Неточные совпадения
— Серьезная мысль! — повторил он, — ты говоришь
о романе, как
о серьезном деле! А вправду:
пиши, тебе больше нечего делать, как
писать романы…
Райский еще «серьезнее» занялся хождением в окрестности, проникал опять в старые здания, глядел, щупал, нюхал камни, читал надписи, но не разобрал и двух страниц данных профессором хроник, а
писал русскую жизнь, как она снилась ему в поэтических видениях, и кончил тем, что очень «серьезно»
написал шутливую поэму, воспев в ней товарища, написавшего диссертацию «
о долговых обязательствах» и никогда не платившего за квартиру и за стол хозяйке.
Но Райский в сенат не поступил, в академии с бюстов не рисовал, между тем много читал, много
писал стихов и прозы, танцевал, ездил в свет, ходил в театр и к «Армидам» и в это время сочинил три вальса и нарисовал несколько женских портретов. Потом, после бешеной Масленицы, вдруг очнулся, вспомнил
о своей артистической карьере и бросился в академию: там ученики молча, углубленно рисовали с бюста, в другой студии
писали с торса…
— Ведомости
о крестьянах, об оброке,
о продаже хлеба, об отдаче огородов… Помнишь ли, сколько за последние года дохода было? По тысяче четыреста двадцати пяти рублей — вот смотри… — Она хотела щелкнуть на счетах. — Ведь ты получал деньги? Последний раз тебе послано было пятьсот пятьдесят рублей ассигнациями: ты тогда
писал, чтобы не посылать. Я и клала в приказ: там у тебя…
— Я тут тружусь, сижу иногда за полночь,
пишу, считаю каждую копейку: а он рвал! То-то ты ни слова мне
о деньгах, никакого приказа, распоряжения, ничего! Что же ты думал об имении?
— Чудесно! Вот что, — живо сказал он. — Ты знаешь какого-нибудь чиновника в палате, который бы мог
написать бумагу
о передаче имения?
Наконец надо было и ему хлопотать
о себе. Но где ему? Райский поднял на ноги все, профессора приняли участие,
писали в Петербург и выхлопотали ему желанное место в желанном городе.
— Только вот беда, — продолжал Леонтий, — к книгам холодна. По-французски болтает проворно, а дашь книгу, половины не понимает; по-русски
о сю пору с ошибками
пишет. Увидит греческую печать, говорит, что хорошо бы этакий узор на ситец, и ставит книги вверх дном, а по-латыни заглавия не разберет. Opera Horatii [Сочинения Горация (лат.).] — переводит «Горациевы оперы»!..
— Так ты
пишешь роман…
о чем же?
— Не
пиши, пожалуйста, только этой мелочи и дряни, что и без романа на всяком шагу в глаза лезет. В современной литературе всякого червяка, всякого мужика, бабу — всё в роман суют… Возьми-ка предмет из истории, воображение у тебя живое,
пишешь ты бойко. Помнишь,
о древней Руси ты
писал!.. А то далась современная жизнь!.. муравейник, мышиная возня: дело ли это искусства!.. Это газетная литература!
— Я ошибся: не про тебя то, что говорил я. Да, Марфенька, ты права: грех хотеть того, чего не дано, желать жить, как живут эти барыни,
о которых в книгах
пишут. Боже тебя сохрани меняться, быть другою! Люби цветы, птиц, занимайся хозяйством, ищи веселого окончания и в книжках, и в своей жизни…
Он запирался у себя,
писал программу романа и внес уже на страницы ее заметку «
о ядовитости скуки». Страдая этим уже не новейшим недугом, он подвергал его психологическому анализу, вынимая данные из себя.
Наконец упрямо привязался к воспоминанию
о Беловодовой, вынул ее акварельный портрет, стараясь привести на память последний разговор с нею, и кончил тем, что
написал к Аянову целый ряд писем — литературных произведений в своем роде, требуя от него подробнейших сведений обо всем, что касалось Софьи: где, что она, на даче или в деревне?
— Нет,
о пожаре не
пишут, а сказано только, что «его величество посетил народное собрание».
— Теперь всё «вопросы» пошли! — сиплым голосом вмешался полнокровный полковник, — из Петербурга я получил письмо от нашего полкового адъютанта: и тот
пишет, что теперь всех занимает «вопрос»
о перемене формы в армии…
— А, попадья? Так это ты
пишешь: ах, это любопытно! — сказал Райский и даже потер коленки одна
о другую от предстоящего удовольствия, и погрузился в чтение.
«Я кругом виновата, милая Наташа, что не
писала к тебе по возвращении домой: по обыкновению, ленилась, а кроме того, были другие причины,
о которых ты сейчас узнаешь. Главную из них ты знаешь — это (тут три слова были зачеркнуты)… и что иногда не на шутку тревожит меня. Но об этом наговоримся при свидании.
С мыслью
о письме и сама Вера засияла опять и приняла в его воображении образ какого-то таинственного, могучего, облеченного в красоту зла, и тем еще сильнее и язвительнее казалась эта красота. Он стал чувствовать в себе припадки ревности, перебирал всех, кто был вхож в дом, осведомлялся осторожно у Марфеньки и бабушки, к кому они все
пишут и кто
пишет к ним.
Он
написал ей ответ, где повторил
о своем намерении уехать, не повидавшись с нею, находя, что это единственный способ исполнить ее давнишнее требование, — оставить ее в покое и прекратить свою собственную пытку. Потом разорвал свой дневник и бросил по ветру клочки, вполне разочарованный в произведениях своей фантазии.
Он вскрыл письмо и увидал, что Аянов
пишет, между прочим,
о ней, отвечая на его письмо.
—
О письмах, которые ты
писала ко мне…
— Но исполните, конечно, ее просьбу: не тревожить ее больше, не напоминать
о себе… не
писать, не посещать этих мест…
Он не договорил и задумался. А он ждал ответа на свое письмо к жене. Ульяна Андреевна недавно
написала к хозяйке квартиры, чтобы ей прислали… теплый салоп, оставшийся дома, и дала свой адрес, а
о муже не упомянула. Козлов сам отправил салоп и
написал ей горячее письмо — с призывом, говорил
о своей дружбе, даже
о любви…
«Спешу — в здравом уме и твердой памяти, —
писал он, — уведомить вас первого, любезный Кирилов,
о новой и неожиданной, только что открывшейся для меня перспективе искусства и деятельности…
Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет,
о петербургском ничего нет, а
о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик
пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Стародум(один). Он, конечно,
пишет ко мне
о том же,
о чем в Москве сделал предложение. Я не знаю Милона; но когда дядя его мой истинный друг, когда вся публика считает его честным и достойным человеком… Если свободно ее сердце…
Г-жа Простакова. Полно, братец,
о свиньях — то начинать. Поговорим-ка лучше
о нашем горе. (К Правдину.) Вот, батюшка! Бог велел нам взять на свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с того света дядюшки
пишут. Сделай милость, мой батюшка, потрудись, прочти всем нам вслух.
"Сижу я, —
пишет он, — в унылом моем уединении и всеминутно
о том мыслю, какие законы к употреблению наиболее благопотребны суть.
Но он не без основания думал, что натуральный исход всякой коллизии [Колли́зия — столкновение противоположных сил.] есть все-таки сечение, и это сознание подкрепляло его. В ожидании этого исхода он занимался делами и
писал втихомолку устав «
о нестеснении градоначальников законами». Первый и единственный параграф этого устава гласил так: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя в действии облегчит».