Неточные совпадения
—
Ну, нет, не одно и то же: какой-то англичанин вывел комбинацию, что одна и та же сдача карт может повториться лет в тысячу только…
А шансы?
А характеры игроков, манера каждого, ошибки!.. Не одно и то же!
А вот с женщиной биться зиму и весну! Сегодня, завтра… вот этого я не понимаю!
— Оставим этот разговор, — сказал Райский, —
а то опять оба на стену полезем, чуть не до драки. Я не понимаю твоих карт, и ты вправе назвать меня невеждой. Не суйся же и ты судить и рядить о красоте. Всякий по-своему наслаждается и картиной, и статуей, и живой красотой женщины: твой Иван Петрович так, я иначе,
а ты никак, —
ну, и при тебе!
—
Ну, играю, и что же? Ты тоже играешь и обыгрываешь почти всегда,
а я всегда проигрываю… Что же тут дурного?
—
А все-таки каждый день сидеть с женщиной и болтать!.. — упрямо твердил Аянов, покачивая головой. —
Ну о чем, например, ты будешь говорить хоть сегодня? Чего ты хочешь от нее, если ее за тебя не выдадут?
— Ты на их лицах мельком прочтешь какую-нибудь заботу, или тоску, или радость, или мысль, признак воли:
ну, словом, — движение, жизнь. Немного нужно, чтоб подобрать ключ и сказать, что тут семья и дети, значит, было прошлое,
а там глядит страсть или живой след симпатии, — значит, есть настоящее,
а здесь на молодом лице играют надежды, просятся наружу желания и пророчат беспокойное будущее…
—
Ну, везде что-то живое, подвижное, требующее жизни и отзывающееся на нее…
А там ничего этого нет, ничего, хоть шаром покати! Даже нет апатии, скуки, чтоб можно было сказать: была жизнь и убита — ничего! Сияет и блестит, ничего не просит и ничего не отдает! И я ничего не знаю!
А ты удивляешься, что я бьюсь?
—
Ну, Иван Иваныч, не сердитесь, — сказала Анна Васильевна, — если опять забуду да свою трефовую даму побью. Она мне даже сегодня во сне приснилась. И как это я ее забыла! Кладу девятку на чужого валета,
а дама на руках…
—
Ну, она рассказала — вот что про себя. Подходил ее бенефис,
а пьесы не было: драматургов у нас немного: что у кого было, те обещали другим,
а переводную ей давать не хотелось. Она и вздумала сочинить сама…
—
Ну, не пустой ли малый! — восклицал учитель. — Не умеет сделать задачи указанным, следовательно, облегченным путем,
а без правил наобум говорит. Глупее нас с тобой выдумывали правила!
—
А ну-ка, перескажи все горы в Европе! — или: — все порты Средиземного моря.
—
Ну вас к черту! — говорит первый ученик. — Тут серьезным делом заниматься надо,
а они пилят!
—
Ну,
ну,
ну… — хотела она сказать, спросить и ничего не сказала, не спросила,
а только засмеялась и проворно отерла глаза платком. — Маменькин сынок: весь, весь в нее! Посмотри, какая она красавица была. Посмотри, Василиса… Помнишь? Ведь похож!
—
Ну, об этом после,
а теперь завтракать скорей и отдохни с дороги…
—
Ну, так вы никогда не уедете отсюда, — прибавил Райский, — вы обе здесь выйдете замуж, ты, Марфенька, будешь жить в этом доме,
а Верочка в старом.
— Будешь задумчив, как навяжется такая супруга, как Марина Антиповна! Помнишь Антипа?
ну, так его дочка!
А золото-мужик, большие у меня дела делает: хлеб продает, деньги получает, — честный, распорядительный, да вот где-нибудь да подстережет судьба! У всякого свой крест!
А ты что это затеял, или в самом деле с ума сошел? — спросила бабушка, помолчав.
—
Ну,
а как я не женюсь, и кружев не надо, то решено, что это все Верочке и Марфеньке отдадим… Так или нет?
—
Ну,
а если этот безбожник или картежник понравится тебе!..
— Еще бы не помнить! — отвечал за него Леонтий. — Если ее забыл, так кашу не забывают…
А Уленька правду говорит: ты очень возмужал, тебя узнать нельзя: с усами, с бородой!
Ну, что бабушка? Как, я думаю, обрадовалась! Не больше, впрочем, меня. Да радуйся же, Уля: что ты уставила на него глаза и ничего не скажешь?
—
А если все, так будешь сыт.
Ну, вот, как я рад. Ах, Борис… право, и высказать не умею!
—
Ну, уж святая: то нехорошо, другое нехорошо. Только и света, что внучки!
А кто их знает, какие они будут? Марфенька только с канарейками да с цветами возится,
а другая сидит, как домовой, в углу, и слова от нее не добьешься. Что будет из нее — посмотрим!
—
Ну, уж выдумают: труд! — с досадой отозвалась Ульяна Андреевна. — Состояние есть, собой молодец: только бы жить,
а они — труд! Что это, право, скоро все на Леонтья будут похожи: тот уткнет нос в книги и знать ничего не хочет. Да пусть его! Вы-то зачем туда же!.. Пойдемте в сад… Помните наш сад!..
—
Ну, не поминай же мне больше о книгах: на этом условии я только и не отдам их в гимназию, — заключил Райский. —
А теперь давай обедать или я к бабушке уйду. Мне есть хочется.
