Неточные совпадения
А если нет ничего, так лежит, неподвижно по целым дням, но лежит, как будто трудную работу делает: фантазия мчит его дальше Оссиана, Тасса и даже Кука — или бьет лихорадкой какого-нибудь встречного ощущения, мгновенного впечатления, и он встанет усталый, бледный, и долго не придет
в нормальное
положение.
Они одинаково прилежно занимались по всем предметам, не пристращаясь ни к одному исключительно. И после,
в службе,
в жизни, куда их ни сунут,
в какое
положение ни поставят — везде и всякое дело они делают «удовлетворительно», идут ровно, не увлекаясь ни
в какую сторону.
Там царствует бесконечно разнообразный расчет: расчет роскоши, расчет честолюбия, расчет зависти, редко — самолюбия и никогда — сердца, то есть чувства. Красавицы приносят все
в жертву расчету: самую страсть, если постигает их страсть, даже темперамент, когда потребует того роль, выгода
положения.
Широкая затея — это вояж: прикинуться графиней
в Париже, занять палаццо
в Италии, сверкнуть золотом и красотой, покоряя мимоходом того, другого, смотря по рангу,
положению, фортуне.
Его пронимала дрожь ужаса и скорби. Он, против воли, группировал фигуры, давал
положение тому, другому, себе добавлял, чего недоставало, исключал, что портило общий вид картины. И
в то же время сам ужасался процесса своей беспощадной фантазии, хватался рукой за сердце, чтоб унять боль, согреть леденеющую от ужаса кровь, скрыть муку, которая готова была страшным воплем исторгнуться у него из груди при каждом ее болезненном стоне.
— Вот что значит Олимп! — продолжал он. — Будь вы просто женщина, не богиня, вы бы поняли мое
положение, взглянули бы
в мое сердце и поступили бы не сурово, а с пощадой, даже если б я был вам совсем чужой. А я вам близок. Вы говорите, что любите меня дружески, скучаете, не видя меня… Но женщина бывает сострадательна, нежна, честна, справедлива только с тем, кого любит, и безжалостна ко всему прочему. У злодея под ножом скорее допросишься пощады, нежели у женщины, когда ей нужно закрыть свою любовь и тайну.
Она сделала движение, встала, прошлась по комнате, оглядывая стены, портреты, глядя далеко
в анфиладу комнат и как будто не видя выхода из этого
положения, и с нетерпением села
в кресло.
Щека ее была у его щеки, и ему надо было удерживать дыхание, чтобы не дышать на нее. Он устал от этого напряженного
положения, и даже его немного бросило
в пот. Он не спускал глаз с нее.
Будь она
в Москве,
в Петербурге или другом городе и
положении, — там опасение, страх лишиться хлеба, места положили бы какую-нибудь узду на ее склонности. Но
в ее обеспеченном состоянии крепостной дворовой девки узды не существовало.
— A propos [Кстати (фр.).] о деньгах: для полноты и верности вашего очерка дайте мне рублей сто взаймы: я вам… никогда не отдам, разве что будете
в моем
положении, а я
в вашем…
Он успел определить ее отношения к бабушке, к Марфеньке,
положение ее
в этом уголке и все, что относится к образу жизни и быта.
Голова показалась с улицы
в окно столовой. Все трое, Татьяна Марковна, Марфенька и Викентьев, замерли, как были, каждый
в своем
положении.
Это тоже не случайная скука, постигающая кого-нибудь
в случайном
положении:
в болезни,
в утомительной дороге,
в карантине; там впереди опять виден конец.
Но какие капитальные препятствия встретились ему? Одно — она отталкивает его, прячется, уходит
в свои права, за свою девическую стену, стало быть… не хочет. А между тем она не довольна всем
положением, рвется из него, стало быть, нуждается
в другом воздухе, другой пище, других людях. Кто же ей даст новую пищу и воздух? Где люди?
Райский вошел
в гостиную после всех, когда уже скушали пирог и приступили к какому-то соусу. Он почувствовал себя
в том
положении,
в каком чувствует себя приезжий актер, первый раз являясь на провинциальную сцену, предшествуемый толками и слухами. Все вдруг смолкло и перестало жевать, и все устремило внимание на него.
Этого она ни за что не скажет ему: молод он, пожалуй, зазнается, а она покажет ему внимание иначе, по-своему, не ставя себя
в затруднительное
положение перед внуком и не давая ему торжества.
Райский пошел домой, чтоб поскорее объясниться с Верой, но не
в том уже смысле, как было положено между ними. Победа над собой была до того верна, что он стыдился прошедшей слабости и ему хотелось немного отметить Вере за то, что она поставила его
в это
положение.
Он трепетал от радости, создав
в воображении целую картину — сцену ее и своего
положения, ее смущения, сожалений, которые, может быть, он забросил ей
в сердце и которых она еще теперь не сознает, но сознает, когда его не будет около.
Все это может быть, никогда, ни
в каком отчаянном
положении нас не оставляющее, и ввергнуло Райского если еще не
в самую тучу страсти, то уже
в ее жаркую атмосферу, из которой счастливо спасаются только сильные и
в самом деле «гордые» характеры.
— Ну, я боролся что было сил во мне, — ты сама видела, — хватался за всякое средство, чтоб переработать эту любовь
в дружбу, но лишь пуще уверовал
в невозможность дружбы к молодой, прекрасной женщине — и теперь только вижу два выхода из этого
положения…
Он захватил ковш воды, прибежал назад: одну минуту колебался, не уйти ли ему, но оставить ее одну
в этом
положении — казалось ему жестокостью.
