Неточные совпадения
Оно и нелегко: если, сбираясь куда-нибудь на богомолье, в Киев или из деревни в Москву, путешественник не оберется суматохи, по десяти раз кидается в объятия родных и друзей, закусывает, присаживается и т. п., то сделайте посылку, сколько понадобится времени, чтобы тронуться четыремстам человек — в Японию.
«Барин! — сказал
он встревоженным и умоляющим голосом, — не ездите, Христа ради, по морю!» — «
Куда?» — «А
куда едете: на край света».
Среди этой давки, шума, суеты вдруг протискался сквозь толпу к капитану П. А. Тихменев, наш застольный хозяин. «Иван Семенович, ради Бога, — поспешно говорил
он, — позвольте шлюпку, теперь же, сию минуту…» — «Зачем,
куда? шлюпки все заняты, — вы видите.
«Да вот одного сапога не найду, — отвечает
он, шаря ногой под кроватью, — и панталоны куда-то запропастились.
Нет, не отделяет в уме ни копейки, а отделит разве столько-то четвертей ржи, овса, гречихи, да того-сего, да с скотного двора телят, поросят, гусей, да меду с ульев, да гороху, моркови, грибов, да всего, чтоб к Рождеству послать столько-то четвертей родне, «седьмой воде на киселе», за сто верст,
куда уж
он посылает десять лет этот оброк, столько-то в год какому-то бедному чиновнику, который женился на сиротке, оставшейся после погорелого соседа, взятой еще отцом в дом и там воспитанной.
Вот на выборах, в городе,
оно заметно,
куда деньги идут.
С книгами поступил
он так же, как и прежде: поставил
их на верхние полки,
куда рукой достать было нельзя, и так плотно уставил, что вынуть книгу не было никакой возможности.
Попался
ему одеколон:
он смотрел, смотрел, наконец налил себе немного на руку. «Уксус», — решил
он, сунув стклянку куда-то подальше в угол.
«
Куда?» — мелькнул у меня вопрос в голове, а за
ним и ответ: «На круглую софу».
И вдруг эти франты и женщины завоют, заскрипят; лица у
них вытянулись, разложились — хлоп, полетели куда-то в бездну…
Куда же делась поэзия и что делать поэту?
Он как будто остался за штатом.
Идучи по улице, я заметил издали, что один из наших спутников вошел в какой-то дом. Мы шли втроем. «
Куда это
он пошел? пойдемте и мы!» — предложил я. Мы пошли к дому и вошли на маленький дворик, мощенный белыми каменными плитами. В углу, под навесом, привязан был осел, и тут же лежала свинья, но такая жирная, что не могла встать на ноги. Дальше бродили какие-то пестрые, красивые куры, еще прыгал маленький, с крупного воробья величиной, зеленый попугай, каких привозят иногда на петербургскую биржу.
«
Куда?» — «Да в Африку-то», — отвечал
он, помня мой урок.
Я заметил, что
куда ни приедешь, найдешь что-нибудь замечательное; спросишь, откуда
оно, всегда укажут дальше, вперед, а иногда назад.
«Ближайшее, — отвечал
он, — и притом переезд дешевле, нежели куда-нибудь.
— «
Куда же отправитесь, выслужив пенсию?» — «И сам не знаю; может быть, во Францию…» — «А вы знаете по-французски?» — «О да…» — «В самом деле?» И мы живо заговорили с
ним, а до тех пор, правду сказать, кроме Арефьева, который отлично говорит по-английски, у нас рты были точно зашиты.
В других местах,
куда являлись белые с трудом и волею, подвиг вел за собой почти немедленное вознаграждение: едва успевали
они миролюбиво или силой оружия завязывать сношения с жителями, как начиналась торговля, размен произведений, и победители, в самом начале завоевания, могли удовлетворить по крайней мере своей страсти к приобретению.
Деньги за
них высылались из Англии, с разными вычетами, в Капштат,
куда приходилось многим фермерам ездить нарочно за несколько сот миль.