—
Ну, за это я не берусь: довольно с меня и того, если я дам образцы старой жизни из книг,
а сам буду жить про себя и для себя.
А живу я тихо, скромно, ем, как видишь, лапшу… Что же делать? — Он задумался.
—
Ну, слава Богу, вот вы и наш гость, благополучно доехали… — продолжал он. —
А Татьяна Марковна опасались за вас: и овраги, и разбойники… Надолго пожаловали?
— Да, да, следовательно, вы делали, что вам нравилось.
А вот, как я вздумал захотеть, что мне нравится, это расстроило ваши распоряжения, оскорбило ваш деспотизм. Так, бабушка, да?
Ну, поцелуйте же меня, и дадим друг другу волю…
— Да как же это, — говорила она, — счеты рвал, на письма не отвечал, имение бросил,
а тут вспомнил, что я люблю иногда рано утром одна напиться кофе: кофейник привез, не забыл, что чай люблю, и чаю привез, да еще платье! Баловник, мот! Ах, Борюшка, Борюшка,
ну, не странный ли ты человек!
Ну,
а кто лежебокой был или прозевал, загубил дар судьбы — сам виноват!
—
Ну, хорошо, бабушка:
а помните, был какой-то буян, полицмейстер или исправник: у вас крышу велел разломать, постой вам поставил против правил, забор сломал и чего-чего не делал!
—
Ну, как хочешь,
а я держать тебя не стану, я не хочу уголовного дела в доме. Шутка ли, что попадется под руку, тем сплеча и бьет! Ведь я говорила тебе: не женись,
а ты все свое, не послушал — и вот!
—
Ну, смотри, пеняй на себя! Я напишу к Борису Павловичу, Марина не моя,
а его, — как он хочет.
—
А! грешки есть:
ну, слава Богу!
А я уже было отчаивался в тебе! Говори же, говори, что?
—
Ну, дремлете: вон у вас и глаза закрыты. Я тоже, как лягу, сейчас засну, даже иногда не успею чулок снять, так и повалюсь. Верочка долго не спит: бабушка бранит ее, называет полунощницей.
А в Петербурге рано ложатся?
—
Ну, вот видите!
А я у ней пока всего сотню какую-нибудь яблок сорвал через забор!
—
А! испугались полиции: что сделает губернатор, что скажет Нил Андреич, как примет это общество, дамы? — смеялся Марк. —
Ну, прощайте, я есть хочу и один сделаю приступ…
—
Ну, неси.
А вино есть ли?
—
Ну, начал приседать, растерял палку, калоши, потом сел наземь и попросил извинения.
А я выстрелил на воздух и опустил ружье — вот и все.
—
Ну,
а потом? Там в Петербурге есть академия…
— Как не готовили? Учили верхом ездить для военной службы, дали хороший почерк для гражданской.
А в университете: и права, и греческую, и латинскую мудрость, и государственные науки, чего не было?
А все прахом пошло. Ну-с, продолжайте, что же я такое?
—
Ну, я все уладил: куда переезжать? Марфенька приняла подарок, но только с тем, чтобы и вы приняли. И бабушка поколебалась, но окончательно не решилась, ждет — кажется, что скажете вы.
А вы что скажете? Примете, да? как сестра от брата?
—
Ну, слава Богу, улыбнулось красное солнышко! — заметила Татьяна Марковна. —
А то смотреть тошно.
— Как чем? Не велите знакомиться, с кем я хочу, деньгами мешаете распоряжаться, как вздумаю, везете, куда мне не хочется,
а куда хочется, сами не едете.
Ну, к Марку не хотите, я и не приневоливаю вас, и вы меня не приневоливайте.
—
Ну, ты ее заступница! Уважает, это правда,
а думает свое, значит, не верит мне: бабушка-де стара, глупа,
а мы молоды, — лучше понимаем, много учились, все знаем, все читаем. Как бы она не ошиблась… Не все в книгах написано!
— Ты не красней: не от чего! Я тебе говорю, что ты дурного не сделаешь,
а только для людей надо быть пооглядчивее!
Ну, что надулась: поди сюда, я тебя поцелую!
—
Ну, иной раз и сам: правда, святая правда! Где бы помолчать, пожалуй, и пронесло бы,
а тут зло возьмет, не вытерпишь, и пошло! Сама посуди: сядешь в угол, молчишь: «Зачем сидишь, как чурбан, без дела?» Возьмешь дело в руки: «Не трогай, не суйся, где не спрашивают!» Ляжешь: «Что все валяешься?» Возьмешь кусок в рот: «Только жрешь!» Заговоришь: «Молчи лучше!» Книжку возьмешь: вырвут из рук да швырнут на пол! Вот мое житье — как перед Господом Богом! Только и света что в палате да по добрым людям.
—
Ну ладно, пойдемте ко мне,
а здесь не пригоже оставаться, — сказал он.
—
Ну, так останьтесь так. Вы ведь недолго проносите свое пальто,
а мне оно года на два станет. Впрочем — рады вы, нет ли,
а я его теперь с плеч не сниму, — разве украдете у меня.
— Ей-богу, не придется.
Ну, так, если мое пророчество сбудется, вы мне заплатите триста рублей…
А мне как бы кстати их выиграть!
—
Ну,
а если не я,
а она бы влюбилась и стонала?