Неточные совпадения
— Отчего же запретил
о нем
писать генерал-губернатор?
В начале прошлого столетия, в 1806 году,
о Китайгородской стене
писал П. С. Валуев: «Стены Китая от злоупотребления обращены в постыдное положение.
Был август 1883 года, когда я вернулся после пятимесячного отсутствия в Москву и отдался литературной работе:
писал стихи и мелочи в «Будильнике», «Развлечении», «Осколках», статьи по различным вопросам, давал отчеты
о скачках и бегах в московские газеты.
Я пообещал ничего не
писать об этом происшествии и, конечно, ничего не рассказал приставу
о том, что видел ночью, но тогда же решил заняться исследованием Грачевки, так похожей на Хитровку, Арженовку, Хапиловку и другие трущобы, которые я не раз посещал.
В те самые времена,
о которых я
пишу сейчас, был у меня один разговор...
Ученические выставки пользовались популярностью, их посещали,
о них
писали, их любила Москва. И владельцы галерей, вроде Солдатенкова, и никому не ведомые москвичи приобретали дешевые картины, иногда будущих знаменитостей, которые впоследствии приобретали огромную ценность.
Еще в прошлом столетии упоминалось
о связи «Ада» с каракозовским процессом, но
писать об этом, конечно, было нельзя.
У меня сохранилась запись очевидца
о посещении этой трущобы: «Мне пришлось, —
пишет автор записи, — быть у одного из чиновников, жившего в этом доме.
О последней так много писалось тогда и, вероятно, еще будет писаться в мемуарах современников, которые знали только одну казовую сторону: исполнительные собрания с участием знаменитостей, симфонические вечера, литературные собеседования, юбилеи писателей и артистов с крупными именами,
о которых будут со временем
писать… В связи с ними будут, конечно, упоминать и Литературно-художественный кружок, насчитывавший более 700 членов и 54 875 посещений в год.
И пошел одиноко поэт по бульвару… А вернувшись в свою пустую комнату,
пишет 27 августа 1833 года жене: «Скажи Вяземскому, что умер тезка его, князь Петр Долгоруков, получив какое-то наследство и не успев промотать его в Английском клубе,
о чем здешнее общество весьма жалеет. В клубе не был, чуть ли я не исключен, ибо позабыл возобновить свой билет, надобно будет заплатить штраф триста рублей, а я бы весь Английский клуб готов продать за двести рублей».
Как это выступление, так и ряд последующих протестов, выражавшихся в неорганизованных вспышках, оставались в стенах университета. Их подавляли арестами и высылками,
о которых большинство москвичей и не знало, так как в газетах было строго запрещено
писать об этом.
В литературе
о банном быте Москвы ничего нет. Тогда все это было у всех на глазах, и никого не интересовало
писать о том, что все знают: ну кто будет читать
о банях? Только в словаре Даля осталась пословица, очень характерная для многих бань: «Торговые бани других чисто моют, а сами в грязи тонут!»
Райский пришел к себе и начал с того, что списал письмо Веры слово в слово в свою программу, как материал для характеристики. Потом он погрузился в глубокое раздумье, не о том, что она
писала о нем самом: он не обиделся ее строгими отзывами и сравнением его с какой-то влюбчивой Дашенькой. «Что она смыслит в художественной натуре!» — подумал он.
Если б у меня был читатель и прочел все то, что я уже
написал о моих приключениях, то, нет сомнения, ему нечего было бы объяснять, что я решительно не создан для какого бы то ни было общества.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Нет,
о петербургском ничего нет, а
о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик
пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя, милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
Стародум(один). Он, конечно,
пишет ко мне
о том же,
о чем в Москве сделал предложение. Я не знаю Милона; но когда дядя его мой истинный друг, когда вся публика считает его честным и достойным человеком… Если свободно ее сердце…
Г-жа Простакова. Полно, братец,
о свиньях — то начинать. Поговорим-ка лучше
о нашем горе. (К Правдину.) Вот, батюшка! Бог велел нам взять на свои руки девицу. Она изволит получать грамотки от дядюшек. К ней с того света дядюшки
пишут. Сделай милость, мой батюшка, потрудись, прочти всем нам вслух.
"Сижу я, —
пишет он, — в унылом моем уединении и всеминутно
о том мыслю, какие законы к употреблению наиболее благопотребны суть.
Но он не без основания думал, что натуральный исход всякой коллизии [Колли́зия — столкновение противоположных сил.] есть все-таки сечение, и это сознание подкрепляло его. В ожидании этого исхода он занимался делами и
писал втихомолку устав «
о нестеснении градоначальников законами». Первый и единственный параграф этого устава гласил так: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя в действии облегчит».