Неточные совпадения
А как удержать краски
на предметах, никогда не
взглянуть на них простыми глазами и не увидеть, что зелень не зелена, небо не сине, что Марк не заманчивый герой, а мелкий либерал, Марфенька сахарная куколка, а
Вера…»
Райский долго боролся, чтоб не глядеть, наконец украдкой от самого себя
взглянул на окно
Веры: там тихо, не видать ее самой, только лиловая занавеска чуть-чуть колышется от ветра.
Он злобно ел за обедом, посматривая исподлобья
на всех, и не
взглянул ни разу
на Веру, даже не отвечал
на ее замечание, что «сегодня жарко».
— Да… правильные черты лица, свежесть, много блеску… — говорил он монотонно и,
взглянув сбоку
на Веру, страстно вздрогнул. Красота Беловодовой погасла в его памяти.
Он достал из угла натянутый
на рамку холст, который готовил давно для портрета
Веры, взял краски, палитру. Молча пришел он в залу, угрюмо, односложными словами, велел Василисе дать каких-нибудь занавесок, чтоб закрыть окна, и оставил только одно; мельком исподлобья
взглянул раза два
на Крицкую, поставил ей кресло и сел сам.
Вера сидела у двери, тыкала иглой лоскуток какого-то кружева и частенько зевала, только когда
взглядывала на лицо Полины Карповны, у ней дрожал подбородок и шевелились губы, чтобы сдержать улыбку.
Райский и
Вера бросились к ней и посадили ее
на диван. Принесли воды, веер, одеколону — и
Вера помогала ей оправиться. Крицкая вышла в сад, а Райский остался с
Верой. Он быстро и злобно
взглянул на нее.
Вера думала, что отделалась от книжки, но неумолимая бабушка без нее не велела читать дальше и сказала, что
на другой день вечером чтение должно быть возобновлено.
Вера с тоской
взглянула на Райского. Он понял ее взгляд и предложил лучше погулять.
— Да не подсматривал! это… скверно… — сквозь зубы проговорил он,
взглянув на окно
Веры.
Райский сунул письмо в ящик, а сам, взяв фуражку, пошел в сад, внутренне сознаваясь, что он идет
взглянуть на места, где вчера ходила, сидела, скользила, может быть, как змея, с обрыва вниз, сверкая красотой, как ночь, —
Вера, все она, его мучительница и идол, которому он еще лихорадочно дочитывал про себя — и молитвы, как идеалу, и шептал проклятия, как живой красавице, кидая мысленно в нее каменья.
— Дай мне
взглянуть на тебя, что с тобой,
Вера? Какая ты резвая, веселая!.. — заметил он робко.
До света он сидел там, как
на угольях, — не от страсти, страсть как в воду канула. И какая страсть устояла бы перед таким «препятствием»? Нет, он сгорал неодолимым желанием
взглянуть Вере в лицо, новой
Вере, и хоть взглядом презрения заплатить этой «самке» за ее позор, за оскорбление, нанесенное ему, бабушке, всему дому, «целому обществу, наконец человеку, женщине!».
Он
взглянул на часы, сказал, что через час уедет, велел вывести лошадей из сарая
на двор, взял свой бич с серебряной рукояткой, накинул
на руку макинтош и пошел за
Верой в аллею.
Бабушка лежала с закрытой головой. Он боялся
взглянуть, спит ли она или все еще одолевает своей силой силу горя. Он
на цыпочках входил к
Вере и спрашивал Наталью Ивановну: «Что она?»
Вера быстро
взглянула на нее с жадностью раза два, три, потом печально опустилась
на подушки.
Вера,
взглянув на письмо, оцепенела, как будто от изумления, и с минуту не брала его из рук Якова, потом взяла и положила
на стол, сказав коротко: «Хорошо, поди!»
Прошло четверть часа. Он, схватив палитру, покрыл ее красками и,
взглядывая горячо
на Веру, торопливо, как будто воруя, переносил черты ее лица
на полотно.