— «
Куда? ведь темно и дождь идет», — возражали
ему любители кейфа.
В первой,
куда мы вошли, стоял диван, перед
ним стол, кругом кресла.
В следующей,
куда мы сейчас же проникли, стояло фортепьяно, круглый, крытый суконной салфеткой стол; на
нем лежало множество хорошеньких безделок.
Когда вы будете на мысе Доброй Надежды, я вам советую не хлопотать ни о лошадях, ни об экипаже, если вздумаете посмотреть колонию: просто отправляйтесь с маленьким чемоданчиком в Long-street в Капштате, в контору омнибусов; там справитесь,
куда и когда отходят
они, и за четвертую часть того, что нам стоило, можете объехать вдвое больше.
И мы оба прыгнули:
он знал
куда, я — нет, но остался на ногах.
«Ух, уф, ах, ох!» — раздавалось по мере того, как каждый из нас вылезал из экипажа. Отель этот был лучше всех, которые мы видели, как и сам Устер лучше всех местечек и городов по нашему пути. В гостиной,
куда входишь прямо с площадки, было все чисто, как у порядочно живущего частного человека: прекрасная новая мебель, крашеные полы, круглый стол, на
нем два большие бронзовые канделябра и ваза с букетом цветов.
«
Куда вы?» — кричал я
ему вслед.
Он из немцев, по имени Вейнерт, жил долго в Москве в качестве учителя музыки или что-то в этом роде, получил за службу пенсион и удалился, по болезни, сначала куда-то в Германию, потом на мыс Доброй Надежды, ради климата.
Жара была невыносимая; лошади по песку скоро ехать не могли, и всадники не знали,
куда деться от солнца:
они раскраснелись ужасно и успели загореть.
Она осветила кроме моря еще озеро воды на палубе, толпу народа, тянувшего какую-то снасть, да протянутые леера, чтоб держаться в качку. Я шагал в воде через веревки, сквозь толпу; добрался кое-как до дверей своей каюты и там, ухватясь за кнехт, чтоб не бросило куда-нибудь в угол, пожалуй на пушку, остановился посмотреть хваленый шторм. Молния как молния, только без грома, или
его за ветром не слыхать. Луны не было.
—
Куда ж
он девался? — спросили мы.
Они не знали,
куда деться от жара, и велели мальчишке-китайцу махать привешенным к потолку, во всю длину столовой, исполинским веером. Это просто широкий кусок полотна с кисейной бахромой; от
него к дверям протянуты снурки, за которые слуга дергает и освежает комнату. Но, глядя на эту затею, не можешь отделаться от мысли, что это — искусственная, временная прохлада, что вот только перестанет слуга дергать за веревку, сейчас на вас опять как будто наденут в бане шубу.
Не было возможности дойти до вершины холма, где стоял губернаторский дом: жарко, пот струился по лицам. Мы полюбовались с полугоры рейдом, городом, которого европейская правильная часть лежала около холма, потом велели скорее вести себя в отель, под спасительную сень, добрались до балкона и заказали завтрак, но прежде выпили множество содовой воды и едва пришли в себя. Несмотря на зонтик, солнце жжет без милосердия ноги, спину, грудь — все,
куда только падает
его луч.
Роскошь потребует редкой дичи, фруктов не по сезону; комфорт будет придерживаться своего обыкновенного стола, но зато
он потребует
его везде,
куда ни забросит судьба человека: и в Африке, и на Сандвичевых островах, и на Нордкапе — везде нужны
ему свежие припасы, мягкая говядина, молодая курица, старое вино.
Куда спрятались жители? зачем не шевелятся
они толпой на этих берегах? отчего не видно работы, возни, нет шума, гама, криков, песен — словом, кипения жизни или «мышьей беготни», по выражению поэта? зачем по этим широким водам не снуют взад и вперед пароходы, а тащится какая-то неуклюжая большая лодка, завешенная синими, белыми, красными тканями?
По-японски
их зовут гокейнсы.
Они старшие в городе, после губернатора и секретарей
его, лица.
