Наши съезжали сегодня на здешний берег,
были в деревне у китайцев, хотели купить рыбы, но те сказали, что и настоящий и будущий улов проданы. Невесело, однако, здесь. Впрочем, давно не было весело: наш путь лежал или по английским портам, или у таких берегов, на которые выйти нельзя, как в Японии, или незачем, как здесь например.
Неточные совпадения
Наконец и те, и другие утомились: европейцы — потерей людей, времени и денег, кафры теряли свои места, их оттесняли от их
деревень, которые
были выжигаемы, и потому обе стороны,
в сентябре 1835 г., вступили
в переговоры и заключили мир, вследствие которого кафры должны
были возвратить весь угнанный ими скот и уступить белым значительный участок земли.
О
деревнях я не говорю: их вовсе нет, все местечки и города;
в немногих из них
есть предместья, состоящие из бедных, низеньких мазанок, где живут нанимающиеся
в городах чернорабочие.
Я хотел
было напомнить детскую басню о лгуне; но как я солгал первый, то мораль
была мне не к лицу. Однако ж пора
было вернуться к
деревне. Мы шли с час все прямо, и хотя шли
в тени леса, все
в белом с ног до головы и легком платье, но
было жарко. На обратном пути встретили несколько малайцев, мужчин и женщин. Вдруг до нас донеслись знакомые голоса. Мы взяли направо
в лес, прямо на голоса, и вышли на широкую поляну.
— Да нет, господа, я прежде всех увидал его; вы еще там,
в деревне,
были, а я… Постойте, я все видел, я все расскажу по порядку.
Вон
деревни жмутся
в теснинах, кое-где разбросаны хижины. А это что: какие-то занавески с нарисованными на них, белой и черной краской, кругами? гербы Физенского и Сатсумского удельных князей, сказали нам гости. Дунул ветерок, занавески заколебались и обнаружили пушки:
в одном месте три, с развалившимися станками,
в другом одна вовсе без станка — как страшно! Наши артиллеристы подозревают, что на этих батареях
есть и деревянные пушки.
Мы стали прекрасно. Вообразите огромную сцену,
в глубине которой, верстах
в трех от вас, видны высокие холмы, почти горы, и у подошвы их куча домов с белыми известковыми стенами, черепичными или деревянными кровлями. Это и
есть город, лежащий на берегу полукруглой бухты. От бухты идет пролив, широкий, почти как Нева, с зелеными, холмистыми берегами, усеянными хижинами, батареями,
деревнями, кедровником и нивами.
В деревне забор
был сплошной: на стене, за стеной росли деревья; из-за них выглядывали цветы.
Возвратясь
в деревню Бо-Тсунг, мы втроем, Посьет, Аввакум и я, зашли
в ворота одного дома, думая, что сейчас за воротами увидим и крыльцо; но забор шел лабиринтом и
был не один, а два, образуя вместе коридор.
Но мы легко раздвинули их, дав знать, что цель наша
была только пройти через
деревню в поля, на холмы.
Вчера и сегодня, 20-го и 21-го, мы шли верстах
в двух от Корейского полуострова;
в 36˚ ‹северной› широты. На юте делали опись ему, а смотреть нечего: все пустынные берега, кое-где покрытые скудной травой и деревьями. Видны изредка
деревни: там такие же хижины и так же жмутся
в тесную кучу, как на Гамильтоне. Кое-где по берегу бродят жители. На море много лодок, должно
быть рыбацкие.
Они назвали залив, где мы стояли, по имени, также и все его берега, мысы, острова,
деревни, сказали даже, что здесь родина их нынешнего короля; еще объявили, что южнее от них, на день езды,
есть место, мимо которого мы уже прошли, большое и торговое, куда свозятся товары
в государстве.
В деревнях по улице бродят лошади: они или заигрывают с нашими лошадьми, или, испуганные звуком колокольчиков, мчатся что
есть мочи, вместе с рыжим поросенком,
в сторону.
— Мама, а не помните ли вы, как вы
были в деревне, где я рос, кажется, до шести — или семилетнего моего возраста, и, главное, были ли вы в этой деревне в самом деле когда-нибудь, или мне только как во сне мерещится, что я вас в первый раз там увидел? Я вас давно уже хотел об этом спросить, да откладывал; теперь время пришло.
Неточные совпадения
Трудись! Кому вы вздумали // Читать такую проповедь! // Я не крестьянин-лапотник — // Я Божиею милостью // Российский дворянин! // Россия — не неметчина, // Нам чувства деликатные, // Нам гордость внушена! // Сословья благородные // У нас труду не учатся. // У нас чиновник плохонький, // И тот полов не выметет, // Не станет печь топить… // Скажу я вам, не хвастая, // Живу почти безвыездно //
В деревне сорок лет, // А от ржаного колоса // Не отличу ячменного. // А мне
поют: «Трудись!»
— А что? запишешь
в книжечку? // Пожалуй, нужды нет! // Пиши: «
В деревне Басове // Яким Нагой живет, // Он до смерти работает, // До полусмерти
пьет!..»
Стародум. Слушай, друг мой! Великий государь
есть государь премудрый. Его дело показать людям прямое их благо. Слава премудрости его та, чтоб править людьми, потому что управляться с истуканами нет премудрости. Крестьянин, который плоше всех
в деревне, выбирается обыкновенно пасти стадо, потому что немного надобно ума пасти скотину. Достойный престола государь стремится возвысить души своих подданных. Мы это видим своими глазами.
Но так как Глупов всем изобилует и ничего, кроме розог и административных мероприятий, не потребляет, другие же страны, как-то: село Недоедово,
деревня Голодаевка и проч.,
суть совершенно голодные и притом до чрезмерности жадные, то естественно, что торговый баланс всегда склоняется
в пользу Глупова.
Анархия царствовала
в городе полная; начальствующих не
было; предводитель удрал
в деревню, старший квартальный зарылся с смотрителем училищ на пожарном дворе
в солому и трепетал.