стороны, и с этой стороны подойдет. Воображает,
что он за ней волочится, а он просто тебе
делает гримасу, когда ты отвернешься.
Да объяви всем, чтоб
знали:
что вот, дискать, какую честь бог послал городничему, —
что выдает дочь свою
не то чтобы за какого-нибудь простого человека, а за такого,
что и на свете еще
не было,
что может все
сделать, все, все, все!
Городничий (с неудовольствием).А,
не до слов теперь!
Знаете ли,
что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери?
Что? а?
что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ…
Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду за это? Да если б
знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его
не тронь. «Мы, говорит, и дворянам
не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Городничий (
делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы!
не нашли другого места упасть! И растянулся, как черт
знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Почтмейстер.
Знаю,
знаю… Этому
не учите, это я
делаю не то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства: смерть люблю
узнать,
что есть нового на свете. Я вам скажу,
что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь — так описываются разные пассажи… а назидательность какая… лучше,
чем в «Московских ведомостях»!