Их повели на ют,
куда принесли стулья; гокейнсы сели, а прочие отказались сесть, почтительно указывая на
них. Подали чай, конфект, сухарей и сладких пирожков.
Они выпили чай, покурили, отведали конфект и по одной завернули в свои бумажки, чтоб взять с собой; даже спрятали за пазуху по кусочку хлеба и сухаря. Наливку пили с удовольствием.
«Вы уехали из Нипона, — говорили
они, — так ступайте
куда хотите».
Японцы тихо, с улыбкой удовольствия и удивления, сообщали друг другу замечания на своем звучном языке. Некоторые из
них, и особенно один из переводчиков, Нарабайоси 2-й (
их два брата, двоюродные, иначе гейстра), молодой человек лет 25-ти, говорящий немного по-английски, со вздохом сознался, что все виденное у нас приводит
его в восторг, что
он хотел бы быть европейцем, русским, путешествовать и заглянуть куда-нибудь, хоть бы на Бонинсима…
Я не знаю
его имени:
он принадлежал к свите и не входил с баниосами в каюту,
куда, по тесноте и жару, впускались немногие, только необходимые лица.
Он, воротясь из Едо,
куда был послан, кажется, присутствовать при переговорах с американцами, заменил Льоду и Садагору, как старший.
«Ах ты, Боже мой! ведь сказали, что не сядем, не умеем, и платья у нас не так сшиты, и тяжело нам сидеть на пятках…» — «Да вы сядьте хоть не на пятки, просто, только протяните ноги куда-нибудь в сторону…» — «Не оставить ли
их на фрегате?» — ворчали у нас и наконец рассердились.
Потом тихо поплелись, шаркая подошвами,
куда мы повели
их, не глядя по сторонам.
В отдыхальне, как мы прозвали комнату, в которую нас повели и через которую мы проходили, уже не было никого: сидящие фигуры убрались вон. Там стояли привезенные с нами кресло и четыре стула. Мы тотчас же и расположились на
них. А кому недостало, те присутствовали тут же, стоя. Нечего и говорить, что я пришел в отдыхальню без башмаков:
они остались в приемной зале,
куда я должен был сходить за
ними. Наконец я положил
их в шляпу, и дело там и осталось.
Как
он думает?» Какая вдруг перемена с губернатором: что с
ним сделалось?
куда делся торжественный, сухой и важный тон и гордая мина?
Они думают, что мы и не знаем об этом; что вообще в Европе, как у
них, можно утаить, что, например, целая эскадра идет куда-нибудь или что одно государство может не знать, что другое воюет с третьим.
Однако ничего, вышло недурно, мичман Зеленый хоть
куда: у
него природный юмор, да
он еще насмотрелся на лучших наших комических актеров.
Я видел наконец японских дам: те же юбки, как и у мужчин, закрывающие горло кофты, только не бритая голова, и у тех, которые попорядочнее, сзади булавка поддерживает косу. Все
они смуглянки, и
куда нехороши собой! Говорят,
они нескромно ведут себя — не знаю, не видал и не хочу чернить репутации японских женщин.
Их нынче много ездит около фрегата: все некрасивые, чернозубые; большею частью смотрят смело и смеются; а те из
них, которые получше собой и понаряднее одеты, прикрываются веером.
— «Точно так, ваше высокоблагородие», — отвечал
он, —
куда нам!
Его спросили: отчего у
них такие лодки, с этим разрезом на корме,
куда могут хлестать волны, и с этим неуклюжим, высоким рулем?
Баниосы спрашивали, что заключается в этой записочке, но
им не сказали, так точно, как не объявили и губернатору,
куда и надолго ли мы идем. Мы все думали, что нас остановят, дадут место и скажут, что полномочные едут; но ничего не было. Губернаторы, догадавшись, что мы идем не в Едо, успокоились. Мы сказали, что уйдем сегодня же, если ветер будет хорош.
Это
куда дорога?» — «Эта?.. не знаю», — сказал
он, вопросительно поглядывая на дорогу.