Жилось ему сносно: здесь не было ни в ком претензии казаться чем-нибудь другим, лучше, выше, умнее, нравственнее; а между тем на самом деле оно было выше, нравственнее, нежели казалось, и едва ли не умнее. Там, в куче людей с развитыми понятиями, бьются из того, чтобы быть проще, и не умеют; здесь, не
думая о том, все просты, никто не лез из кожи подделаться под простоту.
Неточные совпадения
Они молча шли. Аянов насвистывал, а Райский шел, склоня голову,
думая то о Софье,
то о романе. На перекрестке, где предстояло расходиться, Райский вдруг спросил...
Он закроет глаза и хочет поймать,
о чем он
думает, но не поймает; мысли являются и утекают, как волжские струи: только в нем точно поет ему какой-то голос, и в голове, как в каком-то зеркале, стоит
та же картина, что перед глазами.
—
О чем ты
думаешь? — раздался слабый голос у него над ухом. — Дай еще пить… Да не гляди на меня, — продолжала она, напившись, — я стала ни на что не похожа! Дай мне гребенку и чепчик, я надену. А
то ты… разлюбишь меня, что я такая… гадкая!..
— Я тут тружусь, сижу иногда за полночь, пишу, считаю каждую копейку: а он рвал! То-то ты ни слова мне
о деньгах, никакого приказа, распоряжения, ничего! Что же ты
думал об имении?
Но Райский раза три повел его туда. Леонтий не обращал внимания на Ульяну Андреевну и жадно ел, чавкая вслух и
думая о другом, и потом робко уходил домой, не говоря ни с кем, кроме соседа,
то есть Райского.
— Ты все
тот же старый студент, Леонтий! Все нянчишься с отжившей жизнью, а
о себе не
подумаешь, кто ты сам?
Отречься от себя, быть всем слугой, отдавать все бедным, любить всех больше себя, даже
тех, кто нас обижает, не сердиться, трудиться, не
думать слишком
о нарядах и
о пустяках, не болтать… ужас, ужас!
Он засмеялся и ушел от нее —
думать о Вере, с которой он все еще не нашел случая объясниться «
о новом чувстве» и
о том, сколько оно счастья и радости приносит ему.
Райский пришел к себе и начал с
того, что списал письмо Веры слово в слово в свою программу, как материал для характеристики. Потом он погрузился в глубокое раздумье, не
о том, что она писала
о нем самом: он не обиделся ее строгими отзывами и сравнением его с какой-то влюбчивой Дашенькой. «Что она смыслит в художественной натуре!» —
подумал он.
Вера не вынесла бы грубой неволи и бежала бы от бабушки, как убегала за Волгу от него, Райского, словом — нет средств! Вера выросла из круга бабушкиной опытности и морали,
думал он, и
та только раздражит ее своими наставлениями или, пожалуй, опять заговорит
о какой-нибудь Кунигунде — и насмешит. А Вера потеряет и последнюю искру доверия к ней.
О, Боже сохрани! Если уже зло неизбежно,
думала она,
то из двух зол меньшее будет — отдать письма бабушке, предоставить ей сделать, что нужно сделать. Бабушка тоже не ошибется, они теперь понимают друг друга.
Вера успокоилась с этой стороны и мысленно перенеслась с Тушиным в беседку,
думая с тоской и замиранием сердца от страха
о том: «Не вышло бы чего-нибудь! Если б этим кончилось! Что там теперь делается!»
— Виноват опять! — сказал он, — я не в
ту силу поворотил. Оставим речь обо мне, я удалился от предмета. Вы звали меня, чтоб сообщить мне
о сплетне, и
думали, что это обеспокоит меня, — так? Успокойтесь же и успокойте Веру Васильевну, увезите ее, — да чтоб она не слыхала об этих толках! А меня это не обеспокоит!
— Останьтесь, останьтесь! — пристала и Марфенька, вцепившись ему в плечо. Вера ничего не говорила, зная, что он не останется, и
думала только, не без грусти, узнав его характер,
о том, куда он теперь денется и куда денет свои досуги, «таланты», которые вечно будет только чувствовать в себе и не сумеет ни угадать своего собственного таланта, ни остановиться на нем и приспособить его к делу.
Неточные совпадения
Но он не без основания
думал, что натуральный исход всякой коллизии [Колли́зия — столкновение противоположных сил.] есть все-таки сечение, и это сознание подкрепляло его. В ожидании этого исхода он занимался делами и писал втихомолку устав «
о нестеснении градоначальников законами». Первый и единственный параграф этого устава гласил так: «Ежели чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие,
то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя в действии облегчит».
И все сие совершается помимо всякого размышления; ни
о чем не
думаешь, ничего определенного не видишь, но в
то же время чувствуешь какое-то беспокойство, которое кажется неопределенным, потому что ни на что в особенности не опирается.
Он не мог уже
думать о самом вопросе смерти, но невольно ему приходили мысли
о том, что теперь, сейчас, придется ему делать: закрывать глаза, одевать, заказывать гроб.
Но он не сделал ни
того, ни другого, а продолжал жить, мыслить и чувствовать и даже в это самое время женился и испытал много радостей и был счастлив, когда не
думал о значении своей жизни.
О матери Сережа не
думал весь вечер, но, уложившись в постель, он вдруг вспомнил
о ней и помолился своими словами
о том, чтобы мать его завтра, к его рожденью, перестала скрываться и пришла к нему.