Неточные совпадения
Райский одет был в домашнее серенькое пальто, сидел с
ногами на диване.
Полоумную Феклушку нарисовал в пещере, очень удачно осветив одно лицо и разбросанные волосы, корпус же скрывался во мраке: ни терпенья, ни уменья не хватило у него доделывать руки,
ноги и корпус. И как целое утро высидеть, когда солнце так весело и щедро льет лучи
на луг и реку…
Заболеет ли кто-нибудь из людей — Татьяна Марковна вставала даже ночью, посылала ему спирту, мази, но отсылала
на другой день в больницу, а больше к Меланхолихе, доктора же не звала. Между тем чуть у которой-нибудь внучки язычок зачешется или брюшко немного вспучит, Кирюшка или Влас скакали, болтая локтями и
ногами на неоседланной лошади, в город, за доктором.
Но дома то сигару закурит, то сядет с
ногами на диван, почитает или замечтается, и в голове раздадутся звуки. Он за фортепиано — и забудется.
— Посмотрите: ни одной черты нет верной. Эта
нога короче, у Андромахи плечо не
на месте; если Гектор выпрямится, так она ему будет только по брюхо. А эти мускулы, посмотрите…
В комнате никого, только в незакрытое занавесом окно ворвались лучи солнца и вольно гуляют по зеркалам, дробятся
на граненом хрустале. Раскрытая книга валяется
на полу, у
ног ее ощипанные листья цветка…
Она сидит, опершись локтями
на стол, положив лицо в ладони, и мечтает, дремлет или… плачет. Она в неглиже, не затянута в латы негнущегося платья, без кружев, без браслет, даже не причесана; волосы небрежно, кучей лежат в сетке; блуза стелется по плечам и падает широкими складками у
ног.
На ковре лежат две атласные туфли:
ноги просто в чулках покоятся
на бархатной скамеечке.
На крыльце, вроде веранды, уставленной большими кадками с лимонными, померанцевыми деревьями, кактусами, алоэ и разными цветами, отгороженной от двора большой решеткой и обращенной к цветнику и саду, стояла девушка лет двадцати и с двух тарелок, которые держала перед ней девочка лет двенадцати, босая, в выбойчатом платье, брала горстями пшено и бросала птицам. У
ног ее толпились куры, индейки, утки, голуби, наконец воробьи и галки.
Наше дело теперь — понемногу опять взбираться
на потерянный путь и… достигать той же крепости, того же совершенства в мысли, в науке, в правах, в нравах и в твоем «общественном хозяйстве»… цельности в добродетелях и, пожалуй, в пороках! низость, мелочи, дрянь — все побледнеет: выправится человек и опять встанет
на железные
ноги…
Оттого много
на свете погибших: праздных, пьяниц с разодранными локтями, одна
нога в туфле, другая в калоше, нос красный, губы растрескались, винищем разит!
Она не знала, что ей надо делать, чтоб быть не ребенком, чтоб
на нее смотрели, как
на взрослую, уважали, боялись ее. Она беспокойно оглядывалась вокруг, тиранила пальцами кончик передника, смотрела себе под
ноги.
Она привстала немного, оперлась коленкой
на его
ногу и звучно поцеловала его и хотела сесть, но он удержал ее.
Он, не обращая
на Райского внимания, переменил панталоны и сел в большом кресле, с
ногами, так что коленки пришлись вровень с лицом. Он положил
на них бороду.
Сжавшись в комок, он сидел неподвижен:
ноги, руки не шевелились, точно замерли, глаза смотрели
на все покойно или холодно.
Райский увидел еще фигуру, которая уже влезла
на плетень и вытянула
ноги, чтоб соскочить в огород. Он крепко схватил ее за руку.
С той стороны отодвинули задвижку; Райский толкнул калитку
ногой, и она отворилась. Перед ним стоял Савелий: он бросился
на Райского и схватил его за грудь…
Если б только одно это, я бы назвал его дураком — и дело с концом, а он затопал
ногами, грозил пальцем, стучал палкой: «Я тебя, говорит, мальчишку, в острог: я тебя туда, куда ворон костей не заносил; в двадцать четыре часа в мелкий порошок изотру, в бараний рог согну,
на поселение сошлю!» Я дал ему истощить весь словарь этих нежностей, выслушал хладнокровно, а потом прицелился в него.