На другой день в полдень
Вера, услыхав шум лошадиных копыт в ворота,
взглянула в окно, и глаза у ней
на минуту блеснули удовольствием, увидев рослую и стройную фигуру Тушина, верхом
на вороном коне, въехавшего во двор.
Райскому хотелось докончить портрет
Веры, и он отклонил было приглашение. Но
на другой день, проснувшись рано, он услыхал конский топот
на дворе,
взглянул в окно и увидел, что Тушин уезжал со двора
на своем вороном коне. Райского вдруг потянуло за ним.
— Ее история перестает быть тайной… В городе ходят слухи… — шептала Татьяна Марковна с горечью. — Я сначала не поняла, отчего в воскресенье, в церкви, вице-губернаторша два раза спросила у меня о
Вере — здорова ли она, — и две барыни сунулись слушать, что я скажу. Я
взглянула кругом — у всех
на лицах одно: «Что
Вера?» Была, говорю, больна, теперь здорова. Пошли расспросы, что с ней? Каково мне было отделываться, заминать! Все заметили…
В последнее мгновение, когда Райский готовился сесть, он оборотился,
взглянул еще раз
на провожавшую его группу. Он, Татьяна Марковна,
Вера и Тушин обменялись взглядом — и в этом взгляде, в одном мгновении, вдруг мелькнул как будто всем им приснившийся, тяжелый полугодовой сон, все вытерпенные ими муки… Никто не сказал ни слова. Ни Марфенька, ни муж ее не поняли этого взгляда, — не заметила ничего и толпившаяся невдалеке дворня.
Он боялся, что когда придет к Лопуховым после ученого разговора с своим другом, то несколько опростоволосится: или покраснеет от волнения, когда в первый раз
взглянет на Веру Павловну, или слишком заметно будет избегать смотреть на нее, или что-нибудь такое; нет, он остался и имел полное право остаться доволен собою за минуту встречи с ней: приятная дружеская улыбка человека, который рад, что возвращается к старым приятелям, от которых должен был оторваться на несколько времени, спокойный взгляд, бойкий и беззаботный разговор человека, не имеющего на душе никаких мыслей, кроме тех, которые беспечно говорит он, — если бы вы были самая злая сплетница и смотрели на него с величайшим желанием найти что-нибудь не так, вы все-таки не увидели бы в нем ничего другого, кроме как человека, который очень рад, что может, от нечего делать, приятно убить вечер в обществе хороших знакомых.
Неточные совпадения
Пугачев
взглянул на меня быстро. «Так ты не веришь, — сказал он, — чтоб я был государь Петр Федорович? Ну, добро. А разве нет удачи удалому? Разве в старину Гришка Отрепьев не царствовал? Думай про меня что хочешь, а от меня не отставай. Какое тебе дело до иного-прочего? Кто ни поп, тот батька. Послужи мне
верой и правдою, и я тебя пожалую и в фельдмаршалы и в князья. Как ты думаешь?».
Вопросительно
взглянув на Варавку,
Вера Петровна пожала плечами, а Варавка пробормотал:
Вера Петровна вздохнула,
взглянув на часы, прислушиваясь к чему-то.
Наконец мы, более или менее, видели четыре нации, составляющие почти весь крайний восток. С одними имели ежедневные и важные сношения, с другими познакомились поверхностно, у третьих были в гостях,
на четвертых мимоходом
взглянули. Все четыре народа принадлежат к одному семейству если не по происхождению, как уверяют некоторые, производя, например, японцев от курильцев, то по воспитанию, этому второму рождению, по культуре, потом по нравам, обычаям, отчасти языку,
вере, одежде и т. д.
— По-моему, необходимо заявить коллективный протест, — решительным голосом сказала
Вера Ефремовна, вместе с тем нерешительно и испуганно
взглядывая на лица то того, то другого. — Владимир заявил, но этого мало.