Три дня прожил лесничий по делам
в городе и
в доме Татьяны Марковны, и три дня Райский прилежно искал ключа к этому новому характеру, к его
положению в жизни и к его роли
в сердце Веры.
И вдруг отрезвлялся, чуял ложь этого ее «вас люблю», ложь своей пьяной уверенности
в ее любви, ложь своего
положения.
Он был задумчив, угрюм, избегал вопросительных взглядов бабушки, проклиная слово, данное Вере, не говорить никому, всего меньше Татьяне Марковне, чем и поставлен был
в фальшивое
положение.
Пока она молилась, он стоял погруженный
в мысль о ее
положении,
в чувство нежного сострадания к ней, особенно со времени его возвращения, когда
в ней так заметно выказалось обессиление
в тяжелой борьбе.
«Что он такое, иезуит?.. или
в самом деле непреклонная честность говорит
в нем теперь и ставит ее
в опасное
положение?» — мелькнул
в ней луч сомнения.
— Не мучайся и не мучай меня… — шептала она кротко, ласково. — Пощади — я не вынесу. Ты видишь,
в каком я
положении…
— Что мне теперь делать, Вера? уехать —
в каком
положении я уеду! Дай мне вытерпеть казнь здесь — и хоть немного помириться с собой, со всем, что случилось…
— Полно, воображение рисует тебе какое-то преступление вместо ошибки. Вспомни,
в каком
положении ты сделал ее,
в какой горячке!..
Вера была не
в лучшем
положении. Райский поспешил передать ей разговор с бабушкой, — и когда, на другой день, она, бледная, измученная, утром рано послала за ним и спросила: «Что бабушка?» — он, вместо ответа, указал ей на Татьяну Марковну, как она шла по саду и по аллеям
в поле.
Она лежала все
в том же
положении, как целый день вчера.
Вера и бабушка стали
в какое-то новое
положение одна к другой. Бабушка не казнила Веру никаким притворным снисхождением, хотя, очевидно, не принимала так легко решительный опыт
в жизни женщины, как Райский, и еще менее обнаруживала то безусловное презрение, каким клеймит эту «ошибку», «несчастье» или, пожалуй, «падение» старый, въевшийся
в людские понятия ригоризм, не разбирающий даже строго причин «падения».
«Вот она, „новая жизнь“!» — думала она, потупляя глаза перед взглядом Василисы и Якова и сворачивая быстро
в сторону от Егорки и от горничных. А никто
в доме, кроме Райского, не знал ничего. Но ей казалось, как всем кажется
в ее
положении, что она читала свою тайну у всех на лице.
— Вы святая! Вы никогда не были
в моем
положении… — говорила она, как будто про себя. — Вы праведница!
В особенно затруднительном
положении очутилась Василиса. Она и Яков, как сказано, дали обет, если барыня придет
в себя и выздоровеет, он — поставит большую вызолоченную свечу к местной иконе
в приходской церкви, а она — сходит пешком
в Киев.
«…и потому еще, что я сам
в горячешном
положении. Будем счастливы, Вера! Убедись, что вся наша борьба, все наши нескончаемые споры были только маской страсти. Маска слетела — и нам спорить больше не о чем. Вопрос решен. Мы,
в сущности, согласны давно. Ты хочешь бесконечной любви: многие хотели бы того же, но этого не бывает…»
— Я как-нибудь, через брата, или соберусь с силами и сама отвечу на эти письма, дам понять,
в каком я
положении, отниму всякие надежды на свидание. А теперь мне нужно пока дать ему знать только, чтоб он не ходил
в беседку и не ждал напрасно…
Вера, глядя на него, угадала, что он во второй раз скатился с своего обрыва счастливых надежд. Ее сердце, женский инстинкт, дружба — все бросилось на помощь бедному Тушину, и она не дала рухнуть окончательно всем его надеждам, удержав одну, какую только могла дать ему
в своем
положении, — это безграничное доверие и уважение.
Тушин молча подал ему записку. Марк пробежал ее глазами, сунул небрежно
в карман пальто, потом снял фуражку и начал пальцами драть голову, одолевая не то неловкость своего
положения перед Тушиным, не то ощущение боли, огорчения или злой досады.
— Да, вы правы, я такой друг ей… Не забывайте, господин Волохов, — прибавил он, — что вы говорите не с Тушиным теперь, а с женщиной. Я стал
в ее
положение и не выйду из него, что бы вы ни сказали. Я думал, что и для вас довольно ее желания, чтобы вы не беспокоили ее больше. Она только что поправляется от серьезной болезни…
Райский ходил по кабинету. Оба молчали, сознавая каждый про себя затруднительное
положение дела. Общество заметило только внешне признаки какой-то драмы
в одном углу. Отчуждение Веры, постоянное поклонение Тушина, независимость ее от авторитета бабушки — оно знало все это и привыкло.
За отсутствием Татьяны Марковны Тушин вызвался быть хозяином Малиновки. Он называл ее своей зимней квартирой, предполагая ездить каждую неделю, заведовать домом, деревней и прислугой, из которой только Василиса, Егор, повар и кучер уезжали с барыней
в Новоселово. Прочие все оставались на месте, на своем
положении. Якову и Савелью поручено было состоять
в распоряжении Тушина.