По двору, под
ногами людей и около людских, у корыта с какой-то кашей, толпились куры и утки, да нахально везде бегали собаки, лаявшие натощак без толку
на всякого прохожего, даже иногда
на своих, наконец друг
на друга.
Заглянув в свою бывшую спальню, в две, три другие комнаты, он вошел в угловую комнату, чтоб взглянуть
на Волгу. Погрузясь в себя, тихо и задумчиво отворил он
ногой дверь, взглянул и… остолбенел.
— Пустите меня, ради Бога: я
на свежий воздух хочу!.. — сказал он в тоске, вставая и выпутывая
ноги из ее юбок.
— А Тит Никоныч так и увивается около вас, чуть
на вас не молится — всегда у ваших
ног! Только подайте знак — и он будет счастливейший смертный!
Он бросился за ней, и через минуту оба уже где-то хохотали, а еще через минуту послышались вверху звуки резвого вальса
на фортепиано, с топотом
ног над головой Татьяны Марковны, а потом кто-то точно скатился с лестницы, а дальше промчались по двору и бросились в сад, сначала Марфенька, за ней Викентьев, и звонко из саду доносились их говор, пение и смех.
Бабушка поглядела в окно и покачала головой.
На дворе куры, петухи, утки с криком бросились в стороны, собаки с лаем поскакали за бегущими, из людских выглянули головы лакеев, женщин и кучеров, в саду цветы и кусты зашевелились, точно живые, и не
на одной гряде или клумбе остался след вдавленного каблука или маленькой женской
ноги, два-три горшка с цветами опрокинулись, вершины тоненьких дерев, за которые хваталась рука, закачались, и птицы все до одной от испуга улетели в рощу.
— Матушка, матушка! — завопил Опенкин, опускаясь
на колени и хватая ее за
ноги, — дай ножку, благодетельница, прости…
Ей стригут волосы коротко и одевают в платье, сделанное из старой юбки, но так, что не разберешь, задом или наперед сидело оно
на ней;
ноги обуты в большие не по летам башмаки.
Телега ехала с грохотом, прискакивая; прискакивали и мужики; иной сидел прямо, держась обеими руками за края, другой лежал, положив голову
на третьего, а третий, опершись рукой
на локоть, лежал в глубине, а
ноги висели через край телеги.
— Как вы смеете говорить это? — сказала она, глядя
на него с
ног до головы. И он глядел
на нее с изумлением, большими глазами.
Ноги не умещались под стулом, а хватали
на середину комнаты, путались между собой и мешали ходить. Им велено быть скромными, говорить тихо, а из утробы четырнадцатилетнего птенца, вместо шепота, раздавался громовой бас; велел отец сидеть чинно, держать ручки
на брюшке, а
на этих, еще тоненьких, «ручках» уж отросли громадные, угловатые кулаки.
— Кто, кто передал тебе эти слухи, говори! Этот разбойник Марк? Сейчас еду к губернатору. Татьяна Марковна, или мы не знакомы с вами, или чтоб
нога этого молодца (он указал
на Райского) у вас в доме никогда не была! Не то я упеку и его, и весь дом, и вас в двадцать четыре часа куда ворон костей не занашивал…
— Пойду прочь, а то еще подумает, что занимаюсь ею… дрянь! — ворчал он вслух, а
ноги сами направлялись уже к ее крыльцу. Но не хватило духу отворить дверь, и он торопливо вернулся к себе, облокотился
на стол локтями и просидел так до вечера.
Она вздрогнула, потом вдруг вынула из кармана ключ, которым заперла дверь, и бросила ему в
ноги. После этого руки у ней упали неподвижно, она взглянула
на Райского мутно, сильно оттолкнула его, повела глазами вокруг себя, схватила себя обеими руками за голову — и испустила крик, так что Райский испугался и не рад был, что вздумал будить женское заснувшее чувство.
