Неточные совпадения
— Я не проповедую коммунизма, кузина, будьте покойны. Я только отвечаю на ваш
вопрос: «что
делать», и хочу доказать, что никто не имеет права не знать жизни. Жизнь сама тронет, коснется, пробудит от этого блаженного успения — и иногда очень грубо. Научить «что
делать» — я тоже не могу, не умею. Другие научат. Мне хотелось бы разбудить вас: вы спите, а не живете. Что из этого выйдет, я не знаю — но не могу оставаться и равнодушным к вашему сну.
— Вы куда хотите поступить на службу? — вдруг раздался однажды над ним
вопрос декана. — Через неделю вы выйдете. Что вы будете
делать?
— Книги! Разве это жизнь? Старые книги
сделали свое дело; люди рвутся вперед, ищут улучшить себя, очистить понятия, прогнать туман, условиться поопределительнее в общественных
вопросах, в правах, в нравах: наконец привести в порядок и общественное хозяйство… А он глядит в книгу, а не в жизнь!
«Что такое Вера?» —
сделал он себе
вопрос и зевнул.
«Где она теперь, что
делает одна? Отчего она не поехала с бабушкой и отчего бабушка даже не позвала ее?» — задавал он себе
вопросы.
Его отвлекали, кроме его труда, некоторые знакомства в городе, которые он успел
сделать. Иногда он обедывал у губернатора, даже был с Марфенькой, и с Верой на загородном летнем празднике у откупщика, но, к сожалению Татьяны Марковны, не пленился его дочерью, сухо ответив на ее
вопросы о ней, что она «барышня».
«А что было мне
делать?» — заключил он
вопросом и мало-помалу поднимал голову, выпрямлялся, морщины разглаживались, лицо становилось покойнее.
Не только Райский, но и сама бабушка вышла из своей пассивной роли и стала исподтишка пристально следить за Верой. Она задумывалась не на шутку, бросила почти хозяйство, забывала всякие ключи на столах, не толковала с Савельем, не сводила счетов и не выезжала в поле. Пашутка не спускала с нее, по обыкновению, глаз, а на
вопрос Василисы, что
делает барыня, отвечала: «Шепчет».
Она села в угол и молчала, избегая его взглядов и не отвечая на
вопросы. В исходе десятого она взяла рабочую корзинку, зонтик и
сделала ему знак идти за собой.
Наконец он решил подойти стороной: нельзя ли ему самому угадать что-нибудь из ее ответов на некоторые прежние свои
вопросы, поймать имя, остановить ее на нем и облегчить ей признание, которое самой ей
сделать, по-видимому, было трудно, хотя и хотелось, и даже обещала она
сделать, да не может.
— Зачем я не раньше почувствовала… ужас своего положения — хотите вы спросить? Да, этот
вопрос и упрек давно мы должны бы были
сделать себе оба и тогда, ответив на него искренно друг другу и самим себе, не ходили бы больше! Поздно!.. — шептала она задумчиво, — впрочем, лучше поздно, чем никогда! Мы сегодня должны один другому ответить на
вопрос: чего мы хотели и ждали друг от друга!..
Теперь ее единственным счастьем на миг — было бы обернуться, взглянуть на него хоть раз и поскорее уйти навсегда, но, уходя, измерить хоть глазами — что она теряла. Ей было жаль этого уносящегося вихря счастья, но она не смела обернуться: это было бы все равно что сказать да на его роковой
вопрос, и она в тоске
сделала шага два на крутизну.
Она вздрогнула от этого
вопроса. Так изумителен, груб и неестествен был он в устах Тушина. Ей казалось непостижимо, как он посягает, без пощады женского, всякому понятного чувства, на такую откровенность, какой женщины не
делают никому. «Зачем? — втайне удивлялась она, — у него должны быть какие-нибудь особые причины — какие?»
— И зовете меня на помощь; думал, что пришла пора медведю «сослужить службу», и чуть было не оказал вам в самом деле «медвежьей услуги», — добавил он, вынимая из кармана и показывая ей обломок бича. — От этого я позволил себе
сделать вам дерзкий
вопрос об имени… Простите меня, ради Бога, и скажите и остальное: зачем вы открыли мне это?
Сам Савелий отвез ее и по возвращении, на
вопросы обступившей его дворни, хотел что-то сказать, но только поглядел на всех, поднял выше обыкновенного кожу на лбу,
сделав складку в палец толщиной, потом плюнул, повернулся спиной и шагнул за порог своей клетушки.
Марк медленно шел к плетню, вяло влез на него и сел, спустив ноги, и не прыгал на дорогу, стараясь ответить себе на
вопрос: «Что он
сделал?»
Этот первый ответ на
вопрос: «что он
сделал», как молот, ударил его в голову.
— Ведь они у меня, и свои и чужие, на жалованье, — отвечал Тушин на
вопрос Райского: «Отчего это?» Пильный завод показался Райскому чем-то небывалым, по обширности, почти по роскоши строений, где удобство и изящество
делали его похожим на образцовое английское заведение. Машины из блестящей стали и меди были в своем роде образцовыми произведениями.
Вы не можете себе представить, с каким затруднением я наполняю эти страницы в виду спящего фельдъегеря в каком-нибудь чулане. Он мне обещает через несколько времени побывать у батюшки, прошу, чтобы это осталось тайною, он видел Михаила два раза, расспросите его об нем. Не знаю, где вообразить себе Николая, умел ли он что-нибудь сделать. Я не
делаю вопросов, ибо на это нет ни места, ни времени. Из Шлиссельбургане было возможности никак следить, ибо солдаты в ужасной строгости и почти не сходят с острова.
Неточные совпадения
Стало быть, если допустить глуповцев рассуждать, то, пожалуй, они дойдут и до таких
вопросов, как, например, действительно ли существует такое предопределение, которое
делает для них обязательным претерпение даже такого бедствия, как, например, краткое, но совершенно бессмысленное градоправительство Брудастого (см. выше рассказ"Органчик")?
А так как
вопрос этот длинный, а руки у них коротки, то очевидно, что существование
вопроса только поколеблет их твердость в бедствиях, но в положении существенного улучшения все-таки не
сделает.
Он не мог уже думать о самом
вопросе смерти, но невольно ему приходили мысли о том, что теперь, сейчас, придется ему
делать: закрывать глаза, одевать, заказывать гроб.
— Еще слово: во всяком случае, советую решить
вопрос скорее. Нынче не советую говорить, — сказал Степан Аркадьич. — Поезжай завтра утром, классически,
делать предложение, и да благословит тебя Бог…
— Откуда я? — отвечал он на
вопрос жены посланника. — Что же
делать, надо признаться. Из Буфф. Кажется, в сотый раз, и всё с новым удовольствием. Прелесть! Я знаю, что это стыдно; но в опере я сплю, а в Буффах до последней минуты досиживаю, и весело. Нынче…