Неточные совпадения
На всякую другую жизнь
у него не было никакого взгляда, никаких понятий, кроме тех, какие дают свои и иностранные газеты. Петербургские страсти, петербургский взгляд, петербургский годовой обиход пороков и добродетелей, мыслей, дел, политики и даже, пожалуй, поэзии — вот где вращалась жизнь его, и он не порывался из этого круга,
находя в нем полное до роскоши удовлетворение своей натуре.
Они знали, на какое употребление уходят
у него деньги, но на это они смотрели снисходительно, помня нестрогие нравы повес своего времени и
находя это в мужчине естественным. Только они, как нравственные женщины, затыкали уши, когда он захочет похвастаться перед ними своими шалостями или когда кто другой вздумает довести до их сведения о каком-нибудь его сумасбродстве.
Зато внизу,
у Николая Васильевича, был полный беспорядок. Старые предания мешались там с следами современного комфорта. Подле тяжелого буля стояла откидная кушетка от Гамбса, высокий готический камин прикрывался ширмами с картинами фоблазовских нравов, на столах часто утро заставало остатки ужина, на диване можно было
найти иногда женскую перчатку, ботинку, в уборной его — целый магазин косметических снадобьев.
Три полотна переменил он и на четвертом нарисовал ту голову, которая снилась ему, голову Гектора и лицо Андромахи и ребенка. Но рук не доделал: «Это последнее дело, руки!» — думал он. Костюмы набросал наобум, кое-как, что наскоро прочел
у Гомера: других источников под рукой не было, а где их искать и скоро ли
найдешь?
Спасая искренно и горячо от сетей «благодетеля», открывая глаза и матери и дочери на значение благодеяний — он влюбился сам в Наташу. Наташа влюбилась в него — и оба
нашли счастье друг в друге, оба
у смертного одра матери получили на него благословение.
«Где же тут роман? — печально думал он, — нет его! Из всего этого материала может выйти разве пролог к роману! а самый роман — впереди, или вовсе не будет его! Какой роман
найду я там, в глуши, в деревне! Идиллию, пожалуй, между курами и петухами, а не роман
у живых людей, с огнем, движением, страстью!»
Подарков он не принимал, потому что нечем было отдарить. Ему
находили уроки, заказывали диссертации и дарили за это белье, платье, редко деньги, а чаще всего книги, которых от этого
у него накопилось больше, нежели дров.
— Да, царь и ученый: ты знаешь, что прежде в центре мира полагали землю, и все обращалось вокруг нее, потом Галилей, Коперник —
нашли, что все обращается вокруг солнца, а теперь открыли, что и солнце обращается вокруг другого солнца. Проходили века — и явления физического мира поддавались всякой из этих теорий. Так и жизнь: подводили ее под фатум, потом под разум, под случай — подходит ко всему.
У бабушки есть какой-то домовой…
Я вижу, где обман, знаю, что все — иллюзия, и не могу ни к чему привязаться, не
нахожу ни в чем примирения: бабушка не подозревает обмана ни в чем и ни в ком, кроме купцов, и любовь ее, снисхождение, доброта покоятся на теплом доверии к добру и людям, а если я… бываю снисходителен, так это из холодного сознания принципа,
у бабушки принцип весь в чувстве, в симпатии, в ее натуре!
— Вы говорите, — начал, однако, он, — что
у меня есть талант: и другие тоже говорят, даже
находят во мне таланты. Я, может быть, и художник в душе, искренний художник, — но я не готовился к этому поприщу…
Он шел к бабушке и
у ней в комнате, на кожаном канапе, за решетчатым окном,
находил еще какое-то колыханье жизни, там еще была ему какая-нибудь работа, ломать старый век.
— И я добра вам хочу. Вот
находят на вас такие минуты, что вы скучаете, ропщете; иногда я подкарауливал и слезы. «Век свой одна, не с кем слова перемолвить, — жалуетесь вы, — внучки разбегутся, маюсь, маюсь весь свой век — хоть бы Бог прибрал меня! Выйдут девочки замуж, останусь как перст» и так далее. А тут бы подле вас сидел почтенный человек, целовал бы
у вас руки, вместо вас ходил бы по полям, под руку водил бы в сад, в пикет с вами играл бы… Право, бабушка, что бы вам…
Он почти со скрежетом зубов ушел от нее, оставив
у ней книги. Но, обойдя дом и воротясь к себе в комнату, он
нашел уже книги на своем столе.