Райский стал раскаиваться в своем артистическом намерении посмотреть грозу, потому что от ливня намокший зонтик пропускал воду ему
на лицо и
на платье,
ноги вязли в мокрой глине, и он, забывши подробности местности, беспрестанно натыкался в роще
на бугры,
на пни или скакал в ямы.
Наконец он уткнулся в плетень, ощупал его рукой, хотел поставить
ногу в траву — поскользнулся и провалился в канаву. С большим трудом выкарабкался он из нее, перелез через плетень и вышел
на дорогу. По этой крутой и опасной горе ездили мало, больше мужики, порожняком, чтобы не делать большого объезда, в телегах,
на своих смирных, запаленных, маленьких лошадях в одиночку.
— Мы уж познакомились, — сказал, кланяясь, Тушин, —
на дороге подобрали вашего внука и вместе приехали. Благодарю покорно, мне ничего не нужно. А вот вы, Борис Павлыч, переоделись бы: у вас
ноги мокрые!
— Что ж, я очень рад! — злым голосом говорил он, стараясь не глядеть
на нее. — Теперь у тебя есть защитник, настоящий герой, с
ног до головы!..
Она оперлась коленом
на скамеечку, у
ног бабушки.
Он видел, что собирается гроза, и начал метаться в беспокойстве, не зная, чем отвратить ее! Он поджимал под себя
ноги и клал церемонно шляпу
на колени или вдруг вскакивал, подходил к окну и высовывался из него почти до колен.
Она, закрытая совсем кустами, сидела
на берегу, с обнаженными
ногами, опустив их в воду, распустив волосы, и, как русалка, мочила их, нагнувшись с берега. Райский прошел дальше, обогнул утес: там, стоя по горло в воде, купался m-r Шарль.
Она, не глядя
на него, своей рукой устранила его руки и, едва касаясь
ногами травы, понеслась по лугу, не оглянулась назад и скрылась за деревьями сада, в аллее, ведущей к обрыву.
Едва Вера вышла, Райский ускользнул вслед за ней и тихо шел сзади. Она подошла к роще, постояла над обрывом, глядя в темную бездну леса, лежащую у ее
ног, потом завернулась в мантилью и села
на свою скамью.
Он чутко понимает потребность не только другого, ближнего, несчастного, и спешит подать руку помощи, утешения, но входит даже в положение — вон этой ползущей букашки, которую бережно сажает с дорожки
на куст, чтоб уберечь от
ноги прохожего.
Козлов долго всматривался, потом узнал Райского, проворно спустил
ноги с постели и сел, глядя
на него.
Он обошел весь сад, взглянул
на ее закрытые окна, подошел к обрыву и погрузил взгляд в лежащую у
ног его пропасть тихо шумящих кустов и деревьев.
— Пойдемте туда! — говорила она, указывая какой-нибудь бугор, и едва доходили они туда, она тащила его в другое место или взглянуть с какой-нибудь высоты
на круто заворотившуюся излучину Волги, или шла по песку, где вязли
ноги, чтоб подойти поближе к воде.
Выстрел повторился. Она рванулась, но две сильные руки за плеча посадили ее
на лавку. Она посмотрела
на Райского с
ног до головы и тряхнула головой от ярости.
Он сел
на том месте, где стоял, и с ужасом слушал шум раздвигаемых ею ветвей и треск сухих прутьев под
ногами.
После каждого выстрела он прислушивался несколько минут, потом шел по тропинке, приглядываясь к кустам, по-видимому ожидая Веру. И когда ожидания его не сбывались, он возвращался в беседку и начинал ходить под «чертову музыку», опять бросался
на скамью, впуская пальцы в волосы, или ложился
на одну из скамей, кладя по-американски
ноги на стол.
Она в темноте искала ступенек
ногой — он шагнул из беседки прямо
на землю, подал ей руку и помог сойти.
Он содрогнулся опять при мысли употребить грубый, площадной обман — да и не поддастся она ему теперь. Он топнул
ногой и вскочил
на плетень, перекинув
ноги на другую сторону.
Он крался, как вор, ощупью, проклиная каждый хрустнувший сухой прут под
ногой, не чувствуя ударов ветвей по лицу. Он полз наудачу, не зная места свиданий. От волнения он садился
на землю и переводил дух.