Неточные совпадения
— Ты думаешь,
там тебе такое
же житье будет, как здесь?
Если
же там какая-нибудь станет до свадьбы добираться — боже сохрани! не моги и подумать!
— Вчера утром. Мне к вечеру
же дали знать: прискакал парнишко; я и отправился, да всю ночь не спал. Все в слезах: и утешать-то надо, и распорядиться:
там у всех руки опустились: слезы да слезы, — я один.
— Эх, матушка Анна Павловна! да кого
же мне и любить-то, как не вас? Много ли у нас таких, как вы? Вы цены себе не знаете. Хлопот полон рот: тут и своя стройка вертится на уме. Вчера еще бился целое утро с подрядчиком, да все как-то не сходимся… а как, думаю, не поехать?.. что она
там, думаю, одна-то, без меня станет делать? человек не молодой: чай, голову растеряет.
Петр Иванович Адуев, дядя нашего героя, так
же как и этот, двадцати лет был отправлен в Петербург старшим своим братом, отцом Александра, и жил
там безвыездно семнадцать лет. Он не переписывался с родными после смерти брата, и Анна Павловна ничего не знала о нем с тех пор, как он продал свое небольшое имение, бывшее недалеко от ее деревни.
И эта улица кончилась, ее преграждает опять то
же, а
там новый порядок таких
же домов.
— Разве они не те
же и здесь, как
там? — хочу я сказать.
— Я смотрю с настоящей — и тебе тоже советую: в дураках не будешь. С твоими понятиями жизнь хороша
там, в провинции, где ее не ведают, —
там и не люди живут, а ангелы: вот Заезжалов — святой человек, тетушка твоя — возвышенная, чувствительная душа, Софья, я думаю, такая
же дура, как и тетушка, да еще…
— Боже сохрани! Искусство само по себе, ремесло само по себе, а творчество может быть и в том и в другом, так
же точно, как и не быть. Если нет его, так ремесленник так и называется ремесленник, а не творец, и поэт без творчества уж не поэт, а сочинитель… Да разве вам об этом не читали в университете? Чему
же вы
там учились?..
— Прекрасно, прекрасно! — сказал ему через несколько дней Петр Иваныч. — Редактор предоволен, только находит, что стиль не довольно строг; ну, да с первого раза нельзя
же всего требовать. Он хочет познакомиться с тобой. Ступай к нему завтра, часов в семь вечера:
там он уж приготовил еще статью.
— Мудрено! с Адама и Евы одна и та
же история у всех, с маленькими вариантами. Узнай характер действующих лиц, узнаешь и варианты. Это удивляет тебя, а еще писатель! Вот теперь и будешь прыгать и скакать дня три, как помешанный, вешаться всем на шею — только, ради бога, не мне. Я тебе советовал бы запереться на это время в своей комнате, выпустить
там весь этот пар и проделать все проделки с Евсеем, чтобы никто не видал. Потом немного одумаешься, будешь добиваться уж другого, поцелуя например…
Если б мы жили среди полей и лесов дремучих — так, а то жени вот этакого молодца, как ты, — много будет проку! в первый год с ума сойдет, а
там и пойдет заглядывать за кулисы или даст в соперницы жене ее
же горничную, потому что права-то природы, о которых ты толкуешь, требуют перемены, новостей — славный порядок! а
там и жена, заметив мужнины проказы, полюбит вдруг каски, наряды да маскарады и сделает тебе того… а без состояния так еще хуже! есть, говорит, нечего!
Об этой неудаче он ни полслова Наденьке; проглотил обиду молча — и концы в воду. «Что
же повесть, — спрашивала она, — напечатали?» — «Нет! — говорил он, — нельзя;
там много такого, что у нас покажется дико и странно…»
Иногда угасшая любовь придет на память, он взволнуется — и за перо: и напишет трогательную элегию. В другой раз желчь хлынет к сердцу и поднимет со дна недавно бушевавшую
там ненависть и презрение к людям, — смотришь — и родится несколько энергических стихов. В то
же время он обдумывал и писал повесть. Он потратил на нее много размышления, чувства, материального труда и около полугода времени. Вот наконец повесть готова, пересмотрена и переписана набело. Тетка была в восхищении.
— Иногда — это разница, — продолжал дядя, — я так и просил; не каждый
же день. Я знал, что он лжет. Что
там делать каждый день? соскучишься!
Она тут
же должна была оправдываться и откупаться разными пожертвованиями, безусловною покорностью: не говорить с тем, не сидеть
там, не подходить туда, переносить лукавые улыбки и шепот хитрых наблюдателей, краснеть, бледнеть, компрометировать себя.
— Что еще
там с ним? Это удивительно, право! Ведь уродится
же этакой! Не вели откладывать кареты. Нечего делать, съезжу. Но уж, право, в последний раз.
— Один покажет вам, — говорил он, — цветок и заставит наслаждаться его запахом и красотой, а другой укажет только ядовитый сок в его чашечке… тогда для вас пропадут и красота, и благоухание… Он заставит вас сожалеть о том, зачем
там этот сок, и вы забудете, что есть и благоухание… Есть разница между этими обоими людьми и между сочувствием к ним. Не ищите
же яду, не добирайтесь до начала всего, что делается с нами и около нас; не ищите ненужной опытности: не она ведет к счастью.
«Животное! — бормотал он про себя, — так вот какая мысль бродит у тебя в уме… а! обнаженные плечи, бюст, ножка… воспользоваться доверчивостью, неопытностью… обмануть… ну, хорошо, обмануть, а
там что? — Та
же скука, да еще, может быть, угрызение совести, а из чего? Нет! нет! не допущу себя, не доведу и ее… О, я тверд! чувствую в себе довольно чистоты души, благородства сердца… Я не паду во прах — и не увлеку ее».
«Что ж за важность, — думал он, идучи за ней, — что я пойду? ведь я так только… взгляну, как у них
там, в беседке… отец звал
же меня; ведь я мог бы идти прямо и открыто… но я далек от соблазна, ей-богу, далек, и докажу это: вот нарочно пришел сказать, что еду… хотя и не еду никуда!
— Да, в деревню:
там ты увидишься с матерью, утешишь ее. Ты
же ищешь покойной жизни: здесь вон тебя все волнует; а где покойнее, как не
там, на озере, с теткой… Право, поезжай! А кто знает? может быть, ты и того… Ох!
— Все в лавочке есть; а чего нет в лавочке, так тут
же где-нибудь в колбасной есть; а
там нет, так в кондитерской; а уж чего в кондитерской нет, так иди в аглицкий магазин: у французов все есть!
— Ну, так как
же вы
там: плохо? — спросил Антон Иваныч.
— Да что, сударь, не на что смотреть! Не узнаешь, что и ешь: немцы накладут в кушанье бог знает чего: и в рот-то взять не захочется. И перец-то у них не такой; подливают в соус чего-то из заморских склянок… Раз угостил меня повар Петра Иваныча барским кушаньем, так три дня тошнило. Смотрю, оливка в кушанье: думал, как и здесь оливка; раскусил — глядь: а
там рыбка маленькая; противно стало, выплюнул; взял другую — и
там то
же; да во всех… ах вы, чтоб вас, проклятые!..
— Хороши
же там у вас девушки: до свадьбы любят! Изменила! мерзавка этакая! Счастье-то само просилось к ней в руки, да не умела ценить, негодница! Увидала бы я ее, я бы ей в рожу наплевала. Чего дядя-то смотрел? Кого это она нашла лучше, посмотрела бы я?.. Что ж, разве одна она? полюбишь в другой раз.