У меня есть защитник, а
найди ты себе!
— Ну, я сказал, что…
у вас: что одни вы привезли с собой, а другие я
нашел в вашей библиотеке — вон Вольтера…
А плечи
у ней были белы и круглы, так что Райский
находил их не совсем недостойными кисти.
— Вот
нашел с кем гулять!
У ней есть провожатый, — сказала бабушка, — monsieur Шарль.
Он на другой день утром взял
у Шмита porte-bouquet и обдумывал, из каких цветов должен быть составлен букет для Марфеньки. Одних цветов нельзя было
найти в позднюю пору, другие не годились.
Она, наклонив голову, стояла
у подъема на обрыв, как убитая. Она припоминала всю жизнь и не
нашла ни одной такой горькой минуты в ней.
У ней глаза были полны слез.
Она засмеялась, потом поглядела кругом, поцеловала записку, покраснела до ушей и, спрыгнув с постели, спрятала ее в свой шкафчик, где
у нее хранились лакомства. И опять подбежала к туалету, посмотреть, нет ли чего-нибудь еще, и
нашла еще футлярчик.
Что бабушка страдает невыразимо — это ясно. Она от скорби изменилась, по временам горбится, пожелтела,
у ней прибавились морщины. Но тут же рядом, глядя на Веру или слушая ее, она вдруг выпрямится, взгляд ее загорится такою нежностью, что как будто она теперь только
нашла в Вере не прежнюю Веру, внучку, но собственную дочь, которая стала ей еще милее.
В ожидании какого-нибудь серьезного труда, какой могла дать ей жизнь со временем, по ее уму и силам, она положила не избегать никакого дела, какое представится около нее, как бы оно просто и мелко ни было, —
находя, что, под презрением к мелкому, обыденному делу и под мнимым ожиданием или изобретением какого-то нового, еще небывалого труда и дела, кроется
у большей части просто лень или неспособность, или, наконец, больное и смешное самолюбие — ставить самих себя выше своего ума и сил.
— Она вам доверяет, стало быть, вы можете объяснить ей, как дико противиться счастью. Ведь она не
найдет его там,
у себя… Вы посоветовали бы ей не мучать себя и другого и постарались бы поколебать эту бабушкину мораль… Притом я предлагаю ей…
Неточные совпадения
Только трех Матрен // Да Луку с Петром // Помяну добром. //
У Луки с Петром // Табачку нюхнем, // А
у трех Матрен // Провиант
найдем.
Чу! конь стучит копытами, // Чу, сбруя золоченая // Звенит… еще беда! // Ребята испугалися, // По избам разбежалися, //
У окон заметалися // Старухи, старики. // Бежит деревней староста, // Стучит в окошки палочкой. // Бежит в поля, луга. // Собрал народ: идут — кряхтят! // Беда! Господь прогневался, //
Наслал гостей непрошеных, // Неправедных судей! // Знать, деньги издержалися, // Сапожки притопталися, // Знать, голод разобрал!..
Подумавши, оставили // Меня бурмистром: правлю я // Делами и теперь. // А перед старым барином // Бурмистром Климку на́звали, // Пускай его! По барину // Бурмистр! перед Последышем // Последний человек! //
У Клима совесть глиняна, // А бородища Минина, // Посмотришь, так подумаешь, // Что не
найти крестьянина // Степенней и трезвей. // Наследники построили // Кафтан ему: одел его — // И сделался Клим Яковлич // Из Климки бесшабашного // Бурмистр первейший сорт.
Г-жа Простакова. На него, мой батюшка,
находит такой, по-здешнему сказать, столбняк. Ино — гда, выпуча глаза, стоит битый час как вкопанный. Уж чего — то я с ним не делала; чего только он
у меня не вытерпел! Ничем не проймешь. Ежели столбняк и попройдет, то занесет, мой батюшка, такую дичь, что
у Бога просишь опять столбняка.
Скотинин. Худой покой! ба! ба! ба! да разве светлиц
у меня мало? Для нее одной отдам угольную с лежанкой. Друг ты мой сердешный! коли
у меня теперь, ничего не видя, для каждой свинки клевок особливый, то жене
найду